Я в самом деле задыхаюсь.
И да, поддаюсь в порыве этой своей слабости…
— Пожалуйста, Кай, — не уверена, что в самом деле произношу это вслух, когда сама подаюсь назад, прижимаюсь своими бёдрами к нему плотнее.
Но я услышана. Слегка приподнята. Он не прекращает меня целовать. На грани исступления. Всё так же ненасытно. Алчно. Дико. Голодно. Будто тоже сходит с ума. Вместе с мощным жёстким вторжением в моё тело. Да, я помню, какой его член впечатляюще здоровенный. И не имею ни малейшего понятия, как он вообще помещается в меня. Разом. До упора. Первый же толчок сопровождает мой громкий вскрик. Нет. Мне не больно. Но в глазах словно фейерверки рассыпаются, а мышцы по всему организму непроизвольно сжимаются. Чувство наполненности зашкаливает. И я хватаюсь уже за самого мужчину, который вовсе не думает останавливаться. Вдалбливается в меня снова и снова, крепко прижимая к себе. Наверняка оставляя отметины под своими пальцами по моей коже. Я теряю счёт этим толчкам. Вообще ничего не помню. Ни себя. Ни весь мир.
Даже после того, как где-то там оставленный мной же на краю стола телефон разливается мелодией входящего…
Это какое-то сплошное сумасшествие!
Всё вокруг рассыпается мириадами вспышек тягучего судорожного наслаждения, прошивающего меня до глубин самой души. Оно обжигает мой разум. Поглощает временной темнотой. Раскрашивает всю мою личную вселенную тоннами красок. Пусть так и не бывает. Всё и сразу.
Да, не бывает…
Так невообразимо хорошо.
Я едва дышу. Вряд ли в полной мере осознаю реальность.
Телефон всё ещё звенит.
Тянусь к нему, будто это нечто чрезвычайно самое сложное в моей жизни. Никаких сил не остаётся. Даже на громкость.
— Алло, — выдыхаю.
Чуть не роняю заново телефон.
— Дочка? — доносится из трубки.
Тревожное. Родное. Такое важное. Нужное.
Что моментально совестно становится…
Я ведь до сих пор на столе. Грудью прижата. Не упираюсь уже в него своими руками. На это никаких сил и возможности тоже совсем нет. Фактически распята. Под мужчиной. Который до сих пор во мне. Всё такой же твёрдый. Готовый продолжать. Судя по тому, с какой тяжестью опускаются на столешницу перевитые проступающими венами мужские кулаки, в последнем сомневаться вовсе не приходится. Будто весь кислород разом опять из помещения испаряется, столь трудно снова становится дышать.
Жаль, у меня не остаётся ни единой секунды на то, чтобы опомниться, или хоть как-то прийти в себя!
Хоть что-нибудь со всем этим сделать…
— Дочка, как ты? — зовёт нетерпеливо отец, не дождавшись от меня ответа.
Ох, если бы ты знал…
— Всё. Хорошо. Правда.
Да, вру.
Почти.
Минуту назад ведь в самом деле всё было просто чудесно.
Сколь бы подлым и низменным то ни считалось…
— А ты?
Секундное молчание. Длиною в вечность.
— Хорошо, — выдыхает с заметным облегчением старший Вайс, затем медлит немного, а последующее звучит тихо и нерешительно, отчётливо виновато: — Прости. Я… Не уберёг тебя. Я виноват. Прости дочка. Я… не хотел, чтобы так получилось. Я… Всё исправлю, обещаю! Ты только немного потерпи, прошу тебя! Мы с ним обязательно договоримся. И тогда он тебя отпустит…
По моим венам стекает чистейшая боль.
Она же — душит, почти убивает, сжигает.
В пепел…
Все остатки моих надежд.
И даже тот факт, что мужчина от меня отодвигается, давая чуть больше пространства, совсем не спасает.
Да и то — ложное.
Приподнимает. Разворачивает. К себе лицом. Подхватывает за бёдра. Совсем не заботится о том, насколько неожиданным становится для меня этот немного порывистый жест. Усаживает прямо перед собой, на ту же столешницу. Мои колени разведены намного шире. Подол платья снова задран повыше, до самой талии. А первая же моя жалкая попытка к сопротивлению решительно и неумолимо пресечена. Я придвинута к нему ближе. Снова перед ним уязвимо раскрыта. И единственное, что вырывается из меня вслух, лишь полубеззвучное, полубеспомощное:
— Ох…
Вместе с последующим резким толчком.
Да, до упора.
Надеюсь, то прозвучало действительно не настолько громко, чтоб абонент сумел разобрать.
Проклятье…
Как и будь проклято то, что убедиться в сохранении этой своей самой грешной и постыдной тайны, мне уже не доведётся.
Телефон банально вываливается из моей руки. Падает на пол. Слишком мощный — последующий толчок его члена.
Разбивается…
Нет больше связи.
Как и нет никакой возможности возразить. Всего мгновение, а мои губы смяты очередным жадным, глубоким поцелуем. Он длится и длится, пока мужчина порывисто и часто, почти грубо вновь и вновь вбивается в меня. Никакой передышки. Только острое, безумное, дикое и неподконтрольное пламя. В нём ли одном? Не уверена. Но даже та пронизывающая меня прежде отчаянная злость, и та выливается лишь в то, с какой крепкой хваткой я хватаюсь за широкие плечи, расцарапывая ногтями его шею.
