Именно ее улыбка очаровала меня в средней школе. Я стоял у своего шкафчика, собираясь идти на урок, когда она проходила мимо. Она одарила меня той самой улыбкой, застенчивой и милой, и я был обречен.
Я знал Энн с начальной школы. Она была на два года младше, но Куинси был слишком мал, чтобы не знать каждого ребенка, который бродил по коридорам. Она всегда была милой. Красивой. Я видел её улыбку бесчисленное количество раз.
Но что-то в том дне у моего шкафчика, та особенная улыбка, зажгла пламя.
Я скучал по этой улыбке все эти шесть лет.
— А что, если бы я осталась в постели? Ты не вышел бы сюда? — спросила она.
— Я был примерно в минуте от того, чтобы уступить тебе постель, но ты опередила меня.
— Правда?
Я пожал плечами.
— Я просто доставлял тебе неприятности.
— Почему? Потому что я бросила тебя в старшей школе? Это было моим наказанием?
— Может быть, — я ухмыльнулся. — Или, может быть, мне просто нравится, как краснеют твои щеки, когда ты злишься.
Она смерила меня равнодушным взглядом.
Я усмехнулся.
— Как у тебя дела?
— Хорошо. Готова к окончанию учёбы.
— Да, я помню это чувство.
К тому времени, когда подошел к концу мой выпускной год в университете штата Монтана, я был более чем готов убраться ко всем чертям из Боузмена и вернуться в Куинси. Вернуться на ранчо.
После того, как я получил степень бакалавра, я вернулся домой на работу. Мой брат Бриггс не испытывал особого желания возглавлять семейный бизнес, но в моей жизни не было такого времени, когда я не хотел бы занять место своего отца.
Итак, я работал на него последние два года. Слушая. Обучаясь.
— Ты вернулся на ранчо? — спросила она.
— Да.
— Это всегда было твоей мечтой.
— Все ещё является.
Состариться, ухаживая за землей, которая принадлежала моей семье на протяжении многих поколений. Это была мечта. Может быть, жениться на красивой женщине по пути и оставить наследство нашим собственным детям.
— Я рада за тебя, Харрисон.
— Врушка.
Она закатила глаза.
— Я могу быть счастлива за тебя и одновременно раздражена тобой.
Эта женщина. Я рассмеялся, качая головой.
Она изменилась. Она стала более смелой. Более дерзкой. Часть меня жалела, что меня не было рядом последние шесть лет, чтобы самим стать свидетелем этих перемен.
— Итак... я спал на полу.
— Не жди от меня жалости.
— Тогда как насчет объяснения? Почему ты порвала со мной?
— Ты знаешь почему.
Я поднял руку.
— Клянусь богом, Энн. Я не знаю.
Она долго смотрела на меня, изучая мой взгляд.
— Правда?
— Скажи мне. Пожалуйста.
На тот момент, будучи старшеклассником, я знал, что мне осталось всего несколько месяцев до окончания школы, я не давал Энн никаких обещаний относительно будущего. Но я всегда относился к ней правильно, не так ли?
— Мы ходили ужинать в «Белый Дуб» в канун Нового года, — сказала она.
— Я помню.
Я заехал за ней домой, помахал ее родителям из своего пикапа. Потом мы пошли ужинать. Но вместо того, чтобы я отвез её домой, за ней приехала ее мама. Вероятно, потому, что на прошлых выходных нас с Энн поймали за тем, что мы целовались возле их дома.
Она вела себя странно весь вечер. Но каждый раз, когда я спрашивал ее, все ли с ней в порядке, она отвечала «да». Она просто молчала за нашим ужином. Я решил, что это как-то связано с тем, что нас поймали, а её посадили под домашний арест на всю неделю.
На следующий день я хотел удивить её походом в кино в кинотеатр. Поэтому я пошел к ней домой. Но вместо того, чтобы начать Новый год с улыбки, она открыла дверь и сказала мне никогда больше с ней не разговаривать.
Я был шокирован. Разозлен. Ранен.
Это был первый — и последний — раз, когда кто-то захлопнул дверь у меня перед носом.
— Когда моя мама приехала за мной, ты проводил меня до ее машины. Поцеловал меня на ночь.
— Да.
Во время ужина я пытался убедить ее вылезти из окна ее спальни и встретиться со мной в полночь для поцелуя, но она не хотела рисковать, что ее снова поймают родители. Итак, мы поздравили друг друга с Новым годом, и она уехала домой.
— Я забыла свой шарф в ресторане. Мама отвезла меня обратно, чтобы забрать его, но она не смогла найти место для парковки, поэтому высадила меня в конце квартала. Я возвращалась и увидела, что ты стоишь у своего пикапа и разговариваешь с Дэвидом Джонсоном.
— Хорошо, — протянул я. Я не помнил, чтобы видел, как она возвращалась. И не помнил, о чем я говорил с Дэвидом.
— Вы говорили обо мне.
Я моргнул. Кажется, я получил ответ.
Что, черт возьми, я сказал?
— Он спросил тебя, когда ты собираешься прекратить наши отношения, — сказала она мне. — И ты сказал, в конце концов.
— Ну... я уезжал учиться.
— Дэвид сказал, что ты заполучил все хорошие девственные киски, — её зубы сжались. — И ты сказал: «Она больше не девственница».
Я вздрогнула. Проклятье.
— В свою защиту могу сказать, что это было правдой.
Энн ударила меня по плечу.
— Ты что, издеваешься надо мной?
— Прости меня, — я поднял руки. — Мне жаль. Послушай, Дэвид хотел тебя. Твою мать, все парни хотели тебя. Ты была самой красивой девочкой в старшей школе Куинси, а он всегда бегал за девчонками помладше.
— Фу, — она съежилась. — Это всё равно не оправдание.
— Ты права. Я не знаю, почему я это сказал. Не знаю, почему не ударил его по лицу, — потому что, если бы мужчина сейчас сказал что-то подобное о моей женщине, да, я бы ударил его по лицу. — Я облажался. Это было не его дело, и мне не следовало говорить ни слова. Ты заслуживала лучшего.
Моя мать дала бы мне подзатыльник, если бы услышала эту историю.
— Оу.
Плечи Энн поникли, как будто, возможно, она готовилась к спору.
Я искоса взглянул на нее.
— И это всё?
Она приподняла своё плечо.
— Ты также забыл о моем дне рождения.
— Забыл?
Когда, черт возьми, был её день рождения?
— Да. Ты был моим парнем и забыл о моем дне рождения.
Упс. В старших классах Харрисон получил бы не так уж много наград бойфрендов.
— Ты когда-нибудь говорила мне, когда у тебя день рождения?
— Мы встречались почти год.
На самом деле это был не ответ, но в ее голосе слышалась резкость. Резкость, которую я услышал прошлой ночью. И мне правда не хотелось ссориться, пока я не выпью кофе.
— Ну, э-э, ты знаешь, когда у меня день рождения? — спросил я.
— Третьего апреля.
— Оу, — твою мать. Я не ожидал ответа. Или того, что она вспомнит через шесть лет. — В свою защиту…
Энн бросила на меня взгляд, более холодный, чем сосульки, свисающие с крыши хижины.
— В свою защиту скажу, что я никогда не был хорош в подобных вещах.
Ее ноздри раздулись.
— Да, это оправдание звучало намного лучше в моей голове, — пробормотал я. — Как насчет еще одного извинения? Прости меня.
Гнев исчез с ее лица, плечи поникли.
— Мне было шестнадцать. Я была убеждена, что ты любовь всей моей жизни. Потом ты забыл о моем дне рождения и сказал этому подонку Дэвиду Джонсону, что, в конце концов, бросишь меня и что я не девственница.
Я заслужил, чтобы эта дверь захлопнулась у меня перед носом.
— Да, я проебался.
— Спасибо.
Она вздохнула, поворачиваясь и глядя в огонь. Языки пламени танцевали в ее голубых глазах и окрашивали ее лицо в золотой цвет.
Я мог бы сидеть тут часами, разглядывая ее профиль, но кофе манил, поэтому я встал и удалился на кухню, чтобы заварить кофейник.
Энн все еще сидела на полу у камина, когда я вернулся с двумя дымящимися кружками.
— С днем рождения, — сказал я.
Ее лицо повернулось к моему, рот приоткрылся.
— Как ты узнал?
Я протянул ей чашку, затем свободной рукой достал из заднего кармана ее водительские права.
— Украл их из твоей сумочки.
