— Когда папа выйдет из тюрьмы, он найдет способ сделать так, чтобы ты за все заплатил, — шепотом обещаю я, глядя перед собой. — Прошлая жизнь покажется тебе сказкой.
Плевать, как Север отреагирует на мои слова. Мне важно это сказать. Важно, чтобы он знал, что я никогда не прощу. И ни деньги, ни помощь в жильем, ни мнимая защита этого не изменят. Потому что все это случилось из-за него.
— Сказка — это гибель друзей и отца? — холодно переспрашивает Север после долгой паузы. — Когда твой отец откинется, его главной заботой будет спасти свой зад. Ему будет не до меня и не до тебя, скорее всего, тоже. Пока ты чаевые со столов собираешь, за него хлопочет штат дорогостоящих юристов. Подумай об этом.
Ничего не ответив, я смотрю в окно. Плевать, что он говорит. При первой же возможности я отомщу ему за все, что он со мной сделал.
11
— Ну что, дальше сама справишься? — Остановившись в дверях, Север оценивающе на меня смотрит. — Супермаркет находится через дорогу, кофейня есть внизу.
Скрестив руки на груди, я безучастно разглядываю зеркальный шкаф-купе в ожидании, когда он уйдет. Хочу побыть в одиночестве, чтобы без эмоций оценить произошедшее и решить, как быть дальше. Теперь, когда я знаю, насколько реальна нависшая надо мной угроза, есть смысл решиться на изменения более глобальные, нежели переезд в другую квартиру. Возможно, стоит подумать о смене города. Например, перебраться поближе к Полине. Городок, в котором она живет, конечно, не сравнится со столицей, но сейчас имеет значение лишь моя безопасность. Да и какая разница, где работать официанткой: в столице или пригороде? А так рядом со мной будет находится близкий человек.
После ухода Севера я даже думаю ей набрать, но шквал сообщений и пропущенных звонков, обнаруженных в телефоне, моментально сбивают с мысли.
«Ты где, Линда?! Зал битком, а у меня один официант!!»
«Почему трубку не берешь?! Мы же договаривались!»
Это от Паши.
«Тебя все потеряли. Перезвони Павлу».
Это от суки Мадины.
И еще два пропущенных от папы и одно короткое сообщение от него:
«Жду».
Первым делом звоню в кафе. Надо обрубить эту часть жизни как можно скорее.
— Кафе «Итальянские каникулы», администратор Павел слушает, — раздается фальшиво-бодрый голос Паши.
— Это Линда. Извини, что вот так исчезла. Я не по своей воле…
— Что значит не по своей воле?! — моментально взрывается возмущением трубка. — У нас аврал, людей нет, а ты умотала с каким-то мужиком…
— Ты меня слышал?! — рявкаю я неожиданно агрессивно. — Меня увели против воли! Я по-твоему дура набитая — притащиться на работу и сбежать на свидание в разгар рабочего дня?
В динамике повисает пауза.
— Тебя заставили, получается? А я-то еще подумал, почему ты такая бледная…
— Мне нужен расчет, Паш, — перебиваю я. — Я больше не могу работать. Деньги передай, пожалуйста, Лизе. Рабочую футболку верну через нее же.
— Эй, погоди… Нельзя же так… Где я сейчас тебе замену найду?
— Да наплевать мне, Паш! — взвизгиваю я, вскакивая с дивана. — Меня убить могут, понимаешь?! Изнасиловать и расчленить. Думаешь, мне есть дело до того, сколько у тебя официантов в смене?!
— Я понял, — помолчав, растерянно произносит он. — Сегодня посчитаю твои смены. И это… Надо, наверное, в полицию позвонить?
Коснувшись лба дрожащей рукой, я снова сажусь. Не помню, чтобы когда-то орала так громко.
— Разберусь, — говорю шепотом. — Спасибо за все, Паш. Больше мы, скорее всего, не увидимся.
И вешаю трубку.
В груди ничего не екает, не ноет, несмотря на то, что я проработала в «Каникулах» довольно долго и к отдельным людям успела привязаться. Оказывается, отпускать прошлое с каждым новым разом становится все проще.
Выпив стакан воды, снова берусь за телефон, чтобы перезвонить папе. Денис наконец-то решил сделать свою работу и организовал нам долгожданный разговор.
— С первого раза вообще перестала на звонки отвечать, — ворчит папа вместо приветствия. — Как дела?
Несмотря на то, что при звуке его голоса в глазах собрались слезы, расплакаться не получается, и рыдания застревают в горле шершавым сухим комком.
— Дела средне. Сегодня меня угрозами пытались увести с работы.
— И чем все кончилось? — спрашивает папа после секундной заминки.
Стена перед глазами начинает расплываться. Со мной могли сделать что угодно… Изнасиловать, покалечить, убить… А он интересуется, чем все закончилось.
— Появился другой человек, и меня отпустили, — выговариваю я с трудом.
— Другой — это Север?
— Да.
— Где ты сейчас?
— В квартире. По соседству с его.
— Он тебе не угрожает?
— Нет.
— Ну вот и отлично. — Голос папы звучит спокойно, даже расслабленно. — Живи спокойно и ни о чем не думай.
— Ты же знаешь, что он сделал, — шепчу я в отчаянии. — Как я могу жить спокойно?
— У тебя пока выбора нет. Если тебя к себе привез, значит, пытается грехи замолить. Всегда тряпкой был, тряпкой и остался. Но это нам на руку. Денис сейчас по судам ходит. Если повезет, в ближайшее время выйду по амнистии. А до тех пор тебе потерпеть придется. Это расплата за то, что так с Родионом накосячила. Была бы сейчас замужем и в ус не дула.
По щеке скатывается слеза. Неужели обычная человеческая ошибка стоит целой жизни? Неужели все то, через что я прохожу, не стоит и слова сочувствия от родного отца?
— Я могла бы уехать к Полине до момента, пока ты не вернешься.
— В Мухосранск? — скептически переспрашивает папа. — Не дури, Линда. Немного осталось потерпеть. Сдается мне, освобожусь я даже раньше, чем ожидалось.
12
— Простите, а где найти минеральную воду? — окликаю я девушку, облаченную в фирменную футболку супермаркета. — И специи?
— Специи там, — она вяло кивает в сторону, — а минералка прямо перед вами.
После такого невнятного объяснения мне приходится намотать еще пару кругов по залу, чтобы найти то, что нужно. Раньше я бы возмутилась такой нерадивости персонала, но сейчас, имея опыт работы официанткой, решила отнестись с пониманием. Тяжело всегда быть учтивой, проводя по двенадцать часов на ногах за мизерную плату.
Бросив в корзину пачку макарон, засматриваюсь на бутылку дорогого оливкового масла, прикидывая, могу ли себе ее позволить. Работу я не пока не нашла, а Север едва ли продолжит и дальше оплачивать мои нужды.
Обернувшись к сотруднице, занятой выкладкой товара на соседней полке, я хочу поинтересоваться, не найдется ли такого масла в меньшем объеме, но моментально обо всем забываю, когда прямо за ее плечом вижу знакомую худощавую фигуру в черной толстовке. Желудок скручивается узлом, вызывая приступ тошноты. Значимые люди прошлого один за другим встали выходить из подполья, будто бы проверяя на прочность. Каковы шансы, что Родион, в прямо противоположном конце города, решил зайти в тот же супермаркет, что и я?
Мне бы забыть об этом чертовом масле и поскорее уйти, пока он меня не заметил, но я отчего-то не могу пошевелиться, равно как и оторвать от него глаз. В моей памяти Родион остался символом размеренной и беззаботной жизни, ее теплым курортным островком. Все наши бывшие неурядицы кажутся такими нелепыми и смешным на фоне беспросветности моей нынешней жизни. Какой же дурой я была, решив, что Север стоит того, что разрушить трехлетние отношения и отказаться от брака. Родион всего-то любил проводить время с друзьями — не такой уж и большой грех. Свобода? Да кому она нужна, если не имеешь ни сил, ни времени ей распорядиться? Вся моя жизнь с момента нашего расставания — это гонка за выживание.
— Извините… — Родион тоже собирается что-то спросить у сотрудницы, и так же застывает, когда видит меня.
На его щеках загорается румянец, в глазах мелькает замешательство, быстро сменяющееся холодностью.
