Ставит стакан и садится напротив меня с чашкой кофе. Ловлю себя на мысли, что хочу выплеснуть воду в его наглую бородатую морду. Вспышка агрессии такая явственная, яркая, что я сжимаю кулаки, и ногти впиваются в кожу ладоней. Жаркая взволнованность обратилась в злобу. И причина в том, в чем отказываюсь признаваться. Я в принципе не приемлю понятие “недотрах”, от которого я страдаю уже несколько лет.
Жадно выхлебываю воду и со стуком ставлю пустой стакан. Порываюсь встать, и Родион задает вопрос, который меня бьет арматурой по голове.
— Почему у вас с Сергеем нет детей?
— А это не твое дело, — голос у меня севший и тихий.
— В ком проблема? В тебе?
— Пошел нахер! — поддаюсь в его сторону. — Что, ребенка подумывал взять в заложники?
— Это не ответ, Яна.
Вопрос детей для меня, как красная тряпка для быка. Если с родственниками я могу сдержать в себе ярость, которая просыпается во мне при очередном вопросе “А когда детки? Часики тикают”, то перед Родионом выдавливать вежливую улыбку и юлить я не буду. Я брошу в него стакан, от которого он отшатнется в сторону и надменно вскинет бровь. Звон осколков, и бью кулаком по столу:
— Не твое дело!
— Значит, в Сергее?
— Во мне. В ком же еще?
Сдуваю локон со лба и выхожу из кухни. Проблема во мне. Это я просрала молодость, я пустила жизнь на самотек, я решила закрыть глаза на проблемы в браке и бездействовать, пребывая в анабиозе.
— Вернись в дом, — на террасе перед крыльцом стоит Алекс и пялится в смартфон.
— Мне и воздухом нельзя подышать?
— Подыши, — чешет бровь и касается экрана. — В любом случае, далеко не убежишь, а если убежишь, то вернем, но лучше не бегай. Нам меньше мороки. Уладим дело с твоим мужем и живи спокойно.
— Спокойно уже не будет, — раздраженно цежу сквозь зубы и скрываюсь в доме. — Да и не было.
В холле вновь сталкиваюсь с Родионом. Шагает к выходу, небрежно держа телефон у уха и со строгостью недовольного отца кому-то говорит, мельком взглянув на меня:
— Чтобы встретила меня в чулках и на коленях с открытым ртом.
Разворачиваюсь и возмущенно провожаю негодяя взглядом, который прячет телефон в карман брюк и приглаживает пятерней волосы.
— Ты отвратителен, — слова сами срываются с губ.
Молча выходит и закрывает за собой дверь, и я зла, что меня и мою грубость проигнорировали, будто я пустое место. Сажусь на ступеньку, подперев лицо ладонями.
— Иди спать, — в дом возвращается невозмутимый Алекс.
— А бухгалтерша… — я вздыхаю и продолжаю, — которую мой муж… она красивая?
Я должна знать, с кем Сергей завел интрижку. После коленей и открытого рта в груди проклюнулись ростки ревности, которая была задавлена страхом и паникой.
— Иди спать.
— Ответь, — я слабо улыбаюсь и тихо добавляю, — пожалуйста.
Алекс оглядывается на дверь, а затем вновь смотрит на меня.
— Альтернативно красивая.
— Это как?
— Без слез не взглянешь.
— Не надо меня утешать и обманывать. Скажи правду.
— Правда в том, что эта орчиха в проем двери с трудом протискивается, — Алекс чешет затылок. — У меня бы и с виагрой не встал.
— Ясно, — поднимаюсь на ноги, пораженная его честностью.
Не хочу принимать правду, что Сергей вступил в связь с женщиной из-за меркантильных интересов. Может, он все-таки влюбился, а идея выкрасть деньги ему пришла потом? Орчиха ли, красавица ли не имеет, на самом деле, значения. Я смогла бы понять измену, которая родилась из симпатии, но не из-за желания использовать человека, чтобы подобраться к чужим деньгам.
Меня передергивает, словно я обмазалась чем-то липким, склизким и холодным. Мне надо принять ванну, чтобы смыть фантомную грязь. И как жаль, что душу мне не выстирать от пятен разочарования.
Глава 6. Тайна злого Дракона
Открываю глаза, вскрикиваю и отползаю к краю кровати, у которой стоит статная женщина в стильном брючном костюме цвета фуксии. Лицо жесткое, седое каре с прямой челкой подчеркивает ее острый хищный нос, а тонкие губы недовольно поджаты.
— Встань, — ледяным голосом командует она, — дай я на тебя посмотрю.
— А вы еще кто?
— Виолетта. И тут я по капризу одного нашего знакомого.
— Какого?
Виолетта уничижительно смотрит мне в глаза и цедит сквозь зубы:
— Родиона естественно.
— Он вас тоже похитил? — в изумлении шепчу я.
Господи, вот же ненасытное мурло. Одной пленницы ему недостаточно, решил себе и даму в годах приволочь?
— Встань.
— Хватит мне приказывать!
Виолетта сжимает переносицу и вздыхает. На пленницу она не тянет. И очень жаль. Мы бы могли бы с ней подружиться по причине нашего общего незавидного положения.
— Я здесь не для того, чтобы нянчиться с одной из шлюх Родиона, — ядовито шипит она и рявкает. — Встань!
Меня аж подбрасывает с кровати от ее зычного голоса. Не женщина, а прапорщик!
— Сними этот ужас, — Виолетта повелительно машет рукой, намекая, что ей не по вкусу мой халат. — Немедленно.
Через минуту упрямого молчания она заявляет:
— Я позову мальчиков Родиона. Я теряю терпение.
И ведь позовет. В серых глазах вижу решительность и твердое намерение меня раздеть. Скидываю халат, закрываю грудь рукой, и Виолетта выуживает из кармана портняжную ленту:
— Да боже мой, выпрями плечи и не закрывайся. Меня твои сиськи ничем не удивят. Они же у тебя не золотые!
Так-то Виолетта права. Мне не шестнадцать лет, чтобы стесняться наготы. Она окидывает меня цепким взглядом, подходит и с равнодушием измеряет объемы груди, талии и бедер.
— Размер ноги?
— Тридцать шестой.
— Подбородок выше, — она холодными пальцами приподнимает мое лицо. — И не забываем об осанке. Именно осанка делает женщину женщиной. Господи, и что он в тебе нашел?
Улавливаю в голосе Виолетты неприязнь и ревность, но не ревность любовницы, а ее подруги.
— Он меня похитил.
— Да мне начхать.
— Позвоните в полицию.
— Очень любопытно. И что же сделают наши бравые борцы за справедливость? — Виолетта с издевкой приподнимает бровь и скручивает ленту. — Можешь не отвечать. Ничего они с Родионом не сделают. Он с ними на короткой ноге.
— Хотя бы скажите, где я нахожусь территориально? — не теряю надежды достучаться до холодной стервы.
— Ты не дотягиваешь до ее уровня, — Виолетта царственно вскидывает голову и, стуча каблучками, идет прочь.
— О ком речь-то? Вы мне хоть скажите, на кого мне равняться, а то я прям в растерянности.
— О Светлане, — кидает на меня пренебрежительный взгляд и выплывает из комнаты.
Стою в одних трусах, оплеванная с ног до головы незнакомой теткой и хлопаю ресницами. Накидываю на плечи халат, запахиваюсь и выскакиваю в коридор:
— Вы не имеете никакого морального права оскорблять меня, — окликаю Виолетту, которая оглядывается на меня у лестницы. Делаю к ней несколько злых шагов. — И я не шлюха Родиона, увы. Я тут нахожусь против воли.
— Мне, что, слезу пустить? — насмешливо фыркает. — Плак-плак?
— Нет, вам бы рот закрыть, — приглаживаю лацканы его приталенного пидажчка и поднимаю взгляд. — Словесный понос не красит женщину, Виолетта.
Щурится, отстраняется и торопливо спускается по лестнице, а затем оборачивается, смерив оценивающим взглядом, и задумчиво кивает своим мыслям.
— Через пару часов заглянет мой помощник. Я подберу тебе что-нибудь приличное.
— Что? — в небольшом изумлении спрашиваю я.
— Ты, может, и пленница, но расхаживать в халате и босиком все равно неприемлемо. Да и халат ли это, дорогуша? Какой-то мешок с поясом. Кошмар.
И кривится, чтобы я точно поняла: мешок с поясом стоит выкинуть или сжечь. Наверное, она права. Халат-то из синтетики, а не из хлопка, как вещала пронырливая продавщица на рынке. Я ведь тогда подозревала, что меня самым наглым образом обманывают о тибетском хлопчатнике, что растет в горах среди снега.
