Ульяна Соболева - Восемь. Знак бесконечности

А может мне так кажется? Я просто не хочу верить, что Данте Марини способен на все это потому что… Потому что – что?

Посмотрела на свое отражение в зеркале и приложила пальцы к следам на горле…

Потому что когда Марини прошептал мне: «Скажи, что любишь…» мне ужасно захотелось сказать, что да – люблю.

Почему люди считают, что любовь приходит со временем? Почему ее разбивают на какие-то сроки, месяцы, года, измеряют степенью понимания и привязанности, привычки? Разве нехватка человека, дикая тяга, сумасшедшее желание не могут назваться любовью? Кто определяет критерии? Я прожила с Алексом два года и не любила его. Я не испытывала к нему и десятой доли того, что испытала к Данте за пару недель.

Так что значит любовь? Алекс говорил мне о любви и трахал мою лучшую подругу, а потом стоял под моими окнами и набирал мой номер телефона. Разве это любовь? Но ведь Алекс считает это любовью.

– Кэт!

Я вздрогнула, дверь приоткрылась, и показалось лицо Ферни.

– Прости, что лезу сюда… но там у Хэндли истерика, бьется головой о стены и орет, как ненормальный. Может, успокоишь его? Какие-то словечки… ну там особенные. Гипноз… – он усмехнулся.

– Да, я сейчас.

– С тобой все хорошо?

– Да, спасибо, я в порядке.

– Парни посмотрели твою квартиру. Там все чисто. Ничего не нашли. Но ты смени замки. У Ли ведь были твои ключи… ну сама понимаешь.

Я кивнула и медленно выдохнула. Конечно, понимаю.

Вышла в коридор и замерла, сердце пропустило несколько ударов, а потом сильно забилось прямо в горле. По коридору шел Марини в сопровождении невысокого, лысоватого мужчины. Адвокат Чико, скорее всего.

Они прошли мимо меня, и Данте посмотрел мне в глаза… По телу прошла неконтролируемая дрожь.

Волна электрического тока… Какой тяжелый у него взгляд, ощутимый физически каждой клеткой тела, и в тот же момент совершенно непроницаемый. Ни одной эмоции. Так же можно было посмотреть на стену или предмет мебели. На меня пахнуло запахом его парфюма, и я судорожно сглотнула, не удержалась и посмотрела вслед. Марини не обернулся. А у меня внутри все сжалось. Как быстро человек может стать чужим. По щелчку пальцев. И нет ничего, и не было. Я не знаю его. Он не знает меня. Пару разговоров, крышесносный секс и на этом все. Он по-прежнему Данте Марини, а я уже одна из…

Выдохнула, стараясь успокоиться. Я подумаю об этом дома. Когда никто и ничто не будет мне мешать, но в горле запершили слезы. Дьявол. Я за эти недели плакала больше, чем за всю свою жизнь.

Эрик Хэндли успокоился довольно быстро, особенно после того, как я сказала, что мы вызовем скорую и отправим его в больницу Подозреваю, что его не так испугала сама угроза, как то, что там в его крови обнаружат наркотики. А он под кайфом, я видела это по расширенным зрачкам и неадекватному поведению.

Но в отличие от Чико, мне удалось его разговорить сразу. Эрик любил говорить о себе. Много говорить. Временами мне казалось, что он готов рассказать все, лишь бы быть в центре внимания. Как сказал Чико – у каждого свое одиночество.

Мистер Хэндли окружал сына опекой и чрезмерной заботой, и все же парень явно нуждался во внимании. Я понимала, что связывало таких разных мальчиков, как Эрик и Альдо – потеря матери в раннем возрасте. Они нашли что-то общее, что-то, что объединяло их в маленькую команду аутсайдеров среди детей с полноценными семьями.

– Расскажи мне о своей маме, Эрик. Ты любил свою маму? Какая она была?

Я ожидала, что сейчас Эрик взахлеб расскажет мне о ней так же, как до этого рассказывал о себе, но он вдруг затих, отвернулся к стене.

– Я ее не помню.

– Совсем? У тебя ведь есть фотографии?

Он не ответил, только светлые брови сошлись на переносице.

– Твои детские фотографии, со свадьбы родителей?

– Нет.

– Как нет? Вообще ни одной?

– Ни одной.

– Они потерялись при ремонте?

Парень вдруг резко повернулся ко мне:

– Что вы пристали? Какая вам разница как выглядела моя мать? Ее нет. Она умерла! Давно! Понятно вам? Я сжег ее фотографии. Все! До единой. Ее и отца. Давно сжег.

Мне стало не по себе, когда Эрик повернулся ко мне. Вдруг в этом пустом взгляде, где до этого плескалось поверхностное бахвальство, появился мрак. Такая тьма, от которой по коже пошел мороз. В этой тьме я видела маленького мальчика, который чего-то сильно боится, отчаянно боится.

– Ты не хотел на них смотреть, потому что это больно?

– Он не хотел на их смотреть!

– Кто он?

– Отец! Он спустил их в чулан и сбросил к старому хламу. А я нашел и сжег. Не хотел, чтобы они валялись там, а потом их выкинули на свалку. Я высыпал пепел в коробку из-под конфет и поставил ее под кровать.

– Как умерла твоя мама, Эрик?

Внутри меня зарождался какой-то хаос. Я еще не могла понять, что именно не дает покоя, что сжирает и заставляет сильно нервничать. Так нервничать, что вспотели ладони.

– Она упала с лестницы. На инвалидной коляске. У нее было больное сердце. Стало плохо и… она…

Парень вдруг обхватил лицо руками и вздрогнул.

– Эрик, а ты был дома, когда это случилось?

– НЕТ! – резко вскинул голову. – Меня не было! Никого не было. Что вы пристали ко мне?! Зачем вам все это?! Я ничего не помню. Ничего не знаю. Меня уже допрашивали! Я все тогда рассказал!

Что вы еще хотите? Я ничего не видел. Я и ему сказал! Ничего не видел!

У него началась истерика, самая настоящая паническая атака. Мне пришлось закончить беседу и попросить, что бы ему принесли стакан воды. В коридоре я услышала голос мистера Хэндли. Он кричал на Алекса:

– У мальчика расстройства. Тяжелая затяжная депрессия после смерти матери. Он принимает препараты. А вы забрали его без лекарства! Я подам встречный иск!.. Он несовершеннолетний. Вы должны были вначале вызвать меня! И допрашивать Эрика при мне!

«Я и ему сказал! Я ничего не видел!»

Я вошла в здание колледжа, поздоровалась с уборщиками и поднялась к себе в кабинет. В это время все обычно уже расходились по домам.

Мне не хотелось возвращаться к себе после недавнего инцидента, да и в школьном компьютере намного больше информации, чем в личном, я имею доступ к архивам и досье учеников. Я не знала, что ищу, точнее, мои мысли были похожи на пазл из тысячи кусочков, которые раскиданы в разные стороны, и я примерно представляю целую картинку, но ее еще нужно составить. И откуда начинать, я понятия не имею.

Прикрыла за собой дверь и села в кресло. Открыла ноутбук и страницу интернета.

Вбила в поисковике «Элизабет Хэндли, похороны». Поисковик тут же выдал мне статьи и заметки о смерти матери Эрика. Ничего нового, я об этом слышала и читала в досье мальчика.