Вторая лодка – ее Эммануэль не заметила – бросает якорь вслед за первой. Детишки собираются гурьбой и окликают вновь прибывших. Им отвечают звучные голоса. Приплыла очередная, но уже малочисленная партия девочек и мальчиков. Они старше, и все в купальниках. Анна Мария хочет предупредить Эммануэль, но ее перебивает громкий голос Мари-Анн, чьи распущенные косы развеваются в золотом солнечном свете, будто они – специальное украшение кормы.
Детишки, игравшие в воде, несутся на галечный берег. Эммануэль гладит их загорелую светящуюся кожу. Самая маленькая из девочек уцепилась за волосы на лобке у Эммануэль. Девушка отлепляет от себя детей: левой рукой – крохотное янтарное тельце, правой рукой – сиамского мальчика; и направляется к Мари-Анн, которая только что сошла на берег.
– Это все твои дети? – спрашивает Эммануэль.
– Сейчас – да, – подтверждает эльф. – Как добрались? Сами? Одни?
– Нас привез Жан. Специально, чтобы мы повидались с тобой. Он уже уехал, он торопился. Но вернется за нами через пять дней. А еще завтра приезжает Марио, ты рада? Где твое бунгало?
– Не здесь. Далеко: на другом пляже. Как вас занесло в эти забытые богом края?
– Мы сняли здесь домик, прямо вон там.
– Надо же!
– Да. Это идея Жана.
Мари-Анн смотрит на Анну Марию, размышляет, а потом заявляет:
– Я возьму вас на свою лодку. Надо отвезти ребятишек. Потом зайдете поздороваться с мамой. Поужинаем вместе. Вернетесь пешком, вечером море будет спокойным. И сейчас полнолуние – бояться нечего.
– Мне надо одеться, – говорит Эммануэль, вылавливая из воды свои мокрые вещи.
– А вы так и не разделись? – спрашивает Мари-Анн у Анны Марии со скрытой иронией. Молодая итальянка улыбается, но не отвечает и следует за Эммануэль в сторону бунгало.
Через секунду обе возвращаются в купальниках. Совершенно случайно купальники оказываются почти одинаковыми: сплошными, красиво облегающими грудь и очень открытыми на спине и на бедрах, подчеркивающими лобок и ягодицы. Они сделаны из тонкой изысканной ткани цвета земли Сиены – у Эммануэль, и оливкового – у Анны Марии.
В лодке девушки встречают моряков: двое китайцев преспокойно лежат на палубе, слегка направляя лодку и при этом даже не приподнимаясь. Их окрашенные в красный цвет челюсти задумчиво жуют листья бетеля.
Когда якорь уже поднят, Мари-Анн снимает лифчик от белого бикини, затем трусики. Она ложится на спину, подставляя свое прекрасное тело солнечным лучам, головой к носовой части лодки. Девушка раскидывает ноги и предоставляет возможность всем полюбоваться прекрасными упругими грудями. В углу, образованном ногами Мари-Анн, тут же ложится на живот мальчик, его лицо оказывается на уровне щиколоток Мари-Анн. Он очень красив, на вид ему лет двенадцать-тринадцать. Он внимательно разглядывает интимное место девочки-ровесницы. Оба при этом не произносят ни слова. Эммануэль и Анна Мария не смотрят на пальмовый берег, простирающийся с левой стороны, они внимательно наблюдают за мальчиком, его внимательными глазами и бедрами, покачивающимися в такт лодке.
* * *
Море отхлынуло так далеко, что огней бунгало почти не видно. Полночь, конечно, уже миновала. Эммануэль и Анна Мария лежат на горячем мокром песке.
Они поздно вернулись от Мари-Анн, дошли до террасы: старый сторож, похожий на пирата, морщинистый и загорелый – он должен был охранять девушек по ночам – преспокойно спал с открытым ртом, растянувшись прямо на полу с дубинкой в руках. На самом деле, Эммануэль и Анна Мария вовсе не из пугливых. Присутствие охраны – лишь признак состоятельности хозяев.
Эммануэль предложила в последний раз принять морскую ванну. Анна Мария сняла купальник, не дожидаясь приглашения Эммануэль. Купальник упал к ногам девушки, она оставила его рядом с корсаром и пошла вперед по серебристому от лунного света пляжу. Эммануэль впервые видела Анну Марию обнаженной.
Теперь, лежа рядом с Анной Марией, Эммануэль ощущает не свойственную ей робость, сдерживающую ее губы и руки. Эммануэль хотелось бы, чтобы Анна Мария заговорила: не о любви, не о мужчинах, не о них самих, не о будущем, а о чем-то простом – о морской пене, о звуке морской волны, о ракушках, которые покалывают ноги и руки; о темнокожих людях, которые, согнувшись, бродят чуть поодаль вдоль моря в поисках крабов; о лунной дорожке на воде, об огоньках лодок, танцующих в темноте, о рыбаках, которые ловят каракатиц. Но Анна Мария смотрит в небо и молчит.
– О чем ты мечтаешь? – не выдерживает Эммануэль.
– Я не мечтаю. Я просто счастлива.
– Почему ты счастлива?
– Благодаря тебе.
«Я полюбила ее с первого взгляда, – думает Эммануэль. – Именно поэтому я ждала так долго».
– Я никогда еще не видела тебя без одежды, – говорит Эммануэль.
– Смотри.
– Я могу заняться с тобой любовью, красавица, ты прекраснее меня.
– Слишком поздно сопротивляться.
– Ты по-прежнему считаешь меня злом?
– А ты меня по-прежнему считаешь ангелом?
– Ты моя любовница, моя женщина.
– Я буду жить с тобой и Жаном. Я буду с вами.
– Я покажу тебе все, что люблю. Ты будешь делать все то, что мне нравится.
– Не торопись! Видишь, мне до сих пор страшновато.
– Будь стойкой, оловянный солдатик! Я не стану тебя беречь. Я растрачу тебя, словно огромное состояние, и глазом не моргнув.
– И ничего от меня не оставишь?
– Отдавать себя, растрачивать себя – не значит терять себя. Позволь мне войти в тебя и напитаться твоим сладким соком.
– И ты напитаешься мною вдоволь?
– Нет, вдоволь я никогда не напитаюсь. Я всегда буду кого-то искать. Посмотри на небо…
– Ты хотела, чтобы я забыла о нем.
– Посмотри на него. Посмотри, как счастлива под ним наша земля. Оно оберегает ее. И оно наше: мы хозяева на земле.
– Что ты ищешь? Что мы еще можем отыскать в жизни?
– Все! Все! Мы много не знаем! Но, увы, мир никогда не откроется нам до конца.
– Верь! – вдруг произнесла Анна Мария с неожиданной пылкостью. – Мы, Жан и все, кто с нами, все, кого мы любим, увидим, как рождается новый мир.
– Не мы. Никто. Лишь те, что придут когда-нибудь после нас.
– А кто придет после нас с тобой?
– Наша дочь.
– А кто ее родит? Ты? Я? С кем она будет зачата? С Жаном?
– Я или ты. Какая разница. Мы поможем ей родиться. А потом научим изменяться.
– И все?
– Остальному она будет нас учить. Или ее дети, или ее внуки.
– Нас уже не будет в живых, – говорит Анна Мария, едва дыша. – Ах, как бы я хотела вернуться! Позже! Гораздо позже! Когда люди повзрослеют!
– Замолчи. Помнишь фавна? Что он говорил? «Эти нимфы…»[51] Моя невеста, моя сестра, я родила тебя, но этого мало! Любовь к тебе продолжает мою мечту. Я чувствую желание, которому суждено продлиться.
