Я открываю и закрываю рот, пытаясь подобрать слова, чтобы объясниться, но Эван, эгоистичный мудак, каким он всегда и был, крадет мои объяснения. Одной рукой он обнимает за спину Элли, другой — машет в мою сторону.
— Элли-киска, дорогая, познакомься — это Шон Майкл. Внебрачный ребенок моего отца и мой сводный брат.
И весь страх позора, который уже долгое время бурлил внутри, прорывается на поверхность, перемешиваясь с моими секретами и ложью. Я вижу отвращение в ее взгляде, боль и предательство в ее глазах, которые запечатлевают полдюжины камер. Она обижена не на Эвана, своего мужа, который скрывал такой существенный секрет, она обижена на меня, так как все это моих рук дело. Как будто лично я заставлял его отца — моего отца — обманывать свою жену с молодой, наивной горничной, которая родила сына, на два месяца позже рождения Эвана.
— Ты его брат? — шепчет она срывающимся голосом. — Ты Карр?
— Единокровный брат, — говорю я, наконец-то обретая свой голос, как будто это может как-то исправить мое первоначальное упущение. — И, черт, нет, я не Карр.
Ее голубые глаза загораются огнем.
— Так ты знал обо мне? Ты знал, кто я с самого начала? — она качает головой, ее губы изгибаются в отвращении. — О, боже мой. Ты знал все это время. Ты просто хотел использовать меня как пешку…
Я стараюсь дотянуться до нее, но она отходит.
— Нет! Не смей даже думать об этом. Да, я знаю о тебе, но…
— Что? Как ты объяснишь это, младший братишка? — самодовольно вставляет Эван. — И знаешь что? Я даже не могу точно решить, что делает тебя большим мудаком: тот факт, что ты охотился на мою жену, или то, что ты пытался пролезть обратно туда, где совершенно очевидно тебе не место. Тебе и твоей матери было заплачено сторицей, чтобы вы держались подальше от нас. Думаешь, изменив свое имя, ты каким-то образом аннулировал контракт? Папины адвокаты от души повеселятся над твоей глупостью! — он достает сотовый из кармана.
— Папины адвокаты? А почему же ты не имеешь в виду адвокатов своей матери? Ты ведь так любил прятаться за ее юбку и всегда отлично знал, как заставить ее потворствовать всему этому, что ты подстраивал.
Эван пожимает плечами.
— Что верно, то верно. Но, видишь ли, брак и заключается в том, что все едины. Все составляют одно целое. И мы — семья. Ты и твоя шлюха-мать навсегда останетесь посторонними.
В голове ни одной мысли. Ни одного замечания Джимини или любого другого льстивого увещевания от маленького нарциссического дьяволенка, сжимавшего мои виски. Просто красная ярость, застилающая глаза, какие-то размытые движения, и, словно наблюдая со стороны, я рывком выбрасываю руку, хватаю Эвана за горло и со стуком пришпиливаю его к стене. Я не слышу, как от страха кричат женщины, или как щелкают камеры, запечатлевая этот момент. Я не чувствую Элли, которая дергает меня за руку, умоляя остановиться, и даже Рику, пытающегося оттащить меня, прежде чем я закончу то, о чем мечтал в течение многих десятилетий. Есть только одна слепая ярость, от которой онемевает рука, когда я сильнее сжимаю его горло и наблюдаю, как его темно-голубые глаза, так сильно похожие на мои, расширяются от ужаса.
Я убью его.
Я, черт побери, уничтожу его.
Мое детство было у меня украдено, потому что мать Эвана отказалась разрешить моему отцу признать меня. А когда он устроил меня в лучшую подготовительную школу в городе, я лишился даже этого, потому что Эван чувствовал себя «неуютно» в одной школе со мной. И теперь он хочет украсть мое счастье. Ни хрена подобного, я не отдам ему Элли, даже если она его по закону. Она моя, вплоть до моих костей. Ей всегда суждено было быть частью меня. А Эван хотел отнять и это.
Поэтому я собираюсь забрать его жизнь так же, как он и его сука-мать пытались забрать мою.
— Пожалуйста, Джастис, не делай этого! Пожалуйста, ты не хочешь этого делать!
Крик Элли прорезается через кровь, пульсирующую в моих ушах, но слышится каким-то далеким, приглушенным, словно сквозь вату. Я сильнее надавливаю на шею Эвана, и он пытается закричать, но не издает ни звука.
— А где сейчас твоя мамочка, Эван? — хриплю я сквозь до боли стиснутые челюсти. — Кто спасет тебя сейчас от меня, а? А? Отвечай мне, мудак!
Из его дрожащих губ вырывается жалобный скулеж, и я еще сильнее сжимаю его шею, да так, что белеют костяшки моих пальцев. Я придвигаю свое лицо совсем близко, чтобы он мог ясно видеть ярость в моих глазах, а в его глазах я вижу страх.
— Что-что? Ни черта не слышу через твои всхлипы, Эван. Ты опять собираешься пожаловаться на меня своей мамочке? Снова собираешься солгать и сказать, что я опять обидел тебя, так же как ты поступал, когда мы были детьми? Или, может, ты скажешь ей, что я рылся в твоем дерьме и забрал твои вещи?
Злая улыбка искривляет мои губы, и я рявкаю, скованно смеясь и подавшись вперед, шепчу ему на ухо.
— Ну, на самом деле, я взял кое-что, что принадлежит тебе. Я брал ее снова и снова до тех пор, пока она кричала мое имя и просила еще. До тех пор, пока она не кончала так сильно, что, черт возьми, рыдала.
— Перестань! Пожалуйста! – кричит Элли. — Кто-нибудь, сделайте что-нибудь!
— Хватит, парень, — говорит Рику. Голос идет откуда-то издалека, но гораздо ближе, чем раньше. Я чувствую его руки на своих плечах, тянущие меня обратно в реальность. — Все за вами наблюдают. Не губи свою жизнь из-за этого мудака. Он того не стоит.
— Пожалуйста, — плачет падший ангел. — Пожалуйста, не надо. Пожалуйста, не делай этого.
Ее голос постоянно крутится в моей голове, умоляя меня остановиться. Умоляя меня пощадить ее драгоценного мужа. Да, черт возьми, боль Эвана заставила меня чувствовать себя лучше, но эта боль также разрушала ее. Часть ее умрет вместе с ним. И, если я сделаю ее вдовой в двадцать семь лет, она навечно возненавидит меня. И это... это уничтожит меня.
Я ослабляю хватку на горле Эвана и разрешаю Рику оттянуть меня назад, позволяя Элли поспешить на помощь мужу, пока он, кашляя и хрипя, оседает на пол. Она убирает волосы с его потного мокрого лба и гладит его побагровевшее лицо, и при этом плачет. Оплакивая жизнь, которую она чуть было не потеряла из-за моих собственных рук.
Кто-то спешит помочь Эвану встать на ноги, и с Элли, прижимающейся к его боку, они двигаются в сторону выхода.
— Ты не заберешь ее, — пытается прошептать он с трудом, обернувшись через плечо. — Только что ты заплатил за нее каждой гребаной копейкой, которая у тебя есть.
Я не отвечаю. Даже не удостаиваю его взглядом. Я молча наблюдаю, как Элли делает свой выбор. Эван является меньшим из двух зол. А я... я не столь значителен.