Когда мы приезжаем в аэропорт, Иваныч выходит из машины и некоторое время отсутствует. Потом возвращается и сообщает, что всё в порядке, рейс готовят и нужно дождаться Саню, который подвезёт необходимые документы. Ждать приходится долго, минут сорок. Всё это время я нахожусь в машине с заблокированными дверьми. Водитель Василий слушает радио, то и дело меняя радиостанции, и со мной не разговаривает. Бугай, которого, как оказалось, звали Николаем, сторожит снаружи, пару раз куда-то уходит вместе с Иванычем, а потом они подходят к машине уже втроём — в присутствии какого незнакомого мне небритого мужчины в плаще и кепке. Судя по всему, это тот самый Саня, с которым говорил Иваныч по телефону. Спустя несколько минут этот мужик уходит, Николай остаётся на улице, а Иваныч садится в машину, держа в руках целлофановый файл с документами и приказывает мне убрать волосы в хвост.
Я говорю, что у меня нет резинки и тогда, крепко выругавшись, Иваныч открывает дверь машины и отправляет, стоящего рядом Николая в аэропорт — покупать мне резинку. Затем приказывает водителю Васе выключить музыку, и снова поворачивается ко мне. Несколько секунд он молча смотрит на меня исподлобья, а затем предупреждает, что если я устрою в аэропорту какой-либо, как он выражается, "кавардак", то я однозначно об этом пожалею. Причём дважды, потому что они, в случае, если возникнет риск — сольют меня полиции. Более того, если понадобится, дадут против меня показания. И мне придётся объяснять, как так получилось, что Данила выпал из окна, сразу после того, как я заявилась к нему в квартиру. Сообщает также, что если я буду "вести себя хорошо" и делать то, что мне скажут, а также помалкивать, когда не спрашивают, бояться мне нечего.
Идея сбежать у меня, конечно, есть. Но я совершенно не понимаю, что в таком случае делать дальше. То, что меня будет искать полиция — очевидно. И то, что я сбежала, после самоубийства Данилы, явно было не в мою пользу. В сочетании с моими попытками не оставить отпечатки пальцев на кнопке вызова лифта, я и вовсе обрекла себя на роль главного подозреваемого в "убийстве". Поэтому я соглашаюсь с доводами Иваныча и обещаю, что буду делать всё в соответствии с его указаниями.
С этого самого момента, видя, что я не собираюсь создавать им проблем, он общается со мной немного теплее, почти дружелюбно.
Во время регистрации на рейс я ужасно боюсь того, что меня сейчас арестуют за то, что я выдаю себя за другого человека. Особенно тогда, когда рассматривающий документы сотрудник аэропорта, пару раз внимательно смотрит то на фотографию в загранпаспорте, то на меня. Неизвестная мне девушка действительно на меня похожа, но всё же совсем другой человек, и, если бы этот сотрудник услышал стук бешено колотящегося в моей груди сердца, он бы точно вызвал полицию. Но рейс частный, отношение лояльное, а биометрию не проводят, и спустя десять минут мы уже ждём наш частный рейс в зале ожидания.
Это длится долго, часа два. Я прошу Иваныча дать мне мой смартфон, просто чтобы почитать чего-нибудь в Интернете, но он смотрит на меня, как на дуру, стучит пальцем по виску и говорит, что про свой телефон я могу забыть, он даже не у него. В ином случае, за мной бы уже приехали.
Поэтому мне приходится просто сидеть рядом с то и дело клюющим носом Николаем и думать о том, как я влипла и что мне теперь делать. Впрочем, спустя минут двадцать Иваныч сжаливается надо мной и отправляет Николая купить мне журнал.
— Возьми ей чё-нибудь бабское, — говорит он. — Моды-шмоды, вот это вот всё.
Вскоре Иваныч приносит мне журнал "Vogue", который по его разумению хорошо подходит под описание Иваныча, и жалуется на то, что он стоил ему "бешеных бабок".
— А чё ты хотел, это аэропорт, — хмыкает Иваныч. — Не переживай, я тебе верну.
По истечении этой пары часов мы спускаемся к автобусу, который доставляет нас к самолёту со спущенным трапом — небольшому, красивому, белому, с поднятыми вверх кончиками длинных крыльев.
Мы поднимаемся по трапу и оказываемся в довольно просторном бежевом салоне, где у иллюминаторов стоят отдельные, удобные мягкие кресла-шезлонги. На небольших столиках между ними пестрят цветы, стоят алкогольные и безалкогольные напитки в бутылках и лежат в блюдах фрукты.
Вскоре после нашего размещения и инструктажа, нам объявляют о начале полёта, и спустя несколько минут самолёт разгоняется и поднимается в воздух. Я полулежу на кресле у закрытого иллюминатора и меня серьёзно клонит в сон. Неудивительно, уже утро.
Думала ли я, что, отправившись к Даниле в госте, события развернутся именно так и утром я буду лететь по поддельным документам в Швейцарию к миллиардеру Валерию Ковалевскому в компании каких-то полубандитов, которые потребуют от меня отдать им какое-то колье?
Нет, конечно.
Мне такое и в голову не могло прийти.
Глава 5
Иваныч будит меня перед тем, как самолёт идёт на посадку. Когда я открываю глаза, то не сразу понимаю, где нахожусь, и отпрянываю от склонившегося ко мне усача.
— Спокойнее, — усмехается он. — Приведи себя в порядок, поешь, выпей чего-нибудь. Скоро приземляемся.
— Пристёгиваться надо? — спрашиваю я спросонья.
— Не обязательно, — отвечает Иваныч.
Он уходит, а я отправляюсь в туалет. Выйдя спустя несколько минут, вижу, что Иваныч, развалившись на диванчике, пьёт из бокала коньяк — бутылка "Hennessy XO" рядом на столике — и курит сигару.
— А разве тут можно курить? — обеспокоенно спрашиваю я.
— Можно, — отвечает Иваныч. — Они отключают датчики дыма на время курения. Коньяк будешь?
— Нет, спасибо. Я лучше соку.
— Выбирай, — с барской щедростью машет в сторону другого столика Иваныч.
"Интересное кино", — думаю я. — "Едет к начальнику и бухает. Видимо, Ковальский относится к такому вполне лояльно».
Иваныч будто мои мысли читает:
— Чё ты на меня так смотришь? Я меру знаю.
Я ничего не отвечаю. Вошедшая стюардесса спрашивает меня, хочу ли я перед приземлением что-нибудь выпить, я выбираю апельсиновый сок и спустя минуту пью прохладный напиток, в котором плавает пара кусочков льда.
Самолёт садится плавно и тут никто не аплодирует. Некоторое время он скользит по посадочной полосе, замедляя ход, а после останавливается.
— Слушай внимательно, — говорит мне Иваныч. — Сейчас самое сложное — это выход с территории аэропорта. Делай всё то же самое, что и в Домодедово. Эти документы ими не раз проверены, всё будет в порядке.
Так и происходит. Документы проверяют, меня бьёт мандраж, мне говорят «Добро пожаловать» и я бреду в сторону ожидающего меня Иваныча.
— Под руку меня возьми, — говорит он.
Я послушно делаю, как он сказал.
— Попробуешь сбежать — догоню в два счёта. И расположение моё потеряешь. Поняла?
— Поняла, — тихо говорю я.
— Ну вот и умница, — одобряет Иваныч.
Мы проходим через здание аэропорта и выходим на улицу. Здесь тоже нет снега и тоже пасмурно. Мимо проходят люди в куртках и плащах.
— Нам вон туда, — показывает рукой Иваныч. — Серебристый «BMW» видишь? Это за нами.
В машине нас ждут двое мужчин. Один остаётся за рулём, другой, широкоплечий светловолосый парень с причёской «каскад», одетый в серый костюм, завидев нас, выходит навстречу и галантно открывает передо мной дверь. Я благодарю и сажусь в машину. Он закрывает за мной дверь, и садится с другой стороны. Иваныч размещается впереди, рядом с водителем.
Очень скоро мы выезжаем на шоссе и мчимся по нему с большой скоростью. Вдалеке видны горы с заснеженными вершинами, по обе стороны — бескрайние серые луга с пожухлой травой, да редкие невысокие деревья.
В салоне тишина — музыки нет и все молчат. С того момента, как Иваныч поздоровался с этими двумя, и они ответили ему приветствием, никто и слова не проронил.
