— Кейт, — слезы все же текут, капая на руки той, что держит меня за запястья.
— Ты такая хорошенькая, — женщина мне улыбается. — Сложно в нашем заведении будет с такой внешностью. Как ты учишься?
— Хорошо, — отвечаю дрожащим голосом.
— И что? Незнание языка не мешает? — с легкой усмешкой, адресованной не мне, интересуется она.
— Мне помогают, — признаюсь, давясь истерикой. — Подруга и… и… — ноги подгибаются. Директор ловит меня, усаживает к себе на колено.
— Ты ж моя хорошая, — гладит по волосам, а я дрожу всем телом так, что стучат зубы и ноги бьёт крупная судорога. — Врача позовите, — обращается к Ольге. — Медпункт чуть дальше по коридору. Да… — вздыхает она в никуда. — Вот так, девочка, бывает. Это реальная жизнь. Чем раньше ты смиришься, тем легче тебе будет здесь выживать.
Мне дали успокоительные капли и через некоторое время трясти перестало. Я просто замолчала, как полгода назад, когда меня впервые привезли в интернат.
Директор вызвала нянечку, и эта женщина понравилась мне чуточку больше. Она привела меня в спальню, показала кровать у окна и тумбочку, а также мою единственную полку в шкафу.
Как только она ушла, местные дети обступили меня со всех сторон. Спрашивали имя, за что меня сюда сдали, но я, отвернувшись к стене, старалась вспомнить слова психолога, что давали мне силы по приезду сюда. Их будто стерли из моей головы. Там остались боль, страх и чувство безысходности.
8. Я сильная
В этот раз я закрылась надолго. Целое лето моим единственным собеседником была педагог по русскому языку. Я говорила исключительно на уроке и об уроках. Перед Ксюшиной мамой было стыдно, ведь значит я недостаточно хороша, раз от меня отказались. Ксюшка приходила почти каждый день, мы сидели в беседке на территории моего нового дома. Она болтала без умолку, пыталась меня рассмешить.
Однажды вечером, уже перед первым сентября, когда нам выдали школьную форму и напутствие хорошо учиться, чтобы стать людьми, накормили предпраздничным ужином в виде тушеной капусты и куриной котлетки, в углу между столовой и огромным цветком меня зажали мальчишки, что старше на два года. Они стали говорить грубые слова и громко смеяться. Я закричала отчаянно, громко, ведь сил справиться с ними у меня не оказалось.
Выскочила повариха и половником разогнала наглых пацанов.
— Кейти, ты в порядке? — с беспокойством спросила женщина и оглянулась. — Идите отсюда, засранцы! Завтра все директору расскажу. Совсем обнаглели! Она же маленькая! Напугали!
— Спасибо! — ответила севшим голосом и убежала в туалет, чтобы смыть с себя неприятные ощущения.
Стою, смотрю на отражение. С лица капают слезы вперемешку с холодной водой, щеки горят, но я не опускаю глаз.
— Я сильная, — говорю себе. — Сильная, — повторяю вновь. — У меня есть мечта и никому не позволено ее разрушить!
С гордо поднятой головой под насмешливые взгляды оборзевших соседей по комнате вернулась к себе, переоделась и принялась листать учебники на новый год.
«Я должна хорошо учиться! Должна вырваться отсюда!!!» — твержу себе вчитываясь в тексты.
И жизнь стала налаживаться. Ксюшина мама договорилась с директором нашего Детского дома и мне разрешили проводить время, даже ночевать у подруги. Это помогло окончательно прийти в норму и взять себя в руки.
Упорством и бессонными ночами я приносила грамоты с различных конкурсов, меня отправляли на олимпиады по английскому языку, и воспитатель говорила, что я обязательно поступлю в ВУЗ.
Время неумолимо полетело вперед. Очередным расстройством стало то, что тете Маше, Ксюшиной маме, отказали в опеке. Слишком маленькая зарплата у медсестры. Сказали, она не сможет меня обеспечить.
Я плакала, пока никто не видит, хотела сдаться, но позволить себе этого просто не могла. Потом буду слабой. Вот выйду отсюда, устроюсь на работу и может тогда перестану спотыкаться по жизни, а пока сжать зубы и двигаться вперед, Кейтлин Стоун. Ради себя, ради бабушки, которая в тебя верила!
Конец
