Возникшие в ее теле ощущения нельзя было передать словами. Ей было и больно, и сладостно, и блаженно от понимания, что ею овладевает виртуоз. Ни один из прежних любовников не смог доставить ей истинного удовольствия. Новая волна оргазма, более мощная, чем та, которую Джек вызвал одним лишь пальцем, захлестнула Надю. Она заполнила ее всю, ей показалось, что еще мгновение – и раздастся взрыв. Джек стал рьяно работать торсом, не проявляя к Наде ни малейшего сострадания. Движения его стали грубы и резки. Он изо всех сил долбил ей шейку матки, так, как не осмеливался, или не мог, ни один другой мужчина. Однако Наде это было невероятно приятно.
Она внезапно снова кончила, сжав влагалищем его детородный орган так, словно бы хотела выдоить его до последней капли. Джек вновь вогнал член в ее лоно по самую рукоятку. И целая серия оргазмов потрясла ее. Она пребывала в экстазе так долго, что не заметила, когда Джек излил в нее семя. Чуточку сожалея, что пропустила этот момент, Надя обмякла и на какое-то время отключилась.
Когда же она открыла глаза, придя в себя, то увидела, что Джек лежит рядом с ней на боку и как-то странно смотрит на нее. В его взгляде появилось новое выражение, какое бывает лишь у испуганного доверчивого ребенка. Надя обняла его и прижалась грудью к его лицу.
Проснулась она от света, бьющего в глаза, и от острого желания справить малую нужду. Она спала настолько крепко, что не сразу сообразила, где находится, не говоря уже о том, чтобы вспомнить, какой сегодня день недели. Стряхнув наконец сонную одурь, Надя все отчетливо вспомнила, и яркие ощущения вновь охватили ее. Она задрала голову и увидела, что солнечные лучи пробиваются сквозь щели в ставнях на крыше.
Затем она перевела взгляд на Джека. Он лежал ничком, накрывшись простыней и уткнувшись лицом в подушку. Рельефные мускулы спины и ягодицы отчетливо вырисовывались под тонкой материей. Гамильтон тихонько посапывал во сне, совсем как сытый, успокоившийся младенец.
Надя улыбнулась и, стараясь не разбудить его, слезла с кровати. Недолгие поиски туалета привели ее к двери, за которой находился совмещенный санузел. Окон в этом помещении не было, зато имелся шнурок, потянув за который она включила яркий дневной свет. Люминесцентная лампа тихо загудела под потолком.
Надя взглянула в зеркало и с удовлетворением отметила, что ни на лице, ни на теле не осталось следов минувшей ночи. Однако ощущение у нее было такое, словно бы она заново родилась, пройдя таинственную очистительную процедуру.
Она села на стульчак, и вместе с тугой горячей струей наружу вырвались и другие острые ощущения. Надя даже вздрогнула. Секс всегда являлся для нее серьезной проблемой. На протяжении всей своей сознательной жизни она томилась неудовлетворенностью и так свыклась с этим тягостным чувством, что сейчас, освободившись от него, испытывала что-то вроде тоски по утраченной подруге. Ей предстояло свыкнуться с новым сексуальным опытом, примириться с мыслью, что все ранее пережитые ею оргазмы – всего лишь жалкая пародия на подлинный экстаз, который она испытала с Гамильтоном. С ним не мог соперничать ни один из ее прежних сексуальных партнеров. Следовательно, Анджела права, говоря, что она не разбирается в мужчинах.
Ей вспомнилось, что однажды, когда она была еще пятнадцатилетней девственницей, одна подруга сказала, что истинное удовольствие во время совокупления испытывает только та женщина, которая любит своего любовника. Надя долгое время этому искренне верила. Но теперь у нее появились веские основания для сомнений: ведь во время сближения с Гамильтоном она испытывала не любовь, а вожделение! Ею двигала откровенная, бесстыжая похоть, и она не переросла в глубокое чувство после того, как все совершилось. Впрочем, позже некое подобие привязанности могло в ней развиться.
Надя вымыла руки и стерла с ресниц потекшую краску. Наручные часы показывали, что уже шесть утра. Она вполне успевала вернуться домой и привести себя в порядок, перед тем как отправиться на службу.
Она вышла из ванной и на цыпочках голая пошла по дощатому полу мастерской. Взгляд ее упал на мольберт с одной из работ художника. На картине была запечатлена комната, плавно переходящая в сад. Контуры двух еще не нарисованных человеческих фигур наводили на мысль, что работа не завершена.
– Доброе утро, – раздался голос Гамильтона, и Надя вздрогнула, вдруг устыдившись своей наготы.
– Привет, – пропищала она и обернулась.
Джек сидел на кровати и улыбался.
– Нашла туалет?
– Да.
Надя подбежала к кровати и легла. Джек погладил ее по щеке и спросил:
– Все в порядке?
– Да. Но мне пора на работу.
– Ах да! Ты ведь из компании, спонсирующей художественную галерею. Чем ты там занимаешься?
– Вообще-то я служащая коммерческого банка, у нас не принято болтать о работе.
– Тайны портят симпатичным девушкам цвет лица. Наверное, носишь боссу бумаги на подпись и печатаешь под его диктовку?
Большинство мужчин, с которыми она знакомилась раньше, принимали ее за секретаршу. Она не разочаровывала их и подтверждала такое предположение. И хотя на самом деле ее вот-вот должны были включить в совет директоров, она ответила Джеку, что работает в отделе снабжения.
– Хочешь кофе? – спросил он.
– Спасибо, нет, – сказала Надя.
Он взглянул на ее соблазнительные груди, и глаза его заблестели.
– Нравятся? – поддразнила его Надя, чувствуя, как тает ее лоно, а груди наливаются тяжестью.
– Да, груди у тебя изумительные, как, впрочем, и все тело. – Джек пощупал соски и, причмокнув от удовольствия языком, воскликнул: – Настоящее чудо!
– Мне нужно идти, – повторила она, хотя желала совершенно другого. Сделав несложные вычисления в уме, она поняла, что в запасе у нее почти полтора часа, и расслабилась окончательно.
– Я хочу поцеловать тебя, – сказал Гамильтон.
– Что же тебе мешает?
– Мешает опасение, что после поцелуя у меня возникнет и другое желание, а ты торопишься, и мне не удастся его осуществить. Я не люблю начинать то, чего не смогу завершить.
– Мне думается, у нас найдется время, чтобы все успеть, – ответила Надя с улыбкой, чувствуя, как учащается пульс.
Джек пристально посмотрел ей в глаза, и ее охватило оцепенение. Джек потрепал ее по щеке и стал покрывать ее поцелуями.
– Да! Да! – воскликнула Надя.
Джек взял ее за плечи и, потянув на себя, впился ртом в нежные, мягкие губы. Ей стало удивительно хорошо. Все тело вспыхнуло, словно рождественская елка, и тысячи иголочек пронзили ее нервные окончания. В предвкушении новых острых ощущений она ахнула и прижалась к нему грудями, норовя проткнуть сосками кожу. Ей захотелось безумствовать, как минувшей ночью.
