Когда нахожу Абилин и встаю рядом с ней, я понимаю, что внешне выгляжу невозмутимым, как политик, который старается быть вежливым на похоронах ради жены своего друга. Но внутри я — пули, острые зубы и зло. Я — выжженная земля. Я рыцарь, который пойдет на все, чтобы спасти свою королеву.
По дороге домой с кладбища я пишу сестре в машине.
Я: Позвони мне. Это очень важно.
ГЛАВА 26
Эмбри
Прошлое
Нет никого более жестокого, чем сенатор Морган Леффи, когда у неё плохое настроение.
Никого.
И поэтому я не знал, чего ожидать, когда постучал в дверь ее дома в Джорджтауне на следующий день после похорон Дженни Колчестер. Я не знал, увижу ли свою сестру расстроенной, раскаивающейся или злой, даже не был уверен, согласится ли она встретиться со мной. Что я знал наверняка, так это то, что мне все равно. «Семья защищает семью», всегда говорила Вивьен Мур, но Эш тоже стал моей семьей. И после того, что Морган сделала с ним вчера, я почувствовал необходимость как-то защитить его.
Морган сама открыла дверь, являя собой образ «сенатора тридцати с небольшим лет на досуге»: босоногая, в шелковой блузке без рукавов и брюках за девятьсот долларов. Увидев меня, она перекинула через плечо свободно заплетенную косу цвета воронова крыла.
— Если ты по поводу похорон…
— Позволь войти.
Она с минуту изучала меня, затем вздохнула и отступила в сторону, пропуская в дом. Я не стал дожидаться, пока она предложит присесть; сразу направился в гостиную и уселся в мягкое кресло, — которое, как я прекрасно знал, было ее любимым, — лениво развалившись и с неприязнью глядя на сестру Эша.
Морган снова вздохнула, опускаясь в неудобное кресло в стиле «Королева Анна» и закинула ногу на ногу.
— Да говори уже.
— Когда ты узнала?
Она приподняла брови, как будто не ожидала, что я первым делом задам такой вопрос.
— В Карпатии я ещё ничего не знала, если ты на это намекаешь.
Я уставился на нее, вглядываясь в глубину зеленых глаз… того же необычного оттенка, что и у Эша. У них одинаковые черные волосы, такие же полные губы. Та же королевская осанка.
— Поверить не могу, как раньше не замечал, что вы так сильно похожи.
Она фыркнула.
— Я тоже этого не замечала, так что не вини себя.
— Поверь, я и не виню.
Морган даже глазом не моргнула на мой язвительный тон, а я — на отсутствие реакции с ее стороны.
— Так, когда же ты узнала? — снова спросил я.
Она отвела взгляд, и утренний свет озарил ее лицо.
— Я всегда знала, что у мамы есть еще один ребенок. Мой брат. Отец позаботился о том, чтобы я помнила об этом и никогда не забывала, что Пенли Лютер убил мою мать.
Я слегка кивнул в ответ. Горан Леффи, мой отчим и отец Морган, был в процессе развода с Имоджен Леффи, когда та умерла, рожая сына от президента Пенли Лютера. Несмотря на предстоящий развод, он тяжело воспринял ее смерть, возненавидел Лютера и ребенка, который в конечном итоге отправил на тот свет Имоджен. В семье Мур это не было секретом в домике у озера — даже Вивьен Мур ненавидела упоминание о Лютере из-за Горана Леффи.
— Но как ты узнала, что тот ребенок — Эш?
Она потерла висок кончиками пальцев.
— От девушки, которая хранит секреты и, честно говоря, имеет немного нездоровую одержимость Максеном. Она неплохо научилась у своего деда, чтобы начать вынюхивать в нужном направлении, а после пришла ко мне. Пару месяцев назад.
— Ты знала об этом два месяца? — Я был поражен. Я имею в виду, что у нас с Морган были очень деловые отношения, но, если бы я узнал, что у меня есть еще один брат, с которым я переспал, я бы, по крайней мере, рассказал об этом брату, которого знал всю жизнь.
Ну, сводному брату. Но суть в другом.
Морган встала и зашагала по комнате, скрестив руки на груди.
— Сначала я была в шоке. Просто… потрясена. И поражена. Как? Каковы шансы? Что из всех мужчин именно он окажется моим братом? Что я пересплю с ним и… — она прикусила губу, не договорив.
— Но зачем ты рассказала ему об этом? — В моем голосе снова проскользнули нотки враждебности, когда я вспомнил вчерашнее. Октябрьский дождь, барабанящий по листьям, окрашенным в золотистый цвет, низкие раскаты грома. Оцепеневшее выражение лица Эша, когда она рассказала ему — шокированное, словно его вот-вот стошнит.
Я мог бы убить ее в тот момент, прямо перед гробом Дженни, украшенным изысканными букетами орхидей.
Однако сейчас я ждал присущей ей жестокости. Ожидал, что она будет оправдываться, обвинит Эша, меня. Очевидно, вчера Морган чувствовала себя достаточно свободно, чтобы сказать ему об этом при мне, так почему же сегодня должно быть по-другому?
Но сегодня все пошло не так. Она перестала расхаживать по комнате, скрестив руки на груди, и повернулась ко мне.
— Я не знаю, — устало произнесла сестра. — Не знаю. Я говорила себе, что делаю это для того, чтобы навредить ему, завершить кампанию, если смерть жены не помогла с этим, но чем больше я думаю об этом, тем больше убеждаюсь, что чувствовала себя… одинокой… единственной, кто знал.
— Так ты рассказала ему, потому что тебе было одиноко? — В моем голосе было столько презрения, что это удивило даже меня самого.
Сестра пристально посмотрела на меня.
— Я рассказала ему, потому что у моей партии нет шансов победить на выборах. Дело даже не в его дурацкой «Новой партии», а в нем. Максен красив, молод, герой войны, обаятелен — в общем, обладает всеми качествами, которых нет у нашего претендента. И пока Республиканская партия не сможет выдвинуть кандидата похожего на него, у нас нет шанса на победу.
— Но у вас нет никого похожего.
— Да. У нас нет. Но я подумала, что если смогу заставить его бросить… — Она покачала головой. — В любом случае, это неважно. Ты прав. Думаю, настоящая причина, по которой я рассказала ему, заключается в том, что это причиняет мне боль. И я хотела причинить ему такую же боль, более того, я хотела, чтобы он разделил это бремя со мной. Думала, ему станет легче, когда он узнает.
— И как? Получилось?
Она прижала руки к животу, словно пытаясь сдержать свои чувства, и уставилась в пол.
— Нет, — ответила она, всматриваясь вдаль.
Я встал и подошел достаточно близко, чтобы коснуться ее. Но не притронулся. Даже исключая то, что произошло на похоронах Дженни, мы не из тех братьев и сестер, которые проявляют любовь друг другу.
— Ты реально сделала ему больно, Морган. Поздравляю. У него траур, он горюет, а теперь еще знает, что вдобавок ко всему прочему когда-то, давным-давно, трахал свою сестру. Наверняка он в курсе, что его мать мертва, а отец никогда не хотел его видеть. Карпатцы не смогли этого сделать, смерть Дженни не смогла этого сделать, но тебе удалось. Ты сломила Максена Колчестера. Именно этого ты хотела, верно?
Морган снова покачала головой, по-прежнему не глядя на меня.
— Я не понимаю, чего хочу, когда дело касается его.
Черт, а кто вообще понимал, когда дело касалось Максена Колчестера? Прошло столько лет с тех пор, как он сделал Дженни предложение, а я все еще не мог двигаться дальше. Я не мог перестать мечтать о случайных прикосновениях наших пальцев и плеч, о тех ночах, когда мы вместе напивались, и он задумчиво водил пальцами по моей шее, по грубой щетине на моем подбородке. Ни секс, ни алкоголь, ни война не выбили из меня чувства к нему, и никогда не смогут. Я скорее умру, чем перестану любить Эша. Но это не исправило ситуацию, особенно теперь, когда Дженни умерла. Каким ужасным человеком я был, если надеялся, что ее смерть освободит его от ответной любви?
Ты был бы таким же ужасным человеком, каким уже являешься.
Я снова сосредоточился на Морган, на том, что происходит здесь и сейчас, и, направляясь к двери, сказал:
— Тебе лучше понять, чего ты хочешь, Сисси. В любом случае, что бы не делала, ты несешь за это ответственность.
— Дело сделано, — прошептала она. — Уже ничего не исправить.
