Она какая-то скованная в его руках — он чувствует это сразу.
— Что такое? Устала?
— Да, немного, — но взгляд отводит.
— Люба… — предупреждающе. — Не надо. Если что-то не так — говори прямо. Ты же знаешь — я никогда сам не догадаюсь.
— Все в порядке, правда.
— Если ты говоришь, что все в порядке — я буду себя вести так, будто все в порядке! Хотя я точно вижу, что что-то не так!
— Хорошо! Я… мы… мне… в последние пару раз… — решимости ее хватает ненадолго и она замолкает.
— Вон оно что… — Ник вздыхает. — Ты права. Прости. Я сплоховал в последние два раза.
— Вовсе нет.
— Вовсе да. Люб, прости меня. Просто секс — это самое лучшее средство сбросить нервное напряжение и…
— Вот и у меня было такое чувство, что меня используют как… тренажер, — произносит она совсем тихо.
— Могла бы сказать сразу!
— Трудно разговаривать со спящим человеком.
Он краснеет — чуть-чуть, но на рыжих это заметно сразу. Отводит взгляд в сторону. А потом решительно:
— Ты меня разбаловала. И это надо срочно исправлять! Раздевайся.
— Не буду.
— Поверь мне, в одежде ванну принимать не очень удобно.
— Ты сколько пены вылил?!
— Не знаю. Треть, наверное. Много?
— Много, — смеется Люба.
— Учту на будущее. Потрогай воду. Нормальная?
— Да, отлично.
— Тогда залезай.
— Эй, ты зачем выключил свет?
Он вернулся через пару минут. Принес свечи, потом ушел еще раз, вернулся уже с бокалами и шампанским.
— Откуда?
— Из магазина, — Ник пожал плечами. Пламя свечей отражается от плитки и пузырьков пены. С мягким звуком пробка покидает горлышко.
— Ты тоже будешь шампанское?
— Чуть-чуть. За компанию.
Ник сидит, скрестив ноги «по-турецки» на полу. Что-то рассказывает, веселит ее.
— Слушай, Люб, а почему пахнет шоколадом?
— Потому что пена шоколадная.
— Серьезно?
— Коля, не ешь пену!
— Не буду, — морщится. — Сплошной обман. Пахнет шоколадом, а на вкус — гадость.
— Ты невозможный тип, Самойлов! Перестань есть пену, кому сказано!
— А вдруг я не распробовал…
Теплая вода, полутьма, алкоголь в крови. Веки тяжелеют сами собой.
— Знаешь, если ты планировал меня соблазнить, то добился прямо противоположного эффекта. Сейчас отключусь.
— Не-не, это не вариант. Погоди отключаться пару минут.
Возвращается с большим полотенцем, слегка промокает ее от пены и на руки, как маленькую. А на кровати переворачивает на живот, убирает полотенце и… С губ Любы срывается стон.
— Дааа… Ты волшебник…
— Я не волшебник, я только учусь, — он аккуратно разминает ей спину. — Это не настоящий массаж, а баловство. Настоящий я не умею.
— Мне очень нравится.
— Ну и славно.
В итоге она почти уснула. Уже в полудреме почувствовала, как он напоследок погладил спину, укрыл одеялом. Встал, вышел из комнаты. И не вернулся.
И вместо того, чтобы заснуть, она заплакала. Сначала тихо, потом начала хлюпать.
— Люба, что случилось? — Ник вернулся с кухни, присел перед кроватью. — Любава… Ты плачешь?! В чем дело? Я думал, ты заснула.
— Ты такой… такой заботливый…
Он уткнулся лбом в матрас рядом с подушкой.
— Знаешь, я удивляюсь. Как мужики в первый год после женитьбы не седеют от такой жизни и таких приколов. Ты плачешь, потому что я проявил заботу о тебе?
— Ну… можешь считать, что у меня ПМС.
— Неправда. У тебя только середина цикла.
— Коля! Бессовестный. У меня никакой личной жизни, — шмыгнула носом.
— Любава, подвинься, — Ник устроился рядом, на краешке, обнял ее поверх одеяла. — Люб, мне ужасно стыдно. Что просто малейшие знаки внимания с моей стороны ты так воспринимаешь. Я, видимо, совсем животное. И ты меня разбаловала.
Она промолчала.
— Ты пинай меня, Люб, если что. Не стесняйся. Я очень хочу, чтобы тебе со мной было хорошо. Важнее тебя у меня ничего и никого нет.
— Я важнее… всего? Важнее родителей? Важнее твоей работы?
— Даже обидно, что ты так спрашиваешь. Ты. Важнее. Всего.
Она вздохнула и подвинулась ближе, чтобы уткнуться лицом в шею.
— Но я надеюсь, ты не попросишь меня сменить работу. Потому что ничего другого я не умею.
— Не попрошу. Коль… расскажи мне сказку.
— Хорошо. Слушай… — он помолчал немного. — Жил-был на свете рыжий мальчик. И был он, как водится, дураком.
— Самокритично.
— Ты слушай дальше. Знаешь, говорят дуракам и рыжим везет. Вот и ему повезло. Очень сильно повезло.
Глава двадцать первая, в которой герои, в конце концов, женятся
— Мандаринка, ты дома?
— Нет, — откликается он с кухни. Люба заглядывает туда.
— Как — нет?
— Вот так, — он отправляет в рот остаток бутерброда, допивает кофе. — Убегаю.
— Ах, да, — Люба приваливается к косяку, складывает руки под грудью. — У вас же сегодня мальчишник. Со стриптизершами. Ах, бесстыжий…
— Люба! Ты же знаешь, это идея Дэна! И я тебя просил — позвони ему. И скажи, что ты меня не отпускаешь!
Люба не может сдержаться и смеется.
— Не отпускаю?! Коля, ты хочешь, чтобы друзья считали тебя подкаблучником?
— Лучше подкаблучником, чем в стриптиз-бар!
— Ну-ну. Соберись! Ты же мужик! Сцепи зубы и сделай это!
— Веселись-веселись…
— А что мне еще делать? Но учти, Коленька, — Люба подходит к своему ненаглядному, поправляет ворот рубашки, туго застегивает верхнюю пуговицу, — не смей там шалить, понял меня? Помни: там будет и Вик тоже, а он, если что — сдаст вас с потрохами, Надя из него умеет правду-матку добывать.
