– Он направлялся в колумбийский город Картахена, верно? – спрашиваю я. – Ты отправлял кого-нибудь в Колумбию, чтобы продолжить поиски?
Как и несколько мгновений назад, ты угрожающе напрягаешься и поворачиваешь голову в мою сторону. Я чувствую тепло, исходящее от твоего тела.
– Откуда ты узнала, куда именно он отправился?
Я встаю с кровати и подхожу к окну. Звук твоего голоса превращается в блестящее, темное, маслянистое озеро. Я чувствую холод, поскольку оторвана от тепла твоего тела и покрыта смазкой. На фоне темнеющего неба четко выделяется мой силуэт, и это точно влияет на тебя, что может дать мне преимущество. Я прекрасно понимаю: несмотря на то, что мы только что занимались любовью, мы не были так далеки друг от друга с тех самых пор, как приехали в этот пляжный домик.
Я повышаю голос, чтобы ты хорошо расслышал каждое слово, но сохраняю доброжелательный тон. Информация сама по себе не из приятных, поэтому не думаю, что стоит усугублять положение дел.
– Я была там, когда моя мать познакомилась с мужчиной, пока просила переделать полетный лист в Колумбию. Ей написали, что она не явилась на рейс, а ее попутчик попросил, чтобы ее превратили из незваной гостьи в пассажирку, которая имеет право подняться на борт. Я помню, что тогда Картахена показалось мне весьма интересным словом. Такое необычное сочетание твердого и мягкого. Ты же знаешь, что мне нравятся всякие словечки. И я запомнила имя. Пол Тирни. Я даже не помню, какой псевдоним тогда был у моей матери, но я навсегда запомнила имя твоего отца.
Потом ты отказался от фамилий отца и отчима, поэтому взял себе первую понравившуюся фамилию – Блэк. И эту же фамилию передал мне. Ты решил создать наследие, не омраченное прошлым, но прошлое все равно преследует тебя.
Позади меня раздается скрип матраса.
– Наши родители были знакомы?
В доме тихо и томно, вечер продолжается, а наша любовь замерла, словно задержала дыхание.
– Она тогда заплатила наличкой, – продолжаю я. – Это была толстенная пачка купюр. Я не могла оторвать взгляд от этой огромной зеленой пачки, лежавшей на столе между нами. Мы тогда были бедными. И я удивилась, что у нее откуда-то взялось столько налички, не говоря о том, что она готова была ее кому-то отдать. Я помню, как она дрожащей рукой положила деньги на стол, вот и все.
Я замолкаю, пытаясь воскресить в памяти другие воспоминания, но они все похожи на фигуры в облаке клубящегося тумана. Есть только фрагменты образов и впечатлений. Я даже не уверена, что не приукрашиваю собственные впечатления, чтобы заполнить пробелы. Это было давным-давно, я тогда была совсем ребенком, который очень любил свою мать.
Ты молчишь. Ты достаточно сообразителен, чтобы осознавать, что не можешь вытянуть из меня прошлое и не можешь сомневаться в моих словах. Это ужасный момент – предстать перед любимым полностью обнаженной, осознавая, что ты отдаляешься от него, погружаясь в непроглядную мглу. Возможно, ты даже поймешь меня. Примешь тот факт, что я – обратная сторона золотой монетки с изображением Лили. Я подхожу для того, чтобы сохранить твои фантазии о ней, но непригодна для сохранения прежних приятных воспоминаний.
Хотя, в конце концов, она была не такой уж лилейно-белоснежной, верно?
Ты поднимаешься с кровати. Из мансардного окна в ванной льется достаточно света, чтобы подчеркнуть твою высокую, мощную фигуру на фоне окна. Мы – две тени, которые вроде бы находятся рядом, но между нами целая комната и целые жизни, наполненные секретами.
– Она собрала свои вещи еще за неделю до этого. – Кончиком пальца я касаюсь обручального кольца. – Поскольку она не стала собирать мои вещи и не попросила меня собрать сумку, я поняла, что она отправится без меня. В том, что она оставила меня совершенно одну, не было ничего странного. Я уже была достаточно взрослой, чтобы в отсутствие матери включить себе телевизор или разогреть еду в микроволновке. Когда я перешла в среднюю школу, она стала пропадать на большие промежутки времени. Она давала мне деньги на карманные расходы, оставляла еду в холодильнике и говорила, чтобы я не пропускала школу, чтобы ей не звонили учителя… ведь дома никого не было, чтобы ответить на их звонок. Думая об этом сейчас, я даже не знаю, собиралась ли она возвращаться из той поездки в Колумбию. Ты же знаешь, сколько денег присвоил твой отец. Она, наверное, подумала, что это ее шанс. Конечно, твой отец должен был знать, что если рискнет вернуться сюда, его сразу же арестуют.
Мое внимание привлекает какое-то движение на пляже. Я замечаю, что наш сосед, внук Бена, смотрит на меня с берега. Я не двигаюсь, зная, что я – всего лишь темная фигура на фоне темной комнаты. Я вспоминаю его слова о том, что на протяжении последних шести лет он видел меня именно здесь. Чувство дежавю захлестывает меня, и я едва не падаю в обморок от внезапного головокружения. Я даже не слышу, а чувствую, что ты встал и протянул руку, чтобы поддержать меня, но я жестом останавливаю тебя.
– Нет, я в порядке. Позволь мне закончить.
Сейчас я бы не вынесла твоего прикосновения. Я заперта в воспоминаниях ребенка, которым когда-то была, и взрослой женщины, которой являюсь сейчас. И обе грани делают меня пугающе слабой и уязвимой.
– Думаешь, они были любовниками? – спрашиваешь ты, придвинувшись поближе.
– Любовь не имела к этому никакого отношения. По крайней мере, для моей матери. Она была неспособна кого-то любить. Думаю, она увидела в твоем отце приличный банковский счет, а он – просто красивую женщину. Кейн, пойми, из-за нее мужчины совершали самые разные необъяснимые поступки. Для нее не составляло труда крутить мужчинами так, как ей было нужно.
– Я понимаю.
Я наблюдаю, как Роберт поворачивается и идет вдоль линии прилива.
– Ты и представить себе не можешь, какой женщиной она была.
Ты подходишь ко мне сзади и обнимаешь, прижимаясь своей головой к моему плечу.
– Разве это сложно?
– Я всего лишь ее бледная копия.
– Но ты расцветаешь, когда находишься рядом со мной. Твои глаза блестят, когда ты смотришь на меня.
Ты сказал, что рядом с тобой я в безопасности. И неопровержимым доказательством является твое терпение в ожидании ответов на свои вопросы. Описывать начало пересечения наших жизней – это все равно что снимать слои одежды. Я чувствую призрачный поцелуй воздуха на моей коже, и этого достаточно, чтобы свести меня с ума.
Обдавая меня теплом, ты шепчешь:
– Если бы она была неспособна любить, то никогда бы не была такой же привлекательной, как ты.
Твои слова – прямое следствие привязанности ко мне, в которую меня учили не верить. В каком-то далеком уголке сознания я слышу голос матери, высмеивающий мою безнадежную сентиментальность и неутолимую тоску по тебе. Ее смех эхом отдается в моем сознании. Я мысленно вижу этот бессердечный блеск в ее глаза, таких же ярко-зеленых, как мои собственные. Этим взглядом она говорит мне, что все складывается именно так, как она предсказывала. Она все предвидела и знала обо всем заранее. Ничего не ускользнуло от ее взора. И поэтому она ни капли не удивлена.
Несмотря на ее безжалостное воспитание, любовь застала меня врасплох. У любви твое лицо, она говорит твоим голосом. Я чувствую это, когда твоя кожа касается моей. Ты погубил меня. И это еще один ценный урок. Каждый такой урок, который я выучила, только приближал меня к тому, чтобы стать копией матери.
– Я хочу услышать от тебя миллион ответов. – Ты прижимаешься к моей спине. – И не только о моем отце. Я хочу знать все.
Холод, пронизывающий меня до костей, отступает, когда я чувствую прикосновение твоей обнаженной груди. Каждое сказанное мной слово обжигает горло, будто я выплевываю кислоту.
– У твоего отца было много слабостей, но моя мать, наверное, стала единственной женщиной в мире, которая сумела ими воспользоваться. И вполне возможно, что по дороге в аэропорт он понял, что не хочет бросать тебя и отказываться от привычного образа жизни, но моя мать уже была близка к тому, чтобы прибрать к рукам его деньги, поэтому не могла его отпустить. Кейн, у них что-то пошло не так, поэтому никто из них не сел на тот рейс. Она вернулась домой с деньгами, но с тех самых пор твоего отца никто не видел.
