Сайрита Л. Дженнингс - Испорченный (Зараза - др. перевод) (ЛП)

Я не могу от этого сбежать.

Я не могу сбежать от нее.

Неважно, где я и куда иду, она все время рядом. Даже когда она находится на расстоянии миллиона миль.

Немного странная Фиби успокаивает Росса, говоря, что не важно, связаны они или нет, Рейчел — его омар. Как только омары встречаются и влюбляются, они спариваются на всю жизнь. Они всегда находят друг друга. И рано или поздно Рэйчел и Росс будут вместе.

В течение следующего получаса я наблюдаю, как жалко выглядит Росс, пока пытается объяснить Рэйчел, что он ее единственный. Конечно, все его попытки оказываются тщетными, и Рейчел отпускает его в надежде на более привлекательные перспективы, очень похожие на те, что из мира Эвана Карра. Потому что девушки, такие как Рейчел, не выбирают парней, похожих на Росса. Никому не нужен занявший второе место.

Вся их компания сидит в гостиной Моники, просматривая старую видеокассету с выпускного вечера средней школы. Рейчел в смятении после того, как ее ухажер, Чип, не пришел. На заднем плане сидит одинокий Росс – молчаливый, словно невидимка. Его родители убедили пригласить Рейчел на выпускной, и после некоторого давления он соглашается. И вдруг я вижу этот свет в глазах Росса. В этот самый момент он полон надежд, мечтаний и слепой глупости.

Все это превратится в пыль, когда Рейчел пробежит мимо него и выйдет за дверь... с Чипом.

Никто даже не знал, какие глубокие чувства к ней испытывал Росс. Он никому не говорил. Он скрыл свою боль и отвержение внутри себя, потому что считал себя недостаточно хорошим. Он знал, что был менее значим, чем другой парень.

Повзрослевшая Рэйчел наконец видит его тогдашнего и сейчас. И она понимает, что именно Росс был создан для нее, а она была создана для него. И никакое время, расстояние или обстоятельства не могут изменить этого.

Их губы переплетаются в поцелуе, а Фиби повторяет свое сердечное заявление, сказанное ранее: «Видите... он ее омар».

Когда заканчивается серия, до меня доходит, в чем дело. Я, наконец-то понимаю, что Элли имела в виду в тот день. И вдруг я разражаюсь смехом.

Я действительно смеюсь.

Я смеюсь так сильно, что мне даже приходится согнуться. Бариста медленно отступает, напуганная моим внезапным взрывом гомерического смеха. Она, наверное, думает, что я одурманенный наркотой или обкуренный, может, так оно и есть, но меня это совсем не заботит. Мне так хорошо, словно меня отпустило... что-то.

— Что б тебя, Фиби Буффе, — говорю я вслух, качая головой с глупой улыбкой на лице. — Черт бы тебя побрал.

Дорогая Элли,

Я знаю, ты гадаешь, где я был и чем занимался. А может, и нет. Может, ты больше не хочешь слышать обо мне. И я полагаю… что это правильно. Но все же…

Я считаю, что должен это исправить. Хочу дать тебе понять, что не собирался причинять тебе боль, я просто не знаю, как это вышло.

Я знаю, что Эван, вероятно, убедил тебя, что я воспользовался тобой, чтобы добраться до него, но это не правда.

Плевать я хотел на Эвана.

В конце концов, его это не касается.

Элли, да, я с самого начала знал, кто ты, но не это привлекло меня к тебе. Ты была отзывчивая и ласковая, и… не только.

Если признаться честно?

Элли, ты была потрясающе бесхитростной, наивной, чертовски неуклюжей, и всякий раз, когда я был рядом с тобой, я не мог удержаться от глупой улыбки на лице. Это то, что привлекало меня в тебе. Это то, благодаря чему я осознал, что мое влечение к тебе намного больше, чем просто нездоровое любопытство. И однажды я смирился с этой мыслью, и понял, что должен быть с тобой, и что наши отношения неизбежны.

Как только ты появилась в моей жизни, все изменилось. Я изменился. То, чего я хотел, и то кем я был… больше не имело смысла. Для меня была важна только ты. Только ты имела для меня смысл.

Мне нравились те чувства, которые во мне пробуждались, когда мы были вместе. Я начинал сам нравиться себе, когда мы были вместе.

Я не знаю, какие подобрать слова, чтобы ты поверила мне, ты была совершенно права. Ты тоже мой омар. И не имеет значения, что мы пережили и прошли вместе, или за кем ты замужем, или сколько километров разделяет нас, мы снова найдем друг друга. Мы обязаны найти, больше нам ничего не остается.

Прости меня.

Абу-Даби

Я неделями размышлял о возвращении домой. Но каждый раз, когда думал о том, чтобы вернуться, я приходил к одному и тому же горькому выводу — у меня больше нет дома.

«Оазис» все еще был и остается моим, даже наводненный папарацци и туристами, надеющимися хоть мельком взглянуть на Джастиса Дрейка.

Он больше не является убежищем, которое я обнаружил, уехав из города, как только окончил старшую школу. Я привык обвинять свою мать, что она брала деньги взамен за ее молчание, но потом осознал, что она поступила так, чтобы выжить.

Идти против Карров — равноценно самоубийству, и я говорю об этом не в переносном смысле. Если бы они действительно захотели, чтобы мы исчезли, то не сомневаюсь, нас бы убрали с помощью какого-нибудь удобного «несчастного случая». И даже такая молодая иммигрантка из Польши, с огромными надеждами в большом городе, понимала, какое влияние было у Карров. Так что они купили наше молчание, и я усвоил силу всемогущего доллара.

Вы можете купить счастье, купить любовь и купить свободу. А я? Я купил новую жизнь.

Итак, я нахожусь здесь, меняю один оазис на другой, по-прежнему пытаясь понять, что делать дальше, и особенно, кем я представал прежде перед людьми, даже знающими о существовании Джастиса Дрейка.

Такое ощущение, словно я — это он, а я и есть он. Но еще я Шон Майкл Довак, ребенок, которому дали имя кинозвезды. Ребенок, который несколько похож на Винстона Карра II и его сына Эвана.

Стремясь отделиться от этого клейма позора, я сделал все возможное, чтобы не выглядеть похожим на них. Я стригу волосы короче, качаюсь, хотя мужчины семейства Карр имеют по природе стройное телосложение, и провожу каждый удобный момент на свежем воздухе, усиливая свой загар. По счастью, когда я стал старше, сильные европейские гены моей матери стерли остальные следы наследственных черт Карров. Несмотря на это, кто-нибудь часто косил любопытным взглядом и склонял голову набок, увидев нас с Эваном вместе, когда мы были детьми. И миссис Карр, заместитель дьявола во плоти, не высоко ценила такое сходство.