Сколько бы я ни пыталась убедить себя, что этот разрыв во благо, во спасение, голову взрывают флешбэки, сотканные из снов, переживаний и воспоминаний. И я не знаю, где найти силы, чтобы сохранить равновесие и научиться жить без Мирона.
Из всей недели, проведенной в адских муках, первые три дня я не появлялась в университете, сославшись на здоровье. Просто сутками напролет лежала в кровати, рассматривая потолок. Мне было страшно выйти за пределы комнаты, потому что в каждой мелочи я видела Мирона…
«Эту песню пел Савельев»…
«Этой ручкой он нарисовал на моей руке сердце»
«В университетской столовой он всегда заказывал солянку»…
«Это платье нравилось Мирону»…
«После этого фильма мы долго целовались»…
«А это любимые конфета Мира»…
Он — во всем… И от этого не избавиться!
Но самобичевание не может длиться вечно, и уже к концу недели родители отправили меня на учебу, прямо на старте сессии и курса факультативных занятий. И теперь каждый новый день в универе стал для меня новым кругом ада…
Не удивительно, что по возвращении я попала в эпицентр слухов и сплетен. Все бурно обсуждали наше расставание с Савельевым. Некоторые студенты делили деньги, которые ставили на то, сколько мы вместе «протянем». Кто-то пытался вынюхать настоящую причину разрыва. И главная болевая точка — он. Мирон.
На переменах я постоянно вижу его в компании Данияра, Георгия и Глеба. Но в отличие от друзей, которые всегда громко смеются, Мир выглядит потерянным. Наверное, связь между нами не так просто разорвать, потому что даже на расстоянии я чувствую физически, как он подрывается на эмоциях, как изо всех сил старается сохранить целостность своей оболочки. Но стоит нам столкнуться где-нибудь в коридоре, Мир, не скрывая одержимости, смотрит на меня до тех пор, пока я теряюсь в толпе или не сворачиваю за угол.
Господи, как же хочется просто обнять его и пообещать, что все будет хорошо!
Но это станет очередным обманом, ровно как и наше «вместе до конца»…
Каждая клетка моего тела пропитана болью, кровью и страданиями. Я даже подумать не могла, что когда-нибудь стану жить прошлым, потому как только в нем я была по-настоящему счастлива. А сейчас все, что от меня осталось — темное размытое пятно.
И теперь самое прекрасное чувство жрет меня изнутри.
Моя любовь — мое проклятие…
Она не пройдет бесследно. Оставит рубцы и шрамы. Отрежет от реальности. Потому что «нас» больше нет…
— Аня, на обед идем? — спрашивает Мария, прихорашиваясь после физкультуры.
— Я не голодна. Лучше в библиотеку схожу, — стягиваю спортивную форму и переодеваюсь обратно в сарафан. Достаю из шкафчика рюкзак, пару книг и пытаюсь найти мобильник. — Маш, а ты мой телефон не видела?
— Кажется, он был в зале, — говорит Мартынова. — Сходить за ним?
— Нет, я сама. А ты не жди меня.
Тяжело вздохнув, Маша кладет руку мне на плечо.
— Подруга, нужно поесть. Я понимаю, что тебе сейчас тяжело, но…
Не знаю, чем закончилось предложение Мартыновой, потому что дослушивать ее я не стала. Закинув рюкзак на плечо, иду за стареньким телефоном, который в последнее время даже заряжается через раз. А подарок Мирона после расставания лежит в коробке и ждет подходящего случая, чтобы вернуться к своему настоящему хозяину.
Но чем ближе я подхожу к спортзалу, тем сильнее тарабанит сердце, оно словно предчувствует опасность. Меня резко стало бросать то в жар, то в холод, кровь все быстрее струится по жилам, а ноги стали ватными и непослушными. Сжимая руки в кулаки, до боли впиваюсь ногтями в кожу.
Замерев около двери, прислушиваюсь к звукам. Голосов не слышно, лишь раздаются интервальные глухие удары. Значит, там все же кто-то есть. Может, Юрий Алексеевич, наш физрук?
Шагнув в полуосвещенное помещение, боковым зрением замечаю движение около баскетбольного кольца. И этот момент на меня накатила такая волна страха, что все тело начало потряхивать.
Медленно поворачиваю голову. Ловлю фокус. И тут же проваливаюсь под лед.
Вздох. Остановка сердца. Сбой всех параметров.
Мы теряем высоту. Падаем. Разбиваемся.
— Привет, — тихо произносит Мирон и в прыжке забрасывает мяч в кольцо.
Я стою, как вкопанная, боясь пошевелиться. Меня словно парализовало, весь кислород из легких выбило. Чувствую, как воздух начинает вибрировать от напряжения, будто между нами протянули высоковольтные провода. Натужно дыша, пытаюсь взять себя в руки и успокоиться, но колотун лишь усиливается.
— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю, сглотнув ком, который моментально застрял в глотке, и все же совершаю несколько шагов вперед. Хватаю с подоконника мобильный, после чего спешу покинуть спортзал, пока не произошло что-то ужасное, пока я не сорвалась.
— Ну что, с датой свадьбы определились? — неожиданно выдает Мир, а я запинаюсь на ровном месте прямо посреди зала и роняю телефон экраном вниз, от чего он полностью покрылся битой паутинкой. — Приглашения ждать? — Савельев за секунду преодолевает расстояние между нами и оказывается рядом. Подходит ко мне вплотную, преграждая путь к побегу. Взглядом прожигает насквозь, словно пропитывает меня своей болью.
— Дай пройти, — хриплю несмело, но не свожу с него глаз. Мне хочется броситься ему на шею, крепко обнять, поцеловать, снова почувствовать родное тепло…Но я не могу. Запреты сильнее желаний. — Мне правда нужно идти.
Мир молчит, лишь заторможенно моргает. Облизнув нижнюю губу, едва ощутимо ведет ладонью от моего плеча до запястья. И, кажется, что мы оба не дышим, пока наши пальцы не переплетаются.
Боже, как же сильно я по нему скучаю. Как же сильно его люблю!
На контакте вздрагиваю, как будто в кожу ввинчивают миллионы маленьких иголок. Все внутри гореть начинает, а пульс совершает немыслимые скачки. Хочется прикрыть глаза, чтобы перевести дыхание, но тогда я потеряю минуты, в которых могу смотреть на Мирона.
— Аня… — шепчет Мир и тут же хмурится. — Это, блядь, слишком жестоко, — он опускает взгляд и слегка приподнимает мою руку, где на безымянном пальце противно поблескивает помолвочное кольцо. — Это же не… Скажи, что это просто тупая безделушка, которая никакого смысла не несет! — Савельев ведет головой и, снова выругавшись, сжимает челюсти. Раздувая ноздри, сводит брови к переносице. Его в прямом смысле начинает лихорадить от удушающей ярости. — Ты, блядь, не будешь это носить! Не будешь! Никогда! — выпаливает резко. Сжимая мое запястье, стягивает удушающий обруч вокруг пальца и отбрасывает его в сторону.
И как только кольцо оказывается на полу, я чувствую облегчение, словно Мир освободил меня от оков. Но этого недостаточно, чтобы спасти то, что разрушено.
— Тихая, как думаешь, мы с тобой встретимся в аду или в раю? — яростно тянет воздух Савельев.
От этого вопроса теряюсь.
— Я тебя не понимаю, — из глубины моей груди вырывается отчаянный скулеж, по телу бежит мелкая дрожь, но не от холода. Делая шаг назад, разрываю контакт. Прикрываю глаза, медленно делаю вдох и также медленно выдыхаю. Думала, что в критической ситуации смогу собой управлять, но все же потерпела крушение и теперь меня просто рвет на части. — Нам не стоит больше видеться и даже говорить.
Взмахнув ресницами, фокусирую взгляд на двери и шагаю в сторону, чтобы уйти. Но Мир тут же синхронизируется и зеркалит каждое мое движение. А потом и вовсе резко обхватывает меня одной рукой за талию и притягивают к себе. Запускает ладонь в волосы, сжимая их на затылке, и наши лица замирают в миллиметре друг от друга.
— Я не могу без тебя… Пытался, но не выходит. Эту, сука, любовь ничем не вытравить! Понимаешь?! — шпарит Мир, превращая меня в пепел. Вижу, как и в его глазах медленно гаснет огонь. — Не молчи! Ну, давай, мотылек, пошли меня на хрен! Поставь перед выбором, сам я, сука, не справляюсь.
Не справляется…
Да меня расшатывает не меньше!
— Мирон, пусти, — пытаюсь его оттолкнуть, вот только Савельев сильнее прижимает меня к себе. — Думаешь, мне легко? Думаешь, это решение далось так просто?! — я больше не сдерживаю себя. Выталкиваю все, что так и рвется наружу. — Мне плохо. Очень! Я без тебя погибаю. Каждый день, глядя в свое отражение в зеркале, сильнее ненавижу себя. И знаешь, чего прошу у бога с наступлением рассвета? Чтобы моя пытка, мое наказание никогда не прекращалось, потому что только боль напоминает о том, что ты был в моей жизни. Но… Но у нас нет будущего. Стоило прижечь рану намного раньше, глядишь, хотя бы одну жизнь смогли сохранить.
