– Более того, – любимая жена халифа вновь опустилась на подушки, – я знаю, что эти люди будут жить еще очень нескоро. Но мои, понимаешь, мои желания, мой взгляд на сей удивительный мир станут их взглядами и желаниями. И мне это очень нравится. Так нравится, что не хочется возвращаться сюда, сколь бы прекрасным ни был мой собственный мир.
– Не хочется, сестричка?
– Нет, – Шахразада отрицательно качнула головой, – мне хорошо там… Хорошо вместе с Деймоном в облике Маргариты, вместе с Ником в теле строптивой Евы… я мечтаю о новых гранях страсти в какой-то другой дождливый день, становясь джиннией Амалью… Хотя, думаю, все же с Деймоном мне будет уютнее всего. Ибо он заранее знает, что его возлюбленная не похожа ни на кого в целом мире. Он видит, что ему повезло, и понимает, что ее-то придется завоевывать каждый день и час… И он, чувствую, готов к этому.
– Но отчего так, милая моя?
Голос Герсими дрогнул – увы, она предвидела ответ. И следующие слова невестки полностью подтвердили ее правоту.
– Там, – темные глаза Шахразады обратились в одной ей видимые дали, – там жизнь, сестричка. Там рождается новая любовь, там двое встречаются, чтобы идти по жизни вместе… Или навсегда расстаться, ибо так будет угодно судьбе… Там каждый день сотни препятствий мешают встречам, сотни коварных подводных камней разрушают корабли и судьбы. Все коловращение жизни там, в мирах иных и бесконечно далеких, но в то же время и необыкновенно, сказочно близких.
– А здесь, милая? – Шепот Герсими мог расслышать лишь мотылек. – Ведь здесь твои дети, милые и славные непоседы, которым так нужна ты и в каждый миг дня, и в каждое мгновение ночи… Здесь мы, любящие тебя, желающие тебе добра. Здесь Шахрияр, в которого ты еще недавно была так влюблена…
– Я и сейчас люблю его…
– Ну вот! А ты говоришь, что жизнь там…
– Сестренка, ты неправильно поняла меня. Я вас всех люблю, вы все – часть меня самой… Мои дети, конечно, самые лучшие, мой муж по-прежнему нежно любим… Но… Как бы тебе объяснить…
Шахразада помедлила, стараясь подобрать самое точное слово. Наконец ей это удалось.
– Понимаешь, Герсими, здесь все уже состоялось. Шахрияр уже мой муж, Шахземан уже твой… Понимаешь, сестричка, уже…
Герсими кивнула – да, она отлично понимала свою названую сестру. Но оказалось, что Шахразада собирается сказать еще что-то. И это «что-то» стало столь важным и столь страшным, что девушка решила во что бы то ни стало передать это мужу, сходящему с ума от беспокойства за мудрую «сестру» и наставницу жены, и, если повезет, повторить самому Шахрияру.
– Мне кажется, моя милая подружка, что муж мой привык… Привык ко мне, к нашим детям, к тому, что в любой вечер, едва сядет солнце, он может с наслаждением вытянуться у моих ног и услышать новую сказку… Он перестал… перестал меня завоевывать, меняться, чтобы доказать, что мной любим самый лучший и самый непредсказуемый мужчина мира… Он стал скучным и одинаковым… И днем и ночью… Высокородным и облеченным невиданной властью. Он перестал быть возлюбленным…
– Но разве это столь плохо? Теперь не надо тратить силы на то, чтобы вновь завоевать его сердце и доказать, что его выбор был верным…
– Это удобно, сестра… Понимаешь, это хорошо для тех, кто не привык трудиться над своими чувствами, кому достаточно одной победы в жизни… Тому, кто живет только днем сегодняшним…
«Равнодушному лентяю и себялюбцу», – услышала Герсими горькие мысли невестки.
О, как же хотелось Герсими переубедить невестку! Как хотелось поведать, что произошло с Шахрияром в те девять дней, когда она, Шахразада, недвижимая, лежала в своем сновидении, более похожем на смерть, чем на сон!
Да, тогда Шахрияр вновь стал самим собой – пылким, чуть безумным, готовым на все ради любимой… Но… Но Шахразада пришла в себя, и… пришел в себя Шахрияр, вернувшись к удобному облику скованного традициями халифа.
Девушка продолжала бы предаваться воспоминаниям, но голос невестки вновь привел ее в себя. А слова повергли в настоящий ужас.
– Должно быть, милая моя сестренка, я все же решусь остаться там… Там, где жизнь бурлит, там, где каждый день жизни как первый и единственный, там… там, где каждый день следует вновь и вновь завоевывать любовь близких, вновь и вновь даря им новую себя…
– Но что же делать, сестра? – с нешуточным испугом спросил Шахрияр. – Как удержать ее здесь?
– Я вижу только одно, о властитель…
– Шахрияр, – с досадой перебил ее халиф.
– …О да, Шахрияр, конечно. Я вижу только один путь – вновь и вновь завоевывать собственную жену, даря ей не только пылкую страсть, но и уважение, привязанность, ни с чем не сравнимую возможность увидеть в давнем-предавнем знакомом удивительного незнакомца…
– Вновь навлечь на себя какое-нибудь проклятие?…
– Тоже не так плохо… Однако избрать такое, что окажется по плечу только твоей жене…
Герсими холодно и чуть ядовито улыбнулась.
– Хотя, мой царь, если тебя устраивает все, что происходит сейчас, ты можешь просто оставить все без изменения… Можешь увлечься какой-нибудь пустой побрякушкой из поистине великолепного гарема твоего батюшки…
– И позволить каким-то белоглазым альбионским пройдохам обольщать мою жену?!
– О да, пока ты обольщаешь очередную безголовую одалиску… Ведь для этого нужно так мало: горсть сладких фиников или миндаля, два глотка коварного сладкого вина щедрой Мадейры и всего-то парочка часов в тиши опочивальни…
Шахземан не узнавал своей жены. Ибо сейчас перед троном халифа восседала не милая и бесконечно терпеливая Герсими, а жестокая, даже бессердечная колдунья.
Шахрияр молчал. Да и что он мог сказать? Ибо ему оставалось только сделать выбор… Первый путь, уже хорошо изученный, пройденный, удобный: дать жизни течь так, как она течет… И потерять свою жену, оставшись наедине со сладкими и печальными воспоминаниями и надеждами, что некогда она вновь откроет глаза и назовет его любимым…
И путь второй: вновь броситься в бой, дабы завоевать сердце совершенно неизвестной женщины, которой мало воспоминаний, которой и посейчас нужно кипение жизни в точности такое же, как в первые дни их любви… Броситься в бой для того, чтобы она увидела, на что он и теперь готов ради нее.
Шахрияр думал. На одной чаше весов лежала его удобная и привычная жизнь, а на другой – жизнь самой Шахразады, которая готова навсегда отдаться коварному бесконечному плену самого сладкого из своих сладких снов.
И никто в Малом церемониальном зале (даже невидимкой присутствующая здесь же бессмертная Фрейя) не мог знать, каким будет его решение.
