31
***
И зачем им два номера?.. Всё равно ведь в одном сидят. Помылись только каждый в своём, а потом Сергей завалился к Ромашке в комнату в одном халате, захватив с собой бутылку шампанского и кучу еды.
— Откуда это всё? — спросила Рита удивлённо, рассматривая многочисленные принесённые вкусности — тонко порезанную сырокопчёную колбасу, сырную тарелку, фрукты и пирожные.
— Заказал. Тут же ресторан есть, Ромашка, забыла? Они кормят не только внизу, но и по желанию могут принести еду в номер. Так что ни в чём себе не отказывай.
Рита тоже сидела на постели в одном халате — он был белый, махровый и очень уютный — с распущенными мокрыми волосами, и Сергей не удержался — погладил их. Провёл ладонью по всей длине — а волосы у Ромашки были почти до пояса — и увидел, как она улыбнулась, откидывая голову, чтобы ему было удобнее её трогать.
— Приятно? — спросил Мишин, и Рита кивнула.
— Да. Знаешь, в детстве я всегда любила, когда мама делала мне причёски. И она тоже любила… — Ромашка запнулась на секунду, вздохнула. — А в четырнадцать лет я перестала даваться. Сама себе всё крутила, поначалу неумело, а потом лучше и лучше, но без удовольствия. И вообще я частенько не могла понять, действительно ли что-то доставляет мне удовольствие, на самом ли деле я хочу этого, или это просто бунт, противоречие, назло маме? Нет, не совсем назло, конечно… Я просто делала какие-то вещи наоборот, толком не понимая, сознательное ли это решение или так, лишь бы поспорить…
— Подростковый возраст, — Сергей наклонился, поцеловал Ромашку в затылок, а потом взял со стола кусок сыра и отправил себе в рот. — В этом возрасте многие бунтуют по делу и без.
— В этом возрасте — да. Но у меня этот возраст несколько затянулся, Серёж… Я до сих пор толком не могу разобраться в каких-то своих поступках. Вот, например… Зачем я уехала во Францию? Мама в то время начала капать мне на мозг, что я закоснела, не развиваюсь, тухну и так далее… Да ещё и развод с Матвеем… Мне предложили работу во Франции — и я смылась из России, не поняв, а действительно ли оно мне надо? Хочу ли я там работать? Или это просто для того, чтобы уехать подальше от мамы? А заодно доказать ей, что я не закоснела и не стухла, а очень даже востребована в рабочем плане…
Из Мишина психолог всегда был так себе. Вот и в этот раз он совершенно не знал, что ответить Рите. Поэтому буркнул наугад:
— Думаешь, ты одна такая?
— Что? — Она не поняла, нахмурилась и обернулась.
— Ты не одна такая, Ромашка. Очень многие люди, совершая какие-то поступки, до конца не ведают, так ли уж это им нужно, или это просто принцип, долг или бунт, как в твоём случае. Многие вообще всю жизнь плывут по течению и даже не пытаются это осознать, в отличие от тебя.
— Я просто всегда хотела понять, кто я и что я, — сказала Рита тихо, почему-то посмотрев на свои ладони. — И какая я…
— Ты хорошая, — улыбнулся Сергей. — Очень хорошая и добрая. А остальное уже из разряда каких-то очень сложных философских теорий. Я тоже, знаешь, не смогу сказать, какой я, в двух предложениях.
— Но зато ты чувствуешь себя… кем-то. А я никем себя не чувствую.
— Неправда, Ромашка. Просто ты зацепилась за это ощущение, которое возникло у тебя в четырнадцать, и никак не можешь от него отцепиться. Как фантомные боли, слышала? У человека отняли руку, а она продолжает болеть.
Нет, наверное, всё-таки из Мишина не такой уж плохой психолог. Вон как Рита заулыбалась. Обернулась, обняла его обеими руками и прижалась крепко-крепко.
Если бы она хоть один раз сделала это, когда они учились в институте, у Мишина, наверное, совсем мозг бы вытек. И он не смог бы больше обижать Ромашку. Никогда.
Но увы — Рита его не обнимала. Впрочем, нечего сетовать — сам виноват…
— А почему ты никогда не приходила на встречи выпускников? — спросил Сергей, тоже обнимая Ромашку. Погладил её по голове, запустил пальцы во влажные и мягкие волосы на затылке. — Народ тебя каждый раз очень ждал.
— Да? — Она, казалось, удивилась. — А я думала, что совершенно там никому не нужна. Я видела ваши призывы в соцсетях, когда заходила к тебе на страницу, но…
— Ты заходила ко мне на страницу?!
— Угу. Мне было интересно, как ты живёшь, что делаешь, здоров ли. Да-да, я мазохист, я знаю. Так вот, я у тебя каждый год видела эти призывы с датами, которые ты на стене своей вывешивал. Потом иногда заходила, чтобы фотки со встреч посмотреть… Но прийти самой? Нет, Серёж.
— Очень зря, Ромашка, — сказал Мишин тихо. — Мы ведь… выросли. И поверь, все бы очень хотели перед тобой извиниться.
— Вы, может, и выросли. А я, наверное, нет. — Рита усмехнулась, изо всех сил сжимая пальцами халат Сергея. — Мне было так тяжело тогда, в четырнадцать, на первом курсе. Да и потом тоже… Я оказалась одна против всего мира, понимаешь? Разочаровалась в маме. Я была растеряна, как человек, попавший на необитаемый остров. Я отчаянно нуждалась в поддержке… А что получила вместо неё? Бесконечные издевки. Ты — понятно… Но ведь никто из однокурсников меня не поддержал. Не сказал тебе — не надо, Мишин. Она же ребёнок. Почему?
— Потому что мы тоже были детьми, Ромашка. Семнадцать-восемнадцать… Глупые дети. И завистливые. Ты ведь была исключительной.
