слушал мой разговор с врачом, параллельно следя за тем, как медсестра меняет капельницу.
Врач не сообщил толком ничего нового, повторив примерно то же, что уже успел сказать мне Марк. Предполагалось, что я задержусь в больнице где-то на неделю, и, если повторное рентгеновское обследование не выявит никаких проблем, меня отпустят домой, чтобы я продолжил лечиться самостоятельно. В конечном счёте весь процесс лечения и восстановления сводился к отдыху и отсутствию излишних физических и умственных нагрузок.
«Скука какая», — думал я, слушая, как врач рассказывает мне про необходимость соблюдения постельного режима и правильной диеты для более скорого выздоровления. Можно было подумать, что я, будучи новоиспечённым безработным, мог позволить себе платную реабилитацию и действительно собирался задерживаться в клинике на неделю, а потом ещё столько же валяться дома.
Мне наконец-то дали выпить болеутоляющее, и головная боль отступила. Учитывая то, что ничего, кроме раскалывающейся черепушки меня в общем-то не беспокоило, я был готов прямо сегодня же уйти домой, однако врач, услышав о моём намерении, покачал головой.
— Не стоит об этом беспокоиться. Я прослежу, чтобы он соблюдал все ваши рекомендации. И, разумеется, никто не пойдёт сегодня домой, — отозвался Марк.
Врача такое положение вещей удовлетворило, потому что он явно не хотел тратить своё время на лишние увещевания нерадивых пациентов. Повернувшись к Марку, он напомнил ему:
— Часы посещений у нас с девяти до шести, не забудьте. И приходите через три недели, посмотрим вашу руку и скорее всего уже снимем гипс. Перелом у вас не очень серьёзный, должен быстро срастись.
— Ага, — небрежно бросил Марк, всё это время не переставая смотреть на меня.
Врач ушёл, однако нужно было ещё уладить некоторые бюрократические формальности с медсестрой. Понадобилось минут десять для того, чтобы я продиктовал ей все свои данные. Молодая девушка в голубоватой форме настолько тщательно выводила буквы в своём формуляре, что мне уже хотелось поторопить её и спросить, почему она мешает мне выполнять указания врача, нагружая мои пострадавшие мозги таким большим количеством вопросов.
Бумаг пришлось заполнить не мало, поскольку Марк, хоть и был знаком со мной, не смог сообщить санитарам скорой помощи никакой информации, помимо моих имени с фамилией и даты рождения, потому что уже давно ничего не знал обо мне помимо этих самых базовых вещей. Не говоря уже о том, что в прошлом жизнь каким-то образом уберегла его от таких подробностей моей непримечательной биографии, как наличие аллергий и хронических заболеваний. Однако от того факта, что Марк до сих пор не забыл, когда был мой день рождения, в моём сердце что-то шевельнулось.
Когда мы подошли к концу анкеты и медсестра спросила о моём месте работы, чтобы оформить больничный, я задумался. Врать при Марке особого смысла не было, но мне в голову пришла идея того, как можно было побыстрее избавиться от чрезмерно медлительной девушки. Пытаясь сохранять серьёзный вид, я ответил:
— Вы вряд ли слышали о такой компании. Я продиктую аббревиатуру по буквам, записывайте, — медсестра занесла ручку над листком бумаги, сосредоточенно слушая. — A… S… S… H… O…
Осознав, что за похабщину она заносит в официальный документ, девушка залилась краской. [Вас тоже бы смутило, если бы кто-то сказал вам, что работает в месте под названием «ASSHOLE»? По мне так отличное наименованип для компании.]
— Я поставлю прочерк, отдыхайте, — протараторила медсестра и смущённо удалилась из палаты.
Стоило двери захлопнуться за её спиной, как я вновь повернул голову в сторону Марка. Его карие глаза по-прежнему безотрывно смотрели на меня.
— Ты так скоро дыру во мне прожжёшь.
— Что это было?
— Это я у тебя хотел спросить. Не припомню, чтобы оставлял объявление о поиске сиделки.
Марк тяжело вздохнул. Подвинув стул ближе к моей койке, он произнёс уже более мягко:
— Тебя уволили?
— Вот ещё. Я сам ушёл. С начальником не поладили.
— Тогда всё понятно, это на тебя похоже, — на губах Марка появилось некое подобие слабой улыбки. — Мне тоже показалось, что эта медсестра копалась слишком долго. Хорошо, что ты её спровадил.
Человек напротив вёл себя так, будто между нами не было пропасти в шесть лет разлуки. Меня это мало смущало, потому что я едва ли держал на него какие-либо обиды. К тому же выходило, что он вроде как в очередной раз оказал мне помощь.
Тем не менее, я едва ли мог нащупать в тумане прошедших лет какой-либо верёвочный мост для того, чтобы по нему можно было пройти над образовавшимся между нами разломом. Избавившись с помощью лекарства от головной боли и вернувшись к способности ясно мыслить, я сказал прямо:
— Я благодарен тебе за то, что ты спас мою жизнь, и мне стыдно, что по моей вине ты повредил руку, но я не вижу ни одного повода для того, чтобы…
Марк не дал мне закончить, осторожно погладив здоровой рукой единственное живое место на моей ободранной щеке.
— Я рад, что ты не изменился. Значит, с тобой всё в порядке.
Хотел бы я ответить ему тем же, однако Марка, очевидно, подменили, поскольку раньше ему и под дулом пистолета не пришло бы в голову прикасаться ко мне в общественном месте. Хоть мы и были одни, дверь и стена палаты со стороны коридора были наполовину стеклянными, как того предписывали больничные правила. По коридору то и дело проносились работники клиники и размеренно курсировали разминавшие ноги пациенты, поэтому такого рода наше далеко не дружеское взаимодействие могли легко заметить.
— Что ты делаешь?
— Эрик, я понимаю, что ты скорее всего не хочешь меня видеть, но… Наверное, не каждый день можешь столкнуться на улице с тем, кого очень давно не видел, и при этом тут же чуть не потерять его вновь. Я уже однажды разминулся с тобой, но сейчас, если мне выпал шанс встретить тебя…
— У меня сейчас опять разболится от тебя голова. Если хочешь возобновить общение, так и скажи.
— А ты не против? — в вопросе слышалась надежда.
Я приподнялся в постели и принял полусидячее положение. Мне не нравилось разговаривать, валяясь как немощный. Не требовалось много времени для того, чтобы дать очевидный ответ. Облизнув сухие губы, я сказал со свойственной мне отходчивостью:
— С чего бы мне быть против? Если наши дороги когда-то разошлись, это не значит, что они никогда не должны пересекаться снова. Сколько мне, по-твоему, лет, чтобы я до сих пор злился на тебя, когда столько воды уже утекло? — в глазах Марка загорелись огоньки, но от полной радости его удержала моя следующая фраза. —
