— Что ты делаешь в моей комнате? — Спрашиваю я.
— Это моя комната! — Заикается она, глаза ее расширены от возмущения и страха.
Я прищуриваюсь, оглядывая комнату. Черт, как же темно, но даже в пьяном состоянии я медленно различаю различия. Не тот ковер. Не тот цвет стен. Черт, даже запах не тот, цветочный, а не дымчатая смесь моего одеколона и кожи.
— Какого хрена ты голая? — Мне удается выплюнуть. — Разве ты не няня?
Лицо Эммы вспыхивает глубоким красным цветом, когда она пытается прикрыться простыней.
— Я всегда так сплю. Я не ожидала, что кто-то войдет!
Я чувствую, как растет мой гнев, подстегиваемый алкоголем, текущим по моим венам.
— Это не совсем подходящее поведение для няни, не так ли?
Я подхожу к ней ближе, возвышаясь над ее миниатюрной фигурой. Ее глаза расширяются от страха, она пытается отступить, но ей некуда бежать. Она зажата между мной и кроватью.
— Я не приемлю такого поведения в своем доме, — рычу я, крепко хватая ее за запястье.
Эмма вздрагивает, ее глаза перебегают с ее запястья на мое лицо.
— Я не напрашивалась к тебе в дом. И к твоему сведению, это моя комната! Мне ее отдал Николай. — Огрызается Эмма, отводя взгляд от моего сжатого кулака.
Мои брови взлетают вверх.
— Это единственное, что он тебе отдал? Просто комнату? Или ты здесь, решила соблазнять нас?
— Отпусти меня! — Кричит она.
И я отпускаю ее запястье. Ее лицо становится еще более красным, в глазах вспыхивает возмущение. Эмма вскакивает, хватает первую попавшуюся одежду — рубашку и джинсы — и начинает поспешно надевать их.
Как раз в тот момент, когда она натягивает футболку через голову, дверь снова распахивается. Это Дмитрий, его глаза перебегают с полуодетой Эммы на мою стиснутую челюсть.
— Что, черт возьми, здесь происходит?
Его голос спокоен, но напряжение нарастает еще больше, настолько, что его можно резать ножом. Эмма быстро заканчивает одеваться и отходит от меня, оставляя между нами как можно большее расстояние. Дмитрий, похоже, замечает это и делает шаг к ней, не угрожающе протягивая руки.
— Что здесь произошло? — Мягко спрашивает он, пытаясь разрядить обстановку.
Я делаю глубокий вдох, пытаясь успокоить свое бешено колотящееся сердце.
— Она ошиблась комнатой, и она была голой, — говорю я сквозь стиснутые зубы.
Глаза Дмитрия слегка расширяются, но он остается спокойным.
— Неужели? Эмма, что происходит?
Эмма смотрит на меня, а затем поворачивается к Дмитрию.
— Мне отдал эту комнату Николай. Я не знала, что она принадлежит Александру.
Дмитрий медленно кивает, принимая информацию. Затем он поворачивается ко мне.
— Ты пьян, Александр! Покинь комнату. Немедленно.
— Ты не можешь указывать мне, что делать. — Я подхожу к нему.
Он не сводит с меня глаз.
— Могу и буду. Ты сейчас не в том состоянии, чтобы принимать решения. Иди в свою комнату и проспись, эта комната не твоя.
Я сжимаю кулаки, но понимаю, что он прав. Я поворачиваюсь на пятках и выхожу из комнаты, захлопывая за собой дверь.
Несмотря на толщину этих стен или отсутствие таковых, их голоса просачиваются сквозь них, донося до меня обрывки разговора, в который я не должен быть посвящен, но не могу игнорировать.
Я слышу голос Дмитрия, уже более мягкий:
— Эмма, он причинил тебе боль? Он прикасался к тебе так, как ты не хотела?
— Нет, Дмитрий, я в порядке, — отвечает Эмма дрожащим голосом. — Это было просто недоразумение, но спасибо, что спросил.
Из своей комнаты, дверь которой еще не до конца закрыта, я улавливаю обрывки голоса Дмитрия, более мягкого, более интимного, чем раньше.
— Эмма, если тебе когда-нибудь что-то понадобится или ты почувствуешь себя неловко, ты всегда можешь прийти ко мне, хорошо?
— Спасибо, Дмитрий, — ее голос звучит тронуто и даже с некоторым облегчением. — Я буду помнить об этом.
— Хочешь, я найду для тебя другую комнату? — Голос Дмитрия так чертовски внимателен, что это меня раздражает.
— Нет, все в порядке. Я пока останусь здесь. Александр теперь знает, что это моя комната, так что, думаю, проблем больше не будет, — отвечает Эмма.
— Хорошо. Приятных снов, Эмма.
— Спокойной ночи, Дмитрий.
Я слышу удаляющиеся шаги и понимаю, что все это время сжимал кулаки. Я делаю глубокий вдох, моя голова колотится в ритме с ускоренным сердцебиением. Когда я успел стать таким чертовски легким? Я падаю на кровать, но сон, похоже, сегодня будет неуловим. Я все время проигрываю в голове эту сцену, мягкий, защитный тон Дмитрия, облегченную реакцию Эммы, и все это оставляет во рту кислый привкус.
Дмитрий врывается в мою комнату, и я сразу же настораживаюсь.
— Когда-нибудь слышал о стуке?
— Очевидно, нет, — огрызается он. — Серьезно, Александр? Приставать к девушке? Ты ее до смерти напугал. И ты пьян!
Он скрещивает руки на груди, глаза сужены, челюсть сжата. Его голос обостряется, и я вижу, как выступают вены на его шее, явный признак того, что он искренне злится.
— Да, но я думал, что это моя комната, ясно? — Я защищаюсь, пытаясь привести в порядок свои мечущиеся мысли.
— Нет, она в своей комнате, а ты туда ворвался. Не делай из нее виноватую, это на твоей совести. — Голос Дмитрия теперь ледяной, контролируемый, но яростный.
У меня нет подходящего ответа. В глубине души я знаю, что он прав. Но мое эго и алкоголь, затуманивающий рассудок, не позволяют мне признать это.
— Просто убирайся, Дмитрий, — наконец прорычал я.
— Только после того, как ты пообещаешь оставить Эмму в покое. Она здесь для того, чтобы работать, а не для того, чтобы стать еще одним твоим отвлекающим фактором. И не забудь о завтрашнем "Ледяном укусе".
Как будто я могу. Я подумаю об этом завтра.
Я не отвечаю, но выражение моего лица должно сказать ему достаточно. Он хмыкает, качает головой и наконец уходит, плотно закрыв за собой дверь. Я остаюсь наедине со своими мыслями, которые сейчас совсем не приятные.
Мои мысли перемещаются к Эмме. Бедняжка. Ее глаза, широко раскрытые и наполненные одновременно страхом и намеком на что-то еще. Возможно, невинности. И, если честно, это разжигает мое желание. Она была такой уязвимой, но в то же время дерзкой, и, несмотря на мои не самые лучшие поступки, я не могу выбросить ее образ из головы. Как она вцепилась в простыни, чтобы прикрыться. Ее раскрасневшееся лицо, когда она смотрела на меня. Я не должен так думать о ней, это совершенно неуместно, учитывая наши роли в этом доме и мое нынешнее состояние. Но я ничего не могу с собой поделать.
Я ворочаюсь в постели, пытаясь избавиться от этих мыслей. Но как бы я ни старался, мне не удается выкинуть Эмму из головы. Это как лихорадка, которая овладела мной, и я бессилен сопротивляться ее притяжению.
Я встаю и иду в ванную, брызгая на лицо холодной водой, как будто это может смыть мои смятенные чувства. Когда я смотрю на свое отражение, меня осеняет. Я вел себя как задница, причем очень сильно. О чем, черт возьми, я думал, врываясь в ее комнату в таком виде? Она здесь недавно, и уже попала в сложную ситуацию, а я что делаю? Усугубляю ее. Так держать, Александр.
Покачав головой, я вытираю лицо полотенцем и принимаю решение. Пора хоть раз поступить правильно.
Я выхожу из ванной. Есть только один способ решить эту проблему: встретиться с ней лицом к лицу. Никаких полумер.
Я осторожно стучу в ее дверь, надеясь, что она ответит. Когда ответа не последовало, я попробовал ручку и с удивлением обнаружил, что она не заперта. Не задумываясь, я открываю дверь и вхожу внутрь.
Эмма сидит за своим столом и перебирает бумаги. Увидев меня, она поднимает глаза и быстро встает, сжимая руки в кулаки.
— Что тебе нужно? — Ее голос дрожит.
— Мне очень жаль, — мягко говорю я.
Она недоверчиво смотрит на меня.
— За что ты извиняешься?
— За все, что произошло раньше. Это было совершенно неуместно с моей стороны.
