— Сочту за комплимент.
— Нет, этим, скорее, я хотела вас оскорбить.
Её слова, оставшись мной непонятыми, заинтриговали меня. Я вопросительно смотрела на неё, не решаясь заговорить. Ждала, когда она сама приступит к сути, ведь не просто так она решила уделить своё свободное время малознакомой сотруднице.
— Невозможно, чтобы обладатель таких глубоких и красивых глаз был таким грязным внутри, — заявила она, смутив меня. — Не поверю, что Майер станет дорожить таким человеком.
— Что же я такого сказала или сделала, раз вы успели сделать обо мне такие выводы?
— Мне было достаточно пары фраз и нескольких жестов, чтобы понять, как ненавистен вам ребёнок, которого вы носите под сердцем.
Я уже тогда не помнила сказанных слов, поэтому была обескуражена таким резким, но в то же время, точным суждением.
— А вы всех своих сотрудников пытаетесь наставить на путь истинный? — старалась сарказмом скрыть то, какой дискомфорт начинала доставлять мне эта встреча.
— Я уже сказала, что вы, милочка, напоминаете мне меня.
— Я не думаю убивать этого ребёнка, если вы думаете об этом. Да и поздно уже для таких радикальных мер.
— Она ведь все чувствует. Знает, что её не любят и не хотят.
Её слова неожиданно ранили. Мне вдруг стало плохо от мысли, что крохотное беззащитное существо, которое нуждается в заботе и любви, чувствует, что человек, который является для неё целой Вселенной, равнодушен и озлоблен к ней.
— Я боюсь её.
Это признание стало отправной точкой моего рассказа. Я излила ей душу, рассказав про отношения с Роландом, про смерть Эмми, про свои страхи. То ли это были гормоны, то ли душевная слабость, то ли все вместе, но с глаз постоянно текли слезы, и я ничего не могла с этим поделать. Она внимательно слушала меня, изредка подавая салфетки и стакан воды, а потом снова заставляла говорить. И я говорила до тех пор, пока слов во мне совсем не осталось.
— Есть ценные вещи в жизни, а есть бесценные. Она, — указывала на живот, — Относится ко второй категории. Ты должна бояться не ошибок прошлого, а тех, что совершаешь сейчас. Поверь, они приведут тебя к краху.
Она говорила "поверь", и я верила. Я слышала не просто слова, заученные из книг, я слышала опыт, страдания, я слышала настоящую жизнь в них.
— В твоей ненависти к отцу ребёнка столько нераскрытой любви. Я слышу это в каждом твоём слове и вижу в твоих глазах. И вместе того, чтобы бояться дочь, лучше подари ей всю любовь, которую не сумела подарить ему. Полюби той нежной любовью, которой любила сестру. А когда она появится на свет, ты почувствуешь, как в сердце зарождается ранее непостижимая тобою любовь.
И она оказалась права. С появлением на свет Арианы, я чувствовала, как сзади прорезались крылья, как жизнь вновь приобретала смысл и яркие краски. Пусть я родила её, но именно она подарила мне жизнь, воскресив из пепла.
«Глоток свежего воздуха в спертом воздухе нашей семьи» — как же точно однажды сказала мама.
Открываю глаза, услышав голос дочери:
— Мам, — шепчет заспанным голосом, рукой ища меня, — Ты здесь?
— Да, родная, здесь.
— Обними меня, я скучаю.
Обнимаю, свернувшись клубком вокруг неё, желая спрятать её от внешнего мира, закрываю глаза и засыпаю рядом с самым любимым и драгоценным человеком.
* * *
— Как прошли твои дни? — интересуюсь у малышки, пока мы с Эрнестом ведём её в детский сад.
— Вчера я познакомилась с новым мальчиком. Его почему-то все обижают, — она поднимает голову вверх, чтобы посмотреть на меня. — Он что, плохой?
— А как тебе показалось, милая?
— Мне показалось, он хороший. Когда я к нему подошла, он так обрадовался, что поделился со мной всеми своими игрушками. А я ему подарила сову, — она смущённо улыбается. — Ты же не будешь ругать меня за это?
— Как я могу ругать тебя за твою доброту и щедрость, моя принцесса? — наклоняюсь и целую её в лоб. — Уверена, он хороший мальчик, и скоро все это поймут и тоже подружатся с ним.
— Ему это понравится, — весело щебечет она, затмив своим голосом птиц, что поют на деревьях, растущих вдоль дороги.
Её счастливое лицо заставляет меня улыбнуться. Разглядываю её, словно впервые вижу, и понимаю — она самое прекрасное, что со мной могло случиться. Это удивительно, что человек, бросивший меня в открытом океане, стал тем, кто подарил спасательный круг, который помог мне добраться до берега.
— Мам, — она останавливается по середине пути, привлекая к себе моё внимание. — А почему у тебя два папы, а у меня ни одного?
От неожиданности вопроса я теряю дар речи и перевожу испуганный взгляд на папу. Он понимает мои чувства, знает, как я боялась дня, когда она спросит об этом. Думала тысячу раз, что скажу ей, как объясню отсутствие отца в её жизни, но так и не сумела найти подходящих слов.
— Джон вчера рассказывал всем, как на каникулах его папа учил кататься на велосипеде, а потом они вместе строили во дворе шалаш, — рассказывает, нервно теребя платье.
— Ты хочешь шалаш? — присаживаюсь на корточки, чтобы наши глаза были на одном уровне. — Попроси дедушек, они сделают тебе красивое убежище, — стараюсь сменить тему, в надежде избежать неприятный разговор.
— Самое красивое, — поддерживает Эрнест.
— Я хочу своего папу. Чтобы он мне строил шалаш, — вырывается из её уст обиженно.
— Малышка моя, — беру её за руки, начав искать нужные слова для детского разума. — Так порой случается…
— Папа меня не любит, поэтому не приходит? — перебивает меня дрожащим голосом, а в глазах нарастают слезы.
— Что ты, родная, — опускаю колени на землю, чтобы обнять её, — Разве тебя можно не любить? — беру хрупкое лицо в свои руки и аккуратно вытираю слезы с щёк. — Будь у твоего папы возможность, он бы всегда был рядом с тобой и любил сильно-сильно, — говорю твёрдо и уверено, но глубоко в себе сомневаюсь, что родной отец когда-нибудь принял бы её.
— Насколько сильно?
— Вот как от земли до самого неба и даже ещё выше.
— Так высоко? — помогает мне маленькими ручками вытереть слезы со своего лица.
— Конечно.
— Тогда, почему не приезжает? Потому что не любит тебя? — её вопрос бьет ножом по сердцу своей точностью.
Ведь будь иначе, он давно бы наплевал на все условности, нашёл мой адрес и прилетел, чтобы поговорить.
— Мамочка, я тебя люблю, — не дождавшись моего ответа, она набрасывается мне на шею, видимо увидев больше, чем я должна была показать ребёнку. — Я от тебя никогда не уеду.
Глаза наполняются слезами от её чуткости и нежности.
— Я всегда буду рядом, моё сокровище, — шепчу ей на ухо, прижимая ближе к груди, целуя в макушку.
Еле сдерживаюсь, чтобы не расплакаться. Провожаем её в сад, прощаемся с ней, возвращаемся к машине и, только оказавшись внутри, я позволяю себе выдохнуть, уткнувшись лицом в ладони. Сердце сжимает в тиски от волнения, что она вновь задаться этими вопросами. Прокручиваю сотни мыслей, что делать дальше, ведь чем старше она будет становиться, тем чаще начнёт спрашивать о своём папе. И мне уже не удастся убедить её в его любви, если это все останется на уровне моих слов, не подкреплённых никакими доказательствами.
— Не переживай, родная, — раздаётся голос папы и он ободряюще кладет руку мне на плечо. — С такой матерью, как ты, она никогда ни в чем не будет нуждаться.
Вздохнув, поднимаю взгляд на него и тянусь к нему в объятия. Его присутствие, голос, тёплый взгляд действуют на меня успокаивающе. Ему достаточно взглянуть мне в глаза, сказать пару слов, и все грустные мысли тут же развеиваются по ветру. Именно он открыл мне дверь в мои воспоминания и по сей день помогает изучать и переживать каждое из них. Он рассказывает мне обо всем, без утайки, помогая полностью восстановить память.
Когда мне особенно грустно и плохо, я прокрадываюсь под покровом ночи к нему в комнату и изливаю душу. Ему удаётся усмирить моё беспокойное сердце и вдохнуть в меня новые силы. Волшебным образом, благодаря ему, я сумела прочувствовать каждой клеткой души любовь родной матери. В его присутствии мне всегда кажется, что он не один — они с мамой вместе. И все, что делает, он делает от двух сердец. Наверное, поэтому, я верю его словам. Верю, что мне удастся, как и ему, любить дочь за двоих.
