— Это нормально, — продолжала я говорить, — это нормально.
Я смотрела то на телефон, то на дорогу. К черту темноту. К черту эти дорожные знаки!
— Здесь!
Я резко свернула на Северную улицу. Мэтт покачнулся.
— Прости, я… — я взглянула на Мэтта и ударила по тормозам. Мой крик заполнил машину. Мэтт бился в конвульсиях, его глаза закатились к затылку, а руки и ноги судорожно дергались.
Я вжала педаль газа до пола. Колеса взвизгнули.
К тому времени как мы доехали до больницы, Мэтт перестал дергаться. Я не знаю, что хуже — спазмы или эта смертельная неподвижность.
Очередной приступ сотряс его, когда я рванулась из внедорожника. Я бросилась мимо скорой помощи. Повсюду горел жуткий белый свет. О боже, слава Богу, слава Богу за это место. Я поняла, что молюсь, пока бежала. Боже, не забирай его! Господи, пожалуйста, он мой!
Я ворвалась в приемное отделение.
Я должна подобрать правильные слова, объяснить все четко. Все, что я могла услышать, было моим мучительным страхом и криком. Мое сердце оставалось в машине с Мэттом.
Я вывела медработников наружу и наблюдала, как они тащили его на носилках. Его красивое тело было безжизненным. Затем он начал дергаться.
Незнакомцы окружили носилки. Я пыталась добраться до Мэтта. Они побежали с носилками в больницу, и я бросилась вслед за ними. Я столкнулась с медсестрой.
— Мой парень! — вскрикнула я, добравшись до него. Мой парень?
— Дорогая, послушай меня, — медсестра держала меня за плечи. Я никак не могла пройти мимо этой леди. — Прямо сейчас ты нужна нам здесь. Как тебя зовут?
— Ханна. Ханна Каталано.
Я впервые огляделась. Старик и молодая пара сидели в холле. Все три пары глаз были устремлены на меня.
— Хорошо, дорогая, как зовут твоего парня? У него есть удостоверение? —медсестра вела меня к стойке регистрации. Правильно, это была регистратура. Я только увидела ее, и чуть было не перелезла через стол, крича о Мэтте.
Я опустилась на алюминиевый стул и обняла себя. Мэтт, о Боже, Мэтт.
В течение следующих пятнадцати минут я отвечала на вопросы, ответы на половину из которых я не знала, и заполняла документы. Каждый второй вопрос был напоминанием того, как мало я знала о Мэтте.
По крайней мере, я больше не кричала. Страх и поглотивший меня ужас сдерживал слезы.
— Что они делают? Они могут остановить приступы? Это…
Медсестра уклонилась от моих вопросов своими собственными.
— Он очень обезвожен. Ты знаешь, сколько он пьет? Сколько раз он проходил детоксикацию раньше?
Я не знаю. Я не знаю. Не знаю!
Детоксикация раньше...
Я вспомнила, как дрожала рука Мэтта, когда я заставила его вылить последнюю бутылку. Мне хотелось закричать. Он знал, что это случится, не так ли? Он только что снова прошел по этой протоптанной дороге, по которой, вероятно, проходил больше чем один раз.
— Около шести, — медсестра отпустила меня.
— Я позвоню тебе, как только его состояние стабилизируется, — пообещала она.
Я бродила в холле.
Люди приходили и уходили. Лампы дневного света постоянно гудели.
Я загуглила «отказ от алкоголя» на моем телефоне и просмотрела результаты.
Опасное для жизни состояние.
Сильное алкогольное опьянение в течение нескольких недель.
Возбуждение, эпилепсия, белая горячка... может быть смертельным.
Когда я держала Мэтта прошлой ночью, и его рука была в моей — это было в последний раз? И если я потеряю его теперь, как я буду жить?
Я пролистывала мои контакты.
Мама, папа, Крисси, Джей, Пэм, Нейт.
Я должна позвонить Нейту. Где он вообще? Возможно, он провел ночь в Женеве, хотя я сомневалась в этом. Он, наверное, поехал домой и вырубился.
— Ханна?
Служащий больницы улыбнулся мне.
— Ты можешь сходить к нему сейчас. По коридору, первая кровать слева.
Мой страх немного отступил.
— Спасибо, — сказала я.
Я схватила свои вещи и побежала по коридору в отделение интенсивной терапии. Я часто заморгала от белизны больницы. Куда бы я ни посмотрела, везде были мониторы, кровати и шторы. Я слышала низкие голоса и периодический стон. Врачи и медсестры двигались целенаправленно взад и вперед, игнорируя меня.
Первая кровать слева.
Никто не остановил меня, когда я проскользнула в отгороженное занавеской пространство.
Мэтт лежал на больничной койке, голова наклонена в сторону. Ремнями на липучках были привязаны к поручням кровати его запястья и лодыжки. К одной его руке была прикреплена капельница, катетер к другой. Его пакет от капельницы был наполовину пуст. Он спал, или, возможно, без сознания. Монитор отражал на экране его жизненные показатели.
Я сглотнула и подошла ближе. Тяжесть горя сдавила мою грудь. Я позволила этому случиться. Я заставила его вылить все спиртное. Я привела его организм к приступам паники. И в первую очередь — это из-за меня он начал пить.
Кто-то переодел его в бледно-синюю с пятнами больничную рубаху и носки. Трубка уходила под его одежду. Я прикоснулась к его груди.
— Мэтт? — прошептала я, хотя знала, что он меня не слышал.
Брошюра висела на его кровати: ФИЗИЧЕСКОЕ ОГРАНИЧЕНИЕ И ВАШИ ПРАВА.
Я держала одну руку на теле Мэтта, когда нашла свой телефон и сделала звонок.
Я слушала мелодию.
Как только я подумала, что никто не ответит, я услышал щелчок, затем сонный голос Нейта.
— Привет, Ханна, все в порядке?
Я начала рыдать.
Мэтт
НЕЙТ ПОЛОЖИЛ плюшевого ламантина мне на грудь, и я неохотно дотронулся до него.
На ощупь он был из мягкого бархата, с черными пластмассовыми глазами. Я гладил его, уставившись на стену.
— Чучело, — я ухмыльнулся. — Она что, думает, что я ребенок?
Нейт пожал плечами.
— Ничего не могу сказать по этому поводу, хотя ты провел чертовски хорошую работу, действуя в одиночку.
Нейт был более резок, чем обычно. На самом деле, чем вообще когда-либо. Я прижал мягкую игрушку к груди.
— В чем твоя гребаная проблема? Ты вел себя как дерьмо всю неделю. Я лежу на больничной койке, не торопи события!
Нейт опустился в кресло возле моей кровати и скрестил пальцы. Он посмотрел на нетронутый поднос с завтраком.
— Я хотел бы знать, как ты собираешься выбраться отсюда без питания, Мэтт.
— У меня нет аппетита. Ты можешь загуглить в интернете про отвыкание от алкоголя. Это довольно распространенный симптом.
