— Как я могу уйти, зная, что ты в таком состоянии? — взмолился Макс.
— Скажи, а если бы я болела неизлечимой болезнью, и ты бы видел, как я мучаюсь, знал бы, что каждое движение приносит мне невыносимую боль, что каждый свой день и каждую ночь я провожу, как в аду, ты бы смог меня убить? Смог бы, например, прострелить мне башку, чтобы я не мучилась и не мучила своих близких? — Макс смотрел на меня округлившимися глазами. Может он, правда, считал меня сумасшедшей? — Или достать мне таблетки, чтобы я уснула навсегда? Или просто мог бы мне не мешать?
— Конечно же, нет!
— Вот видишь, какой ты эгоист. Если бы ты попросил тебя прикончить, я бы это сделала!
— Даже не сомневаюсь! Вчера в тебе было сильное желание это сделать.
— Если бы я хотела выстрелить, я бы выстрелила, — усмехнулась я. — Я не могу убить любимого человека без нужды. Ты сам меня учил, что нужно учитывать желания других людей, а не только свои интересы.
— Господи Боже! — воскликнул Макс. Он поднялся со стула и принялся расхаживать по палате, размахивая руками. — Ты рассуждаешь о своем самоубийстве, как о чужом! Если ты действительно ещё хоть немного меня любишь, учти моё желание, раз уж на то пошло! Я не хочу, чтобы ты с собой ещё что-нибудь сделала! Если с тобой еще что-то случится, я…
— Никогда себе этого не прощу! — продолжила я мысль Макса за него. — Бла — бла-бла! Я уже это где-то слышала. И твои желания больше не учитываются.
— Может быть, тебе обратиться к обычному психологу? Раз психотерапевт для тебя слишком круто?
Я отрицательно покачала головой.
— Я думал, что когда ты очнёшься, то признаешь свою суицидальную попытку ошибкой, но, поскольку ты настаиваешь на том, что я зря тебя спас, я вынужден сделать всё, чтобы ты прошла курс лечения у психиатра.
— У тебя ничего не выйдет! Я не лягу в психушку.
— Я проконсультировался с Лидией Борисовной. После того, что ты сделала, тебя никто не станет спрашивать!
— Макс, послушай! Во-первых, я буду до посинения отстаивать версию, что это был несчастный случай. Во-вторых, если все же дойдет до комиссии, которая будет проводить мое мед. освидетельствование, то я пройду ее 100 %. Пусть это будет очередным заёбом, но я не могу лишиться водительских прав и лицензии на ПМ. Может, в следующий раз я решу застрелиться или въебаться в столб на полном ходу. В-третьих, когда ты попробуешь присесть на уши моему отцу, ибо без его согласия у вас нихуя не выйдет, то ты круто обломаешься. Он никогда не пойдет на это, потому что я очень убедительно буду плакать и говорить, что я нечаянно поранилась, а мир так жесток, что даже мой бывший муж, который сделал мне так больно, пытается меня упрятать в психушку… О! Да я буду просто безутешной! Посмотрим, чью сторону он выберет.
Я чуть не рассмеялась, увидев, что Максу нечего возразить.
— Блядь, да ты и правда ёбнутая! — сделал умозаключение Макс и, сверкнув глазами, и схватился за голову. — Я щас сам свихнусь!
— Можешь прилечь, — предложила я, похлопав рукой по кровати. — Меня все равно сейчас переведут в другое отделение. Я навещу тебя завтра.
Макс сел на корточки возле кровати и заглянул мне в лицо.
— Олечка, милая, родная, скажи, что мне сделать, чтобы всё исправить? — умолял меня Макс. — Я всё сделаю! Всё, что попросишь! Только скажи!
Я потрепала Макса по волосам и погладила его щёку. Это был жест, сделанный на автомате, никаких эмоций я при этом не испытала. Он уткнулся лицом ко мне в живот и потерся о мою руку, как котёнок.
— Макс, ты однажды сказал, что люди — не моя собственность. Так вот… Я хочу, чтобы ты знал, что и я не твоя собственность. Я прощаю тебя. Я прощаю и отпускаю… Мои чувства к тебе намного выше, чем твои ко мне. Мне никогда не хотелось обладать тобой, как вещью. Это нечто другое… это… когда ты желаешь любимому человеку абсолютного счастья, и не важно, с тобой или без тебя.
«Да и какая же к черту разница,
С кем он там дальше останется,
Лишь бы она его крепче тебя берегла», — процитировала я свое собственное стихотворение.. — Ты понимаешь, о чем я? — Макс закивал головой. — Ты тоже должен меня отпустить, во имя всего хорошего, что у нас было. У нас же было много хорошего? — Макс снова кивнул. — Просто забудь всю хуйню и живи дальше. Тем более, что у тебя… у вас скоро будет ребёнок. Позволь мне сделать взрослый поступок и разобраться самой со своей жизнью. Ты со мной развёлся и больше не несёшь за меня никакой ответственности.
— Ты так говоришь, как будто прощаешься навсегда!
Макс поднял голову, в его глазах стояли слёзы. Он долго смотрел на меня, нерешительно протянул руку и провел её тыльной стороной по моему лицу, проверяя мою реакцию на его прикосновение. Я не шевелилась, тогда Макс сделал следующий шаг, приблизив ко мне лицо, он нежно поцеловав меня в губы, потом поднялся на ноги и повернулся к дверям.
— Макс, подожди! — окликнула я его. Он замер и медленно обернулся. — Отдай мне ключи!
Макс пошарил в кармане брюк и достал оттуда ключи. Он нервно потеребил их в руке, а затем со всей злостью, что у него была, зашвырнул связку в противоположный от меня угол. Не оглядываясь, он вышел, громко хлопнув дверью. Мой бывший муж ушёл, а я подумала о том, что мне, пожалуй, не стоит переводиться в другое отделение. Мне нужно было «выписываться», причем немедленно.
6
Перепалка с доктором и Максом отняла у меня все силы. Я заставила себя немного поспать. Через несколько часов, когда меня закончили капать и даже покормили, я решила, что достаточно здорова, чтобы свалить из больницы под расписку об отказе в стационарном лечении. На всякий случай, Лидия Борисовна выписала мне рецепт на снотворное и успокоительное, но когда она упомянула, что они не совместимы с алкоголем, интерес к лекарствам у меня пропал.
— Это правда, что Helga Duran — это вы? — спросила врач, когда я уже собиралась уйти.
— Да. А что? — рассеянно сказала я, зябко ёжась в своем летнем платьице, теребя листочек с рецептом.
— Ваш… Максим Сергеевич попросил не размещать вас в обычной палате, чтобы избежать огласки, так что простите за интерьер. Он очень переживает за вас и взял с меня обещание позвонить ему, если что-то случится. Мне сказать, что вы покинули больницу?
— Не стоит. Я сама ему сообщу, как только доберусь домой.
— Моя дочь ваша большая поклонница, — сообщила доктор. Это прозвучало как-то подозрительно. Может Макс попросил её так сказать, чтобы приободрить меня? — Она очень хотела попасть на ваш концерт, но билетов не достать… Я тоже знаю наизусть несколько ваших стихотворений, просто не знала, как вы выглядите. И я не думала, что вы так молоды.
— Да вы что? — я сделала вид, что удивлена. — А какое ваше любимое?
На этом моменте доктор должна была посыпаться, но этого не произошло. Она откашлялась и, глядя мимо меня куда-то в окно прочла без запинки:
«Как научиться прощать,
Если боль по рёбрам, как по батарее
Изнутри начинает стучать?
Будет ещё больнее.
Куда уж больнее? Разве что,
С летальным исходом.
На самом деле,
Станет легче, если выпить по сто.
Ты же совсем на пределе.
Можно еще обратиться к вере, точнее в веру
И замаливать свое блядство устно,
Но, поскольку, не знаем молитв и меры,
Получается страшное богохульство.
Помимо прощения Бог учил нас любить.
Отче, Отче, возлюбить — это такой пустяк.
Мы готовы добрее стать, человечней быть,
Из последних сил. Расскажи как?
Как любить этот скот, мерзкий сквозь,
Так похожий на нас самих?
Мы себя ненавидим за слабость и злость,
Что уж говорить о других?
Отче, в том не твоя вина,
Что мы стали мертвее как будто.
В нас столько зависти, столько говна,
Что их масса нетто, уже совпадает с брутто.»
Не самое лучшее моё стихотворение, зато в тему. Не смотря на моё психоэмоциональное состояние абсолютного похуизма ко всему на свете, я была удивлена. Что-то дёрнулось внутри меня, заставляя подумать о чём-то ещё кроме своей смерти.
