Целости и невредимости? Формулировка кажется мне странной, но она также настораживает. Эти слова сводят меня к объекту, к вещи, которую нельзя рассматривать без эмоций. Я вздрагиваю, когда мой охваченный паникой мозг понимает, к чему он клонит.
Ублюдки Сатаны хотят, чтобы я была жива и невредима, чтобы президент мог разобраться со мной лично. Отомстить Спайдеру за смерть его брата. Теоретически мой похититель не может причинить мне вреда, но, если я буду слишком сильно сопротивляться, он убьет меня, а затем, вероятно, найдет какой-нибудь способ оправдать это перед Ублюдками, когда они появятся.
Возможно, он блефует, чтобы держать меня в узде, но я знаю, что лучше не рисковать.
Я бы все отдала, чтобы плюнуть в лицо этому парню, но я бы даже не посмела этого сделать, даже если бы мне не заткнули рот кляпом. Я заставляю себя кивнуть.
Похититель опускает пистолет и снова убирает его. Он расстегивает наручники, затем поднимает мое запястье вверх, пристегивая его к металлической ручке, которая проходит по всей длине двери, в нескольких дюймах над моей головой.
Страх нарастает во мне, пока я едва могу дышать, но я ничего не могу сделать, кроме как позволить ему пристегнуть и другое мое запястье к ручке.
Сделав свою работу, он отступает. Его взгляд падает на мою грудь, его пальцы прослеживают линии, которые портят мою плоть над топом. Линии, оставленные там лезвием Спайдера. Когда он прикасается к ним, они жалят, и я шиплю от боли.
— Кто-то повеселился, — он гладит меня по щеке и встает, — сиди тихо. Он скоро будет здесь.
Здорово. Я тяжело выдыхаю, меня охватывает безнадежность. Он оставит меня здесь в наручниках и с кляпом во рту, и мне ничего не останется, кроме как ждать, когда появится президент этого МК и сделает со мной бог знает, что.
Я откинула голову назад, прислонившись к двери. Мой похититель насвистывает про себя, пересекая комнату и направляясь на другой конец кухонного островка. Он запрыгивает на него и садится, свесив ноги. Его свист продолжается, эхом разносясь по комнате.
Отбросив безнадежность, я оглядываюсь вокруг, вбирая в себя все, что могу, о том, где я нахожусь.
Я нахожусь в большой кухне, похожей на ту, что в Логове Дьявола. Там есть плита из нержавеющей стали, длинные металлические столешницы и шкафы от стены до стены, но все они пыльные и изношенные, заляпанные жиром. Островок, на котором сидит мой похититель, находится в нескольких футах передо мной, вытянувшись в сторону передней части комнаты. Над островком висят старые пыльные кастрюли и сковородки. Справа от островка есть открытая дверь, выходящая в главную комнату.
Судя по тому, что я вижу в главном зале, это место похоже на старый ресторан, такие я видела на фотографиях, которые висят на стенах в офисах, используемых пасторами в Колонии. Как их назвал пастор Сет? Кафе.
Сет никогда не был самым разговорчивым человеком, если не считать его длинных проповедей, но однажды, когда мы с родителями были у него дома, он рассказал нам о кафе, в котором он обычно сидел. По тому, как он говорил об этом, было ясно, что это было старое место, как сейчас. Это было жуткое, неприятное напоминание о его возрасте, о том, что он был по меньшей мере вдвое старше меня, может быть, больше. Он сказал, что на стенах висели музыкальные пластинки и стояли игровые автоматы. У этого есть и то, и другое. Пластинки украшают стены с центрами в радужных цветах, а старый музыкальный автомат напротив двери в комнату покрыт многолетней пылью. Вероятно, он больше не работает.
Странно думать об этом сейчас, но я понимаю, как мало воспоминаний Сета о таком месте не совсем соответствуют действительности. Они не согласуются с риторикой, которой он и другие церковные лидеры забивали наши головы о том, как мир превратился в ад, наводненный смертью и насилием. Он сделал так, чтобы это казалось приятным воспоминанием, беззаботным временем, в котором не было того страха, который должен был быть. В то время, я полагаю, я предположила, что кафе принадлежало одной из банд, о которых говорили пасторы. Это была крошечная деталь, которой мне слишком промыли мозги, чтобы понять, что это было.
Теперь я чувствую себя невероятно глупо и злюсь на себя за то, что не увидела этого.
Эти мысли длятся всего секунду, чуть больше, чем наполовину сформированное воспоминание, которое проносится сквозь мое охваченное паникой осознание моей нынешней ситуации.
Мой похититель продолжает свой раздражающий фальшивый свист. Он совершенно спокоен, как будто не имеет значения, что у него девушка в наручниках и ждет смерти или чего похуже.
Как долго мы будем здесь, пока он не придет? Сколько минут? Часов?
Я сосредотачиваюсь на вывеске на стене над музыкальным автоматом в другой комнате, неоновой серии линий, которые складываются в слова «Закусочная Ред Рок». Знак выключен. Я запираю это название у себя в голове. Если я смогу выбраться отсюда и убежать, я, возможно, смогу найти поблизости место, где у кого-нибудь есть телефон, по которому я смогу вызвать такси, и в этом случае мне нужно будет сказать название, где я нахожусь.
Отсюда я не могу видеть, что снаружи, чтобы различить какие-либо ориентиры. Через окно вдоль стены, где стоит музыкальный автомат, все, что я вижу, это часть парковки, проселочную дорогу, а за ней — отдаленные скальные образования, которые похожи на все другие образования, которые я видела вокруг Вегаса.
Это кафе, наверное, единственное заведение здесь на многие мили вокруг. Даже если я смогу убежать, если только я не найду автобусную остановку или телефон, я смогу пройти много миль в любом направлении и никогда не найти помощи. Я могу умереть здесь. Это место выглядит так, как будто оно было закрыто в течение некоторого времени. Я даже не знаю, есть ли здесь еда или вода.
Моя беспомощность нарастает, и я подавляю ее. Я не могу так думать. Сначала о главном.
У меня есть прекрасный предлог, чтобы он снял с меня наручники. Во рту у меня пересохло, как в пустыне. Вопрос в том, будет ли ему не все равно?
Я издаю приглушенный звук, пытаясь привлечь внимание парня.
Он на мгновение перестает насвистывать, но потом начинает снова. Он достает из кармана телефон. Через несколько секунд до моих ушей доносится странная серия звуков и шлепков.
Звуки доносятся с его телефона. Я закатываю глаза и откидываю голову назад. Я знаю эти звуки. Они из тех, что издают видеоигры. Мальчики Портера играли в такие игры на своих компьютерах, что было одной из немногих вещей, которые мои предыдущие работодатели позволяли своим детям делать онлайн.
Я снова издаю звук сквозь кляп, более отчаянный.
Теперь он напевает, но останавливается. Раздается звук, когда он кладет трубку на островок. Он спрыгивает вниз, глядя на меня с подозрением. Я дергаю головой.
Он вздыхает и подходит, присаживаясь на корточки передо мной. Он снимает тряпку с моей головы и вытаскивает кляп. Я двигаю челюстью, набирая влагу в рот.
— Во… — я прочищаю горло, не притворяясь, что мой голос хрипит в пересохшем горле, — вода.
— Жажда будет наименьшей из твоих забот через несколько минут. Просто сиди тихо, — он начинает вставлять кляп на место.
— Подожди. Ты можешь… пожалуйста, убрать это? — я притворяюсь запыхавшейся, взволнованной, — трудно дышать с тряпкой во рту. Я не буду кричать. Я обещаю.
Если я собираюсь убедить этого парня снять с меня наручники, мне нужно заставить его заговорить, ослабить его бдительность, а я не могу этого сделать, пока у меня во рту кляп.
Он наблюдает за мной расчетливым взглядом. Затем он пожимает плечами, очевидно решив, что мертвый пленник не принесет пользы Ублюдкам. — Неважно. Просто держи рот на замке.
— Спасибо.
Он игнорирует мои слова и идет обратно на другой конец островка.
Несколько раз я пытаюсь уговорить его разрешить мне воспользоваться туалетом, но он отказывается. Мне не нужно идти; он либо понимает, что это уловка, чтобы заставить его снять с меня наручники, либо ему все равно. Я пытаюсь попросить поесть, но он игнорирует меня. Он кладет телефон в карман и подходит к окну, выглядывая наружу, явно на взводе. Тот, кого он ожидает, должно быть, опаздывает.
