Я подхватываю кокетливую игру красоток, но Саша вдруг одергивает меня за руку и показывает незаметным движением головы на вход.
Вера проникает сквозь толпу, будто она пылинка. Тихо заказывает воду с лимоном и так же незаметно удаляется. Никто не провожает ее взглядом, никто не заговаривает, словно ее тут не было. Только легкий шлейф персика с горчинкой остается в занавешенной приторными запахами столовой.
Я подхватываю рюкзак и, подмигивая Саньке, выбегаю в коридор. Ох, она и шустрая – уже скрылась.
Прислушиваюсь, и интуиция вновь толкает меня в подвал. На этот раз иду туда целенаправленно: в кармане ключ, в рюкзаке ноты, а до начала урока еще целых пятнадцать минут.
И, проходя площадку, где молодежь любит восседать с гитарами на окне и распевать песни, случайно слышу маленькое «тук» каблучков над головой. Аха, вот как она в прошлый раз спряталась!
Замираю у окна, словно хочу рассмотреть городские улицы, бросаю на подоконник сумку, достаю пачку сигарет и протягиваю вслух:
– Ох, Ве-е-ера…
Резко поворачиваюсь. Она уже спустилась с пролета лестницы, что ведет на чердак, и, как воришка, собирается бежать.
– Серьезно? – приподнимаю бровь, чиркаю зажигалкой и сладко затягиваюсь.
– Ты в учебном заведении, – упрекает девушка и, показывая на сигарету, сжимает стаканчик до хруста.
– А ты не протестантка. И что? Это не мешает тебе брата обманывать, – выпускаю едкий дым в сторону, потому что вижу, как Вера морщится.
– Я не его невеста или жена, чтобы быть идеальной.
– Конечно, там свято место уже занято. Навечно, – смотрю в высокий каменный потолок, где полукругом выделяется вековая лепнина – Аж завидно.
– Что, жена не дает, раз распускаешь руки на чужих женщин?
– Ты не чужая, – отвечаю спокойно и улыбаюсь ей в лицо. – Вон, почти родственница.
– Я не стану крестной, – Вера не пытается сбежать, но держится на расстоянии. Понимает, что теперь нам придется сталкиваться, а меня эта ситуация забавляет.
– Такое впечатление, что мы тебя на убийство толкаем, – выбрасываю окурок в мусорное ведерко в углу и подхожу к девушке. Она стоит на ступеньке выше меня, от этого смотрит глаза в глаза. Я вижу, как густые закрученные ресницы вздрагивают, будто от ужаса, а Вера поднимает ногу, чтобы или отступить, или долбануть меня снова по яйцам.
– Даже не думай, – качаю головой и перехватываю ее вспотевшие руки. Когда Вера отступает, но, упираясь в ступеньку, едва не падает, поворачиваю и прижимаю к стене. – Я тебе еще за тот раз не отплатил.
– Пусти, придурок! – говорит тихо, боясь,что эхо утащит ее слова в центральный холл. Оттого студенты и любят здесь петь: натуральный ревер, звук потрясающий, а ее голос кажется еще звонче и глубже.
– Секундочку, потерпи, егоза, – всматриваюсь в испуганные холодные глаза, рассматриваю искусанные губы, оглаживаю взглядом бледные щеки. Воду девушка выпила, а стакан помяла, пока от меня отпиралась.
– Игорь, я не понимаю, зачем ты меня преследуешь? Или скажи сразу, или отстань.
– А если ты мне просто понравилась?
– Тогда у тебя нет шансов.
Придерживаю Веру около стены, а сам веду второй ладонью по узловатому локтю и выбираюсь на крошечное плечо. Какая у нее гладкая кожа, а вот и крестик. Вытаскиваю цепочку и качаю головой «а-я-яй, обманывать нехорошо».
– Мужа нет, я заглянул в твое дело, когда оформлял документы.
Булавка скрипит зубами в ответ и прячет сталь глаз за ресницами. Мне кажется, что она уже готова не просто пнуть меня ногой, а вырвать голыми руками сердце.
– Или скажешь, что ты не той ориентации? Не смеши! Вот так не бывает на пустом месте, это банальная физиология, – не трогаю ее, а просто скольжу поверх блузы, где тонкую ткань натягивают острые сосочки.
– Убери руки, я тебе глаза выцарапаю… – злобно цедит булавка и слегка дергается. Даже ударяет меня кулаком в плечо.
– Момент, – выставляю перед ней указательный палец, требуя тишины, а она взмахивает ресницами и широко открывает от удивления глаза.
Пока Вера не успела покалечить меня снова, настойчиво прижимаю свои губы к ее замкнутому рту. Упирается, мычит, борется, но я запускаю пятерню в мягкие каштановые волосы и провожу ласково по коже: и Вера, как цветок раскрывается. Будто лопается воздушный шарик в котором она прячет свое самообладание.
Поцелуй похож на смертельный танец быков. Мы «бодаемся» языками до соленого вкуса, стучимся зубами, меняемся горячим дыханием. Она яростная и отчаянная, будто нарочно делает мне больно, а я тащусь. Так тащусь, что кровь закипает за несколько секунд.
Резко отпускаю Веру, я должен ее проучить, подхватываю рюкзак и молча ухожу вниз. Пусть она мучается в сомнениях, но я для себя все выяснил. К желанию сделать булавку солисткой крепко приросло желание покорить неприступную вершину.
Глава 10. Звезда
Его поцелуй жесткий, терпкий, с ароматом дыма и жженной травы. Я хочу, чтобы было противно и плохо, а все наоборот: меня обжигают его губы, и от прикосновений рук по коже скачут искры.
А потом Игорь просто отрывается и молча уходит.
Я не успеваю ни закричать, ни воспротивиться, ни бросить угрозу, чтобы больше не приближался.
Будто попользовался и выбросил. Но я разве я не проходила через это, чему удивляюсь?
На шатающихся ногах выхожу в коридор, где в меня влетает опаздывающая студентка. Я утыкаюсь в стену плечом и роняю измятый стаканчик.
– Извините, – блеет коза-Якина, ее темно-медная коса змейкой качается перед глазами, а меня поливает с ног до головы приторным запахом духов.
– Все в порядке, – говорит чей-то голос, осознаю, что мой, когда девушка убегает, а я остаюсь одна.
Тяжело поднимаюсь по лестнице на второй этаж и иду прямо в кабинет ректора.
– Льва Николаевича нет, – говорит пожилая секретарша, поправляя кудри.
– А будет сегодня?
– Должен, – женщина деловито перекладывает бумаги на столе. – Зайдите через час.
У меня ленты закончились, но мой класс все еще занят, потому мне просто некуда себя приткнуть, чтобы забрать вещи и уехать домой. В учительскую идти не хочу, не люблю я там сидеть, много лишних разговоров приходится слушать, а попытки затянуть меня в диалоги просто достают.
Последний час все решит. Игорь на уроке, не помешает мне, а я должна сделать смелый шаг, иначе мы просто запутаемся еще больше в этой беготне. Мы будем мешать друг другу жить.
Сколько раз я уже все это проходила, не хочу снова, но другого способа отцепить его от меня – нет. Я же серая, как мышь, почему он пристал? Такой видный красавчик и разглядел во мне что-то ценное… Ерунда какая-то. А если он засланный казачок? Так страшно, что по коже мчат ядовитые мурашки.
Замираю у большого окна на втором этаже. Здесь точно не пропущу ректора, а пока напишу заявление.
Достаю ручку и лист и понимаю, что меня до сих пор трясет и губы все еще хранят необычный запах сорванного поцелуя. Несколько минут смотрю на проспект, заполненный автомобилями, и давлю в себе желание пустить корни, врасти в пол и не двигаться, не выводить слова на белой бумаге и не давить в себе слезы, потому что не хочу увольняться. Я так привязалась к музыке, к студентам, к этим старинным высоким стенам. Не хочу все бросать из-за несдержанного мужчины, но вынуждена. Ведь Гроза М не отступит, не отпустит. Дурачок, не знает, с кем связывается.
Осознаю, что крупно ошибалась. Игорь – не зверь, но и не тюфяк. Для него нужна другая категория, название которой я пока не придумала.
Крупная рука ложится на плечо, а я подскакиваю от неожиданности и, отлетая в сторону, выставляю ладонь в защиту. Готова драться, если снова полезет, но это не Игорь.
– Вера, все в порядке? – Гроза старший смотрит в глаза пытливо и немного наклоняет голову. – Призрака увидела?
– Просто испугалась, – опускаю взгляд в пол и тянусь за листом на подоконнике, но Саша перехватывает.
Читает бегло, а потом поднимает на меня темные глаза.
