***
С утра Северус еле заставил себя вернуться обратно в школу. Хорошо ещё, что было воскресенье, и не было нужды встречаться с тупыми студентами. Когда Северус ещё только спускался к завтраку, ему было ужасно стыдно за свою слабость. Разумеется, он пришёл к Люциусу просто машинально. Малфой-мэнор ещё с детства ассоциировался у него с убежищем и просто спокойным местом, где ему всегда рады. Люциус так и просидел с ним до ночи, не задавая никаких вопросов. Скорее всего, он догадался, что Дамблдор поручил Северусу сделать что-то ужасное или тяжёлое. Потому что когда провожал его от поместья до границы антиаппарационного барьера, сказал, что очень за него волнуется и взял с него слово, что если что-то случится, Северус придёт за помощью к нему, даже если это будет опасно для Малфоя. И Северус был безмерно благодарен другу и за эти слова, и вообще, за всё, что он сделал для него вчера.
Но теперь нужно было решать, что же делать дальше. На самом деле, решать уже было нечего. Всё и так продумал за него Дамблдор. И Северус обязан был подчиниться. Он прекрасно понимал это, но от этого становилось только хуже. Он ощущал себя мелкой пешкой в показательной шахматной партии, где все ходы уже расписаны и продуманы заранее. На Дамблдора он был ужасно зол.
Вначале Альбус поставил его перед фактом, что он должен будет его убить, и Северус даже смирился с этим. Теперь Альбус сообщил ему, что и Гарри тоже должен умереть. И сказать ему об этом и даже… проследить, если можно так выразиться, за этим тоже должен Северус. Кажется, Дамблдор хочет повесить на него слишком много смертей. И Северус понял, что если он последние пятнадцать лет своей нелёгкой жизни считал искуплением, то он не просто заблуждался, а был в корне не прав. Это был просто отдых по сравнению с тем, что ему ещё предстоит сделать. И отказаться он уже не мог. Нет, Альбус не просил его. Он никогда, впрочем, не просил. Он просто ставил перед фактом. И Северус прекрасно знал, что, как бы ему это ни было тяжело, всё произойдёт именно так, как планирует Дамблдор. А значит Северусу остаётся только пообижаться на директора несколько дней, а потом идти продолжать разговор. В принципе, с этим всё было ясно. Непонятным оставался только один вопрос: что делать с Гарри?
Северус редко не знал ответа на какой-то вопрос, но сейчас он действительно не имел понятия, как поступить. Он дал слово Дамблдору наладить с Поттером отношения. И он это сделал. Значит, портить их он не имеет права. А разрыв означал бы именно это. Соответственно, прекращать отношения с Гарри ему не следует. Оставалось только вести себя как обычно, как до этого, только постараться постепенно «отвязать» себя от Гарри, чтобы потом он всё-таки смог сказать ему правду. Хоть он и понимал, что сделать это будет совсем нелегко, особенно после того, что тот сказал ему о своих чувствах. Гарри был влюблён, да и Северус накануне понял, что тоже испытывает к нему определённые чувства, помимо влечения и хорошего расположения. Получается, что им нужно будет расстаться не расставаясь, а как это сделать, Северус понятия не имел. Он был умным человеком, который всегда мог найти выход из трудной ситуации, но в делах любви ему определённо не хватало опыта. Впрочем, — Снейп горько усмехнулся — вряд ли у кого-нибудь вообще когда-то был опыт в том, что придётся сделать ему с Гарри.
Терзаемый этими сомнениями, он дошёл от Хогсмида до школы, спустился в подземелья и обнаружил под дверью своих комнат Гарри. Вернее, голову Гарри, которая устало прислонилась к стене, вися в воздухе. По-видимому, Поттер сидел на пороге.
— Что ты тут делаешь? — спросил Северус как можно прохладнее: пока что он не решил, как теперь вести себя с Гарри.
— Ты не ночевал дома? — вопросом на вопрос ответил Гарри.
— Это не должно тебя волновать, — сухо ответил Северус.
Выражение лица Гарри сразу изменилось, как только он услышал его уставший голос.
— О… Ты был… В смысле, у тебя был вызов?
— Да. — Северус раздумывал недолго.
— Ох, прости. А то я уже чёрт знает что начал думать.
— Ревнуешь? — спросил его Северус и всё-таки позволил себе лёгкую ухмылку.
Гарри поднялся с пола и скинул мантию.
— А пусть даже и ревную, — тоже улыбнулся он. — Тебе жалко что ли?
— Нет, — Северус пожал плечами. — Просто ревность — глупое чувство. И бестолковое.
— Не впустишь меня? — Гарри кивком указал на дверь.
— Извини, я бы хотел сначала привести себя немного в порядок, — пробормотал Северус, вновь возвращая своим интонациям усталость: уж лучше пусть Гарри думает, что его всю ночь пытали.
— Ах, да… Конечно. Извини. Мы увидимся вечером?
— Я… Не уверен. Лорд поручил мне срочно приготовить одно сложное зелье.
— Но я уже сказал вчера Рону и Гермионе, что у нас с тобой сегодня занятие, — возразил Гарри.
— Ну, ты ведь можешь позаниматься и один. А я подойду, если освобожусь раньше. Хорошо?
— Как скажешь.
Гарри пожал плечами, а потом потянулся и вполне невинно поцеловал Северуса. Северус подумал, что ему стоит быть осмотрительнее. Всё-таки коридор подземелий — не самое безопасное место для такого проявления чувств. Но всё же он не смог оттолкнуть Гарри. Северус не хотел так его обижать. В конце концов, Гарри был не виноват, что Альбус распланировал его жизнь за него.
Снейп проводил Гарри мрачным взглядом, отпер дверь и зашёл к себе в комнату. Но не успел он переодеться и растопить камин, как в дверь постучали. Вначале Северус подумал, что это Гарри, который забыл ему что-то сказать. Но каково же было его удивление, когда, открыв дверь, он увидел на пороге Ремуса Люпина в дорожной мантии. Тот как всегда приветливо улыбался, а в руках у него была какая-то картина, завёрнутая в ткань. Северус вспомнил, что как раз приближается полнолуние, перед которым Люпин всегда приезжал к нему за свежей порцией аконитового зелья.
— Здравствуй, Люпин, — поздоровался Северус, отходя в сторону и давая ему войти.
Люпин вошёл молча, но как только дверь за ним закрылась, обернулся и быстро выпалил:
— Северус, я знаю всё про вас с Гарри.
Глава 18.
Услышав эти слова, Северус замер. Признаться, он ожидал от себя какой-то более бурной реакции, но события последних двух дней так его вымотали, что у него просто больше не осталось сил на удивления или возмущения. Он продолжал стоять, глядя оборотню в глаза. По-видимому, такая реакция смутила Люпина, потому что он потупился и покраснел.
— Извини, я случайно услышал ваш разговор только что, — виноватым голосом сказал он.
