Лифта не было, и подниматься пришлось пешком. Маркангасс шёл впереди. По пути я отметила свежевымытые ступени и горшки с цветами на каждом этаже. Тётя жила на четвёртом… Стоило позвонить, как дверь тут же открыли, как будто стояли за ней.
— Здравствуйте! — поздоровался немолодой мужчина почему-то сначала с Маркангассом, а потом с нами. — Проходите, — заметно нервничая, пригласил нас он. Маркангасс не сдвинулся с места, а мы вошли.
— Катерина! — позвал он.
Мужчине было около пятидесяти. Волос почти нет, и большая лысина глянцево блестела в свете электрической лампочки, что горела в коридоре. Синяя рубашка плотно обтягивала пивной животик.
В узком коридоре было не развернуться и он пригласил нас в комнату.
— Можете не разбуваться, — сказал нам. Бросил взгляд поверх моей головы на высокородного. Смутился. Порозовела даже лысина.
— Пойдёмте! — позвал нас за собой, спешно отворачиваясь.
В комнате на диване сидели дети семейства. Стоял накрытый праздничный стол.
— Знакомьтесь, это наша старшенькая, Анжелка, — указал он на симпатичную светловолосую девушку с ярким макияжем, одетую в обтягивающее мини платье.
— Это Светлана, — представил он вторую девочку. Тоже светловолосую, как и сестра. Она была миловидная, но не такая красивая, как старшая.
— А это мой Иван, — с гордостью он указал на мальчика. — Меня Владимиром зовут.
— Людмила, — представилась я. Чуть замявшись, решила, что надо представить и своего спутника. — Днай Астарт аль Саргатанс… Мой знакомый, который помог вас найти.
Говорить о его статусе не стала, чтобы не усугублять положение. Хозяин и так нервничал.
— Катерина! — позвал он жену.
— Уже иду! — отозвался женский голос. — Сегодня от волнения весь день из туалета не выхо… Я обернулась, навстречу ей, а она осеклась, увидев нас.
Пышная женщина за сорок. Она так и застыла в дверях, впившись в меня взглядом. Вьющиеся светлые волосы создавали нимб над её головой.
— Вылитая Серёга! Их порода, — заявила она, отмерев и заходя в комнату. На дейгасса она бросила опасливый взгляд. — Здрасте…
— Серёга? — севшим голосом спросила её. Почему-то стало обидно, что во мне нет ничего от матери.
— Папаша твой. Потащил Лизку за собой в город и бросил. Если бы не он… — печально вздохнула она.
— Это вам, — протянула я подарки детям, чтобы хоть как-то разрушить гнетущую атмосферу.
Пока они их разворачивали и ахали, все немного оживились. Я попросила посмотреть альбом с фотографиями моей мамы.
— Я всего лишь несколько снимков нашла. Все дома остались, — сообщила она и взяла альбом, который лежал на виду. Наверное, заранее подготовила и достала. — А тебя как зовут?
— Людмила.
— А я Катерина. Я ещё девочкой была, когда твоя мать в город уехала. Вот мы, перед самым отъездом, — ткнула она пальцем в фотографию.
Я увидела на ней светловолосую девушку с косой через плечо. Миловидная, без косметики. Она улыбалась в камеру открытой улыбкой, обнимая девочку. Мы мало с ней были похожи. Она была крупной в кости, но не полной, а я более тонкокостная. Разве только стиль одежды совпадал. На фотографии мама была в джинсах и майке на бретельках. Я тоже в повседневной жизни предпочитаю джинсы из-за удобства.
Высокородный приблизился, тоже рассматривая фотографию из-за моего плеча.
— А вы…? — посмотрела женщина с него на меня.
— Это мой знакомый, который помог вас найти, — быстро произнесла я, не давая возможности ему ответить.
— Ааа, — протянула она, но похоже сделала свои выводы.
— Что же мы стоим? Давайте к столу! — спохватилась она.
Если вначале знакомство проходило немного натянуто, то дальше начался форменный кошмар. Нас усадили за стол. Высокородного во главе, меня рядом на стул. Со мной села тетя. Дети остались сидеть на диване. Дядя зачем-то пошёл к магнитофону и включил восточную музыку. Анжела же почему-то встала и вышла из комнаты.
— Мы слышали, что в столице дорогому гостю принято еду подавать прям на теле девственницы. Анжелка у нас… да… не побрезгуйте, — нервно произнёс хозяин дома, отирая вспотевшие ладони о штаны.
Тут появилась и сама девушка, переодетая в восточную одежду. Её наряд состоял из расшитого лифчика, выгодно подчёркивающего высокую грудь и пышной юбки с высокими разрезами. В руках она несла маленький поднос с рюмкой. Девушка танцующей походкой подошла к высокородному. Потрясла бёдрами и грудью и, прогнувшись, поставила на свой бюст рюмку, как раз в ложбинку между грудями.
Я расширенными глазами следила за всем этим представлением, даже не зная, как реагировать. Её пышная грудь взволнованно вздымалась и водка немного расплескалась.
— Я не пью, — отрывисто произнёс высокородный.
— Не знали. Извините! — заволновался мужчина. — Что кушать будете? Анжела, положи…
Я не поняла, что и куда она должна была положить: на тарелку дейгассу или себе на грудь. Девушка вернулась в вертикальное положение, только забыла о рюмке и она перевернулась на неё.
«А может и не забыла», — подумала я, наблюдая за тем, как ручейки побежали по её телу, а она ничуть не смутилась, лишь бурно дышала. Не знаю, чего она ожидала от дейгасса. Может, что он схватит салфетку и начнёт их промокать?
— Я не голоден, — произнёс высокородный, глядя на хозяина дома и игнорируя девушку. И вроде спокойно сказал, но все окружающие почувствовали его неудовольствие.
— Извините, если что не так… Как лучше хотели, — ещё сильнее разволновался мужчина. Отвернувшись, он выключил протяжные восточные мотивы. Не оборачиваясь к нам, схватил полотенце и промокнул лысину и лицо. Уровень напряжения в комнате возрос в разы. Даже мальчик притих, который до этого вертел вертолёт и с тревогой смотрел на взрослых, не понимая, что случилось и чего все молчат.
Анжела ушла переодеваться, а тётя, чтобы заполнить возникшую паузу, заговорила:
— Сестра приезжала к нам, уже после расставания с Серёгой на выходные. Её утром стошнило, и мать тут же поинтересовалась, не принесёт ли она в подоле. Лизка нам так и не призналась, что залетела и в тот же день уехала. Я больше её и не видела.
— Неужели она больше не приезжала? — удивилась я. Ладно во время беременности, но она же год ещё была жива после моего рождения.
— Нет. Они поссорились с матерью. Та стала попрекать, что зря она уехала. Ею попользовались и бросили, а ей теперь люди будут глаза колоть непутёвой дочерью. Лизка гордая была, сразу после этого собралась и сказала, что ноги её больше дома не будет. Так и вышло… Живой она уже не вернулась.
