— Конечно. — Мне тяжело смотреть, как он уходит, как его большая голова и плечи исчезают в дверном проеме. Мюррей не может уйти от меня так поспешно. Как будто преступник, скрывающийся с места преступления.
Черт… неужели я плохо целуюсь?
— Я быстро, — кричу я Мюррею вслед, стараясь звучать нормально, а потом пялюсь на кучу сухой одежды немигающими, мутными глазами. Должно быть, дело и правда в поцелуе.
Это был мой первый поцелуй. Скорее всего, он вышел не самым удачным, верно? То есть, мне он понравился, может, даже потряс весь мой чертов мир, но что, если Мюррей его возненавидел? Что, если он посчитал его отвратительным и больше никогда не захочет повторения?
Что, если он изменил свое мнение — обо всем этом? Обо мне?
— Черт. — Я хватаюсь за промокший край толстовки, чувствуя боль в груди. Рядом со мной весело потрескивает огонь.
Если бы знала, что у меня так плохо получается… ну, я бы потренировалась на руке или еще чем-нибудь.
***
— Ты молчишь.
Теперь моя очередь дуться. Я сижу на кухонной стойке, покачивая ногами, пока Мюррей нарезает овощи. Он посадил меня сюда, как будто это пустяк, как будто я весом меньше перышка. Обычно подобные вещи приводят меня в восторг, но я не могу избавиться от угрюмого настроения с тех пор, как Мюррей скрылся из гостиной.
Потому что Мюррей определенно от меня сбежал. Практически выбил дверь, чтобы удрать, и теперь я ощущаю холод и дрожь внутри. Словно я и не вылезала из мокрой одежды, хотя сейчас облачена в леггинсы, толстые носки и чистую голубую толстовку.
— Джессика?
Нож зависает над разделочной доской. Мюррей пристально смотрит на меня, держась ко мне здоровой стороной. Он специально так делает? Неужели ему до сих пор не все равно, что я думаю?
— Да? — Я сжимаю край стойки, постукивая пятками. — Что такое?
Смотритель маяка хмурится, но ничего не говорит, возвращаясь к нарезанию овощей, лезвие ритмично ударяется о дерево. Это хорошо. Все равно я не могу толком говорить.
Я пялюсь на свои колени.
Ну… у меня ведь получится лучше, правда? Целовать Мюррея. С некоторой практикой и если он расскажет, что ему нравится, я перестану отпугивать его так сильно. Я прокручиваю это в голове снова и снова, негромко стуча пятками о дверцы шкафа, бульон для ризотто кипит на плите, а Мюррей продолжает резать овощи.
Он без устали режет.
И режет.
Что мы делаем, собираемся накормить ближайший городок?
— Это был мой первый поцелуй. — После пяти минут размышлений я не могу больше терпеть. Мне нужно выговориться, — мой хриплый голос эхом разносится по кухне с белым кафелем. Усилием воли заставляю себя не шевелиться, но тяжело выдыхаю и смотрю Мюррею в глаза. — С первой попытки достичь совершенства невозможно. Не стоит ожидать от меня слишком многого, я ведь довольно четко обрисовала свою ситуацию в профиле. Ну что, я никогда не встречалась с парнями.
Что ж… конечно. А вот и фирменная хмурая улыбка. Мюррей крепко сжимает рукоятку ножа, положив вторую ладонь на стойку. Мне трудно выдержать его взгляд, и я принимаюсь разглядывать кучу нарезанных овощей. Блестящие красные перцы и ломтики белого лука. Глянцевые фиолетовые баклажаны и диски цуккини.
— О чем ты говоришь?
Агр.
— Там. — Я неопределенно машу рукой в сторону кухонной двери, все еще разглядывая овощи как зачарованная. — У нас вроде как случился момент или что-то в этом роде. А потом ты попросту от меня сбежал.
Наступает долгая пауза.
Напряженная пауза.
И тут нож со звоном падает на кухонную стойку, а Мюррей оказывается рядом, прижимаясь к моим ногам, свесившимся со стойки. Его большие руки обхватывают мои колени, а затем он широко раздвигает мои бедра и прижимается еще ближе, вжимаясь всем телом.
Его теплое дыхание ласкает мои щеки. Я вижу отдельные волоски его бороды, каждую неровную линию шрамов.
— Ты думаешь, это было плохо? — Мюррей сжимает мои ноги, и, господи, я задыхаюсь. Я ошеломленно смотрю на него, мысли путаются, а сердце отчаянно колотится в груди. — Ты думаешь, тот поцелуй был плохим, Джессика Браун? Думаешь, он не вывернул меня наизнанку? Думаешь, я не борюсь каждую секунду за то, чтобы держать свои руки подальше от тебя?
Ох.
Ох. Черт.
Несмотря на его неистовые напряженные слова, на тяжелое дыхание, Мюррей нежно поглаживает мои колени большими пальцами.
— Джессика Макгрегор, — выдавливаю я. — Может быть. Надеюсь.
И суровый смотритель маяка с рычанием наклоняется, чтобы выключить плиту, а затем запускает пальцы под пояс моих леггинсов. Ошарашенная, я приподнимаю задницу, помогая ему спустить леггинсы с ног, и тут его изрезанное лицо оказывается там, приникая к ткани моих трусиков. Мешковатая голубая толстовка задевает его лоб, но Мюррей только громче стонет и зарывается лицом между моих ног.
Целует меня во второй раз.
Целует там, где еще никто не прикасался.
Длинные черные волосы покрывают мои дрожащие бедра. Его борода щекочет мне кожу, а плечи такие огромные, что Мюррею приходится сгорбиться. Но даже когда он сгибается вдвое, я все равно чувствую себя крохотной.
— Моя, — рычит Мюррей, прежде чем лизнуть меня через ткань. — Моя жена.
— Ох… — Я задыхаюсь. — Боже мой.
«Похоже, придется мыть столешницу». Эта громкая, до смешного несексуальная мысль проносится в голове, прежде чем жар и влажный рот Мюррея окончательно затягивают меня на дно. Тогда все, что могу делать, — это цепляться за его плечи, комкая в руках фланелевую рубашку, пока безотчетно двигаю бедрами, а язык Мюррея проникает в меня сквозь ткань.
— Сдвинь их в сторону. — Я шлепаю его по плечу, и это похоже на попытку котенка ударить лапой огромного медведя. — Вылижи меня как следует, Мюррей.
Сильные пальцы вклиниваются между нами и он убирает с дороги последний слой.
Спасибо боже. Спасибо.
Я никогда не чувствовала ничего подобного. Никакая насадка для душа не сравнится с Мюрреем, потому что это не просто тепло и влага, это… голод. Неистовый голод.
Покрытый шрамами смотритель маяка самозабвенно пожирает мою киску. И все, что я могу сделать, — это вцепиться в его плечи, пылая румянцем на щеках, и умолять о большем. Все, что я слышу, — это собственное неровное дыхание, пульс, бьющийся в ушах, и скрип стола подо мной.
— Как хорошо. — Мюррей выгибает шею и проводит языком по моей дырочке, облизывая все внутри, заставляя меня подгибать пальцы в пушистых носках. — Ты слышишь меня? Так чертовски сладко, Джессика. Хочу есть тебя на завтрак каждое утро. Хочу, чтобы ты садилась мне на лицо каждую ночь в постели.
И я хочу, чтобы хриплые похвалы Мюррея служили мне будильником. Я хочу слушать его голос с утра в душе каждый день. Отличный способ проснуться.
Мне не нужно много времени. Я весь день на взводе, с тех пор как остановилась на подъездной дорожке и увидела, как из двери выходит настоящий гигант. Каждый взгляд Мюррея, каждое раскатистое предложение и короткое прикосновение накаляли меня все сильнее и сильнее. Настраивая на разрядку.
— Черт! — Я вскрикиваю, откидываясь на стойке. Пальцы на ногах поджаты, веки опущены. Я едва могу думать, едва могу дышать, могу только слабо стонать, когда на меня накатывает белыми волнами наслаждение.
Задыхаясь, я шумно кончаю.
Мюррей стонет, громко и протяжно, как будто он получает от этого удовольствие не меньше, чем я.
Когда я, наконец, делаю глубокий вдох и откидываюсь на стойку, Мюррей поднимает голову и восхищенно смотрит на меня. Его рот приоткрыт, глаза горят, он властно поглаживает мои бедра.
Как будто не может отказаться от прикосновений ко мне. Как будто ему мало.
— Джессика, тебе понравилось?
Я киваю, ошеломленная. Конечно, понравилось. Нужно быть мертвой внутри, чтобы не поддаться его напору, и доказательство тому налицо, стоит Мюррею поправить мою одежду и помочь спуститься, как мои ноги подкашиваются на кухонном кафеле.
Мюррей довольно усмехается, глядя на меня, а затем начинает рыться в шкафу. Он достает тряпку и чистящий спрей, и я давлюсь от смеха.
