Смельчаки бежали так, будто их несли на своих плечах самые быстрые ифриты. И вот показались берега бухты. А посреди нее, недвижимый на спокойной глади, стоял кораблик.
Пятеро беглецов решились плыть, но без помощи своих сильных товарищей Синдбад не добрался бы до спасительной палубы корабля.
Берега страшного острова растаяли вдали. Умолк, закончив рассказ о своих странствиях и появлении в пещере, Синдбад-Мореход.
Сейчас он самодовольно улыбался. Ибо был чрезвычайно доволен тем, сколь успешно выполнил свою миссию – ведь в складках его платья все-таки прятались чудовищных размеров самоцветы, цель его странствия. Но этого мало – те, кто доверил ему свои жизни, не погибли. И они могут стать самым лучшим доказательством того, как усерден был он, Мореход, выполняя повеления великого халифа.
О, сему Синдбаду еще предстояло стать и мудрым и равнодушным, более всего мечтающим о дне, когда подойдет к концу его служение на благо жадного до знаний и чудес Гарун аль-Рашида. Нынешнего Морехода беспокоили мелочи – и как взглянет на его потери сей владыка, и что скажет прекрасная, но бесконечно далекая сейчас Лейла, хранительница очага и единственная любовь, и призовет ли еще раз его всесильный визирь повелителя, мудрейший Абу-Аллам Монте-Исума.
Совсем иные мысли сейчас овладели разумом Синдбада-воина, спасшегося вместе с Мореходом. Наконец остались позади и ужасы пещеры Повелительницы гигантов, и страшная ночь, и побег из распахнувшейся гигантской клетки через зал, где чудовищные детеныши огромной Митгард играли бездыханным телом их друга, Фархада-стрелка.
Наконец зашумел в парусах ветер, увлекая «Невесту бриза» к родным берегам. И в этот самый миг, расправляя для просушки насквозь промокшее платье, ощутил Синдбад-воин резкую боль – глубокий порез ладони сочился кровью.
– Аллах всесильный, что же это такое? – пробормотал он, вытаскивая из складок шаровар кусок непонятной субстанции: небольшой, размером с книгу, каменно-твердый осколок… но вот чего?
– Позволь, друг мой… – Голос Бунака, боцмана «Невесты бризов», мог распугать дюжину ифритов, однако не пугал воинов халифа. – Забавно… Если бы не размеры и не воистину сказочная крепость, я бы сказал, что это осколок скорлупы огромного яйца. Должно быть, ты немало дней валялся без памяти прямо в гнезде птицы Рухх.
– К счастью, уважаемый, эта милая птичка нам не встретилась, – проговорил Синдбад. Его сердце глухо стукнуло при словах «осколок скорлупы».
Точно так же оно стучало, когда он склонился перед спящей женой, пытаясь напоить ее молоком из скорлупки куриного яйца.
– Но тогда что же это? – пробурчал Бунак.
– Должно быть, осколок чего-то иного…
– Покажи-ка, юноша, – рядом с Бунаком появился Ахмед, капитан корабля.
Он вынул из рук Синдбада осколок с пятнами крови и зачем-то поднял его вверх, попытавшись через него взглянуть на солнце.
– Это осколок яйца, уважаемый, – проговорил он и передернул плечами. – Тут Бунак прав. Но это яйцо не птицы, а невероятной, чудовищной змеи… Мой разум не в силах представить размеры этого чудовища… Должно быть, в длину эта тварь не менее дюжины локтей…
– Увы, почтенный, куда более сотни дюжин локтей. Повелительница называла свою любимицу именем Митгард. И была сия любимица гигантской, чудовищной коброй, длины немереной, а в толщину ее тело почти равнялось росту взрослого мужчины…
– Аллах всесильный…
– Видели мы, поверь, и детей этого монстра. Малыши, вылупившиеся из яиц всего десяток дней назад, размерами не уступали матушке и играючи разорвали в клочки Фархада, посмевшего вызвать неудовольствие колдуньи, прекрасной, как сон, и жестокой, как сотня кровожадных варваров.
– Ну, не такие уж варвары и жестокие… – пробормотал Ингмар-варвар, старшина мамлюков. Он уже отказывался считать, сколько раз за это недолгое странствие ему помогли его далекие боги.
– Прости, мудрейший, конечно, нет. Ибо никакой ватаге варваров, пусть число их неисчислимо велико, не под силу проявить столь чудовищную жестокость. Так, значит, это осколок змеиного яйца…
– Осколок змеиного яйца… – со странным выражением лица повторил Синдбад-воин.
Предсказание неудачливого знахаря зазвучало в его голове вместе со словами странного факира, не менее его, Синдбада, пострадавшего от череды изматывающих чудес.
«Напоить сию деву водой жизни из колыбели жизни…» «Вода жизни, без сомнения, это молоко. Колыбель… Колыбель жизни… Это же яйцо! Должно быть, надо окропить губы твоей уснувшей супруги молоком, налитым в скорлупку яйца…»
Вспомнил Синдбад и вздох, громом прозвучавший в тиши опочивальни после того, как губ Амали коснулись капли этого молока. Всего один, но такой желанный и такой обнадеживающий вздох. И потом вновь тишина… Тишина неподвижности, тишина ускользнувшей мечты…
«Что ж, друг мой, мы попытались, верно?»
«Смотри, мальчик, – карканье старой вороны цыганки в тот миг показалось Синдбаду слаще самого сладкоголосого пения. – А ведь девушка-то шевельнулась. Уста ее чуть заалели, да и дышит она теперь чуть чаще… Похоже, малыш Хасиб, ты на правильном пути».
«Должно быть, так, – пожал тогда плечами Хасиб-чародей».
Перед мысленным взором Синдбада появилась новая картина – Маймуна-джинния припала губами к руке спящей дочери, а Дахнаш тайком утирает слезы.
«Что ж, добрый наш зять. Силу этого заклятия нам не одолеть, это верно. Как верно и то, что сказал тебе этот мальчик-маг: вода жизни из колыбели жизни сможет вернуть нашу дочь. Только, полагаю, колыбель эта, яйцо должно хранить куда более магическое существо, чем обыкновенный цыпленок… Может быть, если ты принесешь яйцо птицы До-До, или яйцо, отложенное заботливой самкой текодонта, или чудовищной мамашей архозавра… Быть может, тебе улыбнется удача и в далеких странствиях ты найдешь яйцо птицы Рухх…»
«Ох, матушка, – покачал тогда головой Синдбад, – боюсь, что поиски и этих необыкновенных существ, равно как и поиски улыбающейся удачи, продлятся бесконечно долго…»
«Времени у тебя будет ровно столько, сынок, сколько нужно. Его мы, дети колдовского народа, можем подарить тебе бесконечно много. А вот удачу, увы… Это выше наших сил».
«Однако, жена, мы можем даровать нашему зятю неуязвимость, воистину бесконечное здоровье. Это-то в наших силах!»
«Да, мой прекрасный, это в наших силах. Отныне, отважный Синдбад, тебе не грозят ни яд, ни меч, ни нож. Они не смогут причинить тебе сколько-нибудь серьезного ущерба. Никто злоумышляющий не добьется успеха!»
