— Сказала, что у него маленький член, и сейчас я закричу об этом на всю улицу.
Брюнетка замирает, а потом заходится хохотом, заставляя меня подхватить это веселое настроение.
— Я — Сандра! Живу здесь. А ты… американка?
— Да, сейчас американка. Лайя! — Я тяну руку и мы скрепляем наш новый союз уверенным рукопожатием.
— Значит, приехала провести отпуск в обществе местных вампиров? — Она смотрит на меня со слишком большим интересом. Мне даже начинает казаться, что Сандра меня в чем-то подозревает. Охотница? Да нет, у меня уже паранойя.
— Я тут по работе. Приехала встретиться с одним румынским художником.
— Ты рисуешь?
— Нет, не рисую. Скорее помогаю талантам.
— Понятно, — отвечает она, зачем-то пряча глаза, — совсем ничего не мыслю в искусстве.
Сандра увлекает меня в познавательную прогулку по городу. Она — самый лучший гид, какого можно только пожелать, знает историю каждого камня, встречающегося нам на пути.
После мы вместе идем в одно уютное местечко с самым отменным кофе по заверениям Сандры. Кофе оказывается, действительно, отличным, а моя спутница к этому моменту уже очаровывает меня окончательно. Несмотря на далекость Сандры от искусства, у нас находится много общего. Сложно поверить, что нелюдимая вампирша, вроде меня, и нежная, светящаяся девушка, вроде нее, могут общаться так, будто знают друг друга всю жизнь.
— Лайя, можно я приглашу тебя в гости? — Она так мило смущается, задавая этот вопрос.
— Конечно! Еще спрашиваешь?
Когда я узнаю, где живет Сандра, я даже присвистываю от удивления.
Оказывается, ей в наследство от родственника достался особняк в Холодном лесу: тот самый, в котором по легенде когда-то жил граф Дракула. Пропустить подобное мероприятие я просто не имею права. К тому же, нам с Милли давно пора подыскать безопасное жилище, а известный на весь мир вампирский особняк — явно не то место, где охотники будут искать настоящих вампиров.
Мы договориваемся с Сандрой, что я позвоню ей, как только мы с сестрой соберемся ехать, после чего прощаюсь с ней и выхожу из кафе. Мне нужно вернуться в номер «Прибежища», забрать свои вещи и la revedere! — мы с Милли скроемся там, куда ни один охотник не догадается сунуть свой излишне чуткий нос.
Я петляю улочками, которыми двумя часами ранее меня вела обаятельная Сандра. Не заблудиться в незнакомом городе — та еще задачка, поэтому оставляю попытки вспомнить дорогу по памяти и смотрю карты. Очень скоро атмосферный отель показывается в поле зрения и я шагаю в последний разделяющий нас проулок.
— Эй, красотка! — подозрительно знакомый голос за спиной.
Я оборачиваюсь и с удивлением обнаруживаю мужчину, который совсем недавно приставал к Сандре.
«Очень странно, что он сам ищет встречи, зная, кто я такая».
— Что-то было не ясно? — со скучающим видом бросаю я ему.
— Да нет, все предельно ясно, — скалится он, словно пес на привязи.
И я вдруг всем телом осязаю опасность. Всеобъемлещую. Давящую. Но она исходит не от него.
А в следующее мгновение где-то в области правой лопатки плоть рвется от вонзающейся пули.
Больно, черт возьми!
========== Часть 4. От боли к удовольствию ==========
Выстрел сбивает с ног, и я тряпичной куклой обрушиваюсь на мостовую. Висок пульсирует от удара о камень; по телу разливается убийственный коктейль, зажигая все внутри адским пламенем; короткое дыхание срывается с губ, веки дрожат на увлажнившихся глазах. Вот за это я ненавижу охотников: стреляют в спину, как мерзкие крысы.
Рассеянный взгляд концентрируется на серой поверхности брусчатки: прямо перед глазами нежный зеленый росток пробивает каменное полотно, воплощая собой отчаянную борьбу за выживание в несовершенном мире. Мои губы трогает едва заметная ухмылка: уж слишком я похожа на этот росток с его неумной жаждой выжить; как бы порой я не хотела умереть, часть меня этому сопротивляется — таков закон природы…
Но вот начищенные до блеска мужские монки останавливаются в нескольких сантиметрах от моего лица, безжалостно придавливая тайный символ веры и сопротивления. Чья-то рука с силой рвет за волосы и запрокидывает голову — наши глаза встречаются.
— Вампирша…
Передо мной является лик брюнета с крючковатым носом и жестким, цепким взглядом, пронзающим до костей. В иной ситуации я бы сочла это лицо благородным, но источающее неподдельную брезгливость и изощренную жестокость, оно поистине омерзительно. Хотя кто я такая, чтобы судить о жестокости? Несколько веков я была далеко не святая. Отнюдь.
— Когда ж вы все сдохните? — брызжит он на меня слюной отвращения, и под кожу острыми иглами втыкается его ненависть.
— Только после вас! — Я кривлю рот в издевательской усмешке.
После этого эффектно бы смотрелся смачный плевок в его оскалившуюся физиономию, но во рту пересохло, словно в пустыне.
За подобную дерзость Лале всегда доставалось больше и больнее. Нет, конечно, она не лезла на рожон в геройских порывах, но смотря в глаза собственной смерти, часто была излишне самонадеянной. До провокации. До вызова. Ей нравилось, как они злятся, бессильно пытаясь сломить ее волю ударами по красивому личику. Удовольствие от подобного спектакля превосходило боль. В этом удовольствии было что-то надрывное, психически нездоровое, но в то же время поддерживающее в ней жизнь.
Я прикрываю глаза в предвкушении обжигающего шлепка и начинаю нервно хохотать. Секунды тянутся невероятно долго, будто стрелки невидимых часов залипли в густой смоле; они издеваются надо мной, продлевая пролог жестокой расправы. Но брюнет лишь хищно скалится и откидывает мою голову обратно на мостовую.
— Грузи девку в багажник и вывози за город, — приказывает он подельнику. — Она не сможет вытащить пулю и регенирировать, так что считай, еще от одной избавились.
Бросив на меня презрительный взгляд, охотник разворачивается на каблуках и я, недоумевая, провожаю его спину, которая очень скоро скрывается между домами.
Все, что происходит со мной после злополучного звонка Локида, начинает напоминать игру в рулетку: я в очередной раз аккуратно ставлю на «черное», — куш, конечно, не срываю, но умножаю вдвое жалкие часы собственной жизни.
Мне чертовски везет: если бы этот напыщенный идиот знал, кто я на самом деле, он бы расправился со мной сам. Но он выпускает меня из лап в тот момент, когда мне нечего ему противопоставить. Просто оставляет случаю право добить меня.
— Допрыгалась, крошка? — Мои размышления прерывает сиплый голос над самым ухом, а большие руки грубо хватают за талию и дергают вверх.
Скрипя зубами, я позволяю бугаю взвалить себя на плечо и даже игнорирую то, с каким нахальством он лапает мою задницу и бедра.
— Была бы ты человеком, мы бы с тобой нормально повеселились, — ухмыляется он, довольный своей сальной шуткой.
«Фу! Вот только подробностей не надо, извращенец!»
Волна омерзения проходится по моему телу, а вслед за ней уже идет другая, более опасная — волна животного остервенения.
Мой противник чувствует, как я дергаюсь в конвульсии и затем опять обмякаю на его плече, точно соболиная шкура. Это телодвижение не говорит ему ни о чем, но это его проблемы.
В теле вампира боль значительно притупляется, а мозг впадает в состояние аффекта. Из ниоткуда хлещет поток новых сил и тело становится выносливее, крепче.
Боясь упустить этот момент, я резко изворачиваюсь, обхватываю шею мужчины и висну на ней всей тяжестью тела. Мои руки умело перекрывают ему кислород, и он тут же хватается за них, пытается разжать мертвую хватку пальцев, что вцепились в гортань тугой проволокой. Но избавиться от вампирши, даже серьезно раненной, ему не по зубам, он начинает хрипеть от недостатка воздуха.
Передавленная моими руками, на шее заманчиво набухает вена, в которую теперь очень просто попасть, оборвать жизнь бесполезного для общества индивида, но мысли об этом почему-то вызывают рвотный рефлекс.
Предпринимая последнюю попытку к спасению, бугай заваливается назад, рассчитывая придавить меня своим телом и ослабить давление, но я оказываюсь более ловкой, успеваю отскочить и тут же набрасываюсь на него вновь. Лопатка отзывается острой болью, волшебный поток сил начинает иссякать, но теперь меня питает ярость.
