Еще раз посмотрела на мужа.
Хотя… нет, не так же. Не было ни вспышки, ни криков, ни обвинений со стороны Дана. В этом плане все иначе, да… Он пытался себя контролировать, прилагая максимум усилий. Ни слова не сказал. Но она-то видела, как его скручивает в бараний рог и подкидывает на сиденье этими чертовыми эмоциями. С чего? Юля же ни разу повода не дала!
Обидно дико! Саму телепает.
— Малая… Я знаю, что ты не предала бы. Знаю! Блин! — Дан тоже отстегнул свой ремень, как-то неловко. И, кажется, пропустив ее вопрос про плечо мимо ушей. Тоже заметил, что она на взводе. Повернулся к ней лицом, ухватил за руки, Юля не выдергивала. Момент, когда он целовал ее пальцы и тату с его именем, — единственное хорошее за последний час, если честно… — Я тебе верю, Юлька! Понимаешь?! Знаю, что…
— Тогда какого черта бесишься?! — психанула, не заметила, как голос поднялся на крик. На себя уже разозлилась, прикрыла глаза на мгновение, стараясь отдышаться и вернуть контроль.
В машине снова звенящая, напряженная тишина, которая давит, корежит обоих. И вина во взгляде Дана. От этого ни черта не легче, не хотела такого выражения в глазах любимого видеть.
Проблема их ссор не только в Дане. Всегда не в нем одном. Потому что находит коса на камень. В Юльке своих проблем и заскоков достаточно, знает же. Это вечное недобитое стремление всем и каждому доказать, что лучше других, что сама на все способна, вырваться, достигнуть небывалых высот в чем угодно. И гордыня… Ну да, Юля уже пришла к тому этапу, когда стараешься быть с собой честной: она тоже не то чтобы очень по жизни была склонна к компромиссам. И очень часто ее характер играл во вред ей же. Ведь в прошлый раз, когда Дан пришел со своими обвинениями, она что, поговорила с ним? Попыталась рассказать или выяснить что-то? Как он, вообще, до такой мысли дошел, спросила?
Нет. Юля смертельно обиделась, молча развернулась и ушла, только на пороге обронив Дану, что его бросает. Хлопнула дверью от души.
Да, с одной стороны, понять можно, устала от его вечных сомнений и ревности. Но с другой… они это и не обсуждали никогда. Только орали, и чем дальше, тем меньше Юля пыталась какой-то диалог наладить из-за личных претензий или обид. Даже когда Дан именно за этим и приходил, чтобы все проговорить, чтобы выяснить, возможно, надеясь услышать хоть слово от нее, которое помогло бы ему с демонами своих комплексов справиться, она замыкалась и отталкивала его.
Они оба нуждались в поддержке друг друга, чтобы преодолеть это, и вина на обоих, что столько раз справиться не удавалось.
Потому сейчас Юля очень постаралась взять себя в руки и, несмотря на эту душащую обиду, начать говорить, даже если сразу не об эпизоде в зале. Слово за слово и до основного дойдут, она переступит через ком в горле. Да и потом, реально же видела, что не так что-то с любимым. И ее это беспокоило. Утром все хорошо же было, да и в обеденный перерыв, когда вместе в кафе сидели.
— Так что с плечом, Дан? — не возвращаясь пока к предыдущей теме разговора и своей вспышке, тихо повторила Юля.
Муж тоже на секунду закрыл глаза, словно и сам справлялся с тем, что внутри бушует, а потом вдруг взял и начал расстегивать рубашку…
Юля аж растерялась в первую секунду. Ну, как бы она не такого ожидала, невзирая на их общую тягу друг к другу.
Но тут ее взгляд наткнулся на уголок специальной медицинской пленки, которая была очень знакома, — Веталь теперь все татуировки при заживании такой заклеивать стал, современно и удобно.
Но… Дан? Новый рисунок? Где он там его делал на этой стороне? И почему ей не сказал?… Уже открыла рот, чтобы спросить, но так и замерла, уставившись на то, что все больше открывалось, с каждой расстегнутой пуговицей на рубашке. И тут Дан привстал, вытащив ткань из-под ремня брюк, и с плеча снял…
Клетки не было.
Той, что Дан как-то набил в отместку за ее «стаю» птиц, чтобы не «выпустить» Юлю.
Моргнула. Почему-то расплывалось все в глазах, очень плохо видела.
— Дан?.. — прошептала, но и отвести взгляд не могла, всматривалась, пытаясь в полутемном салоне авто разобраться в рисунке, который стал гораздо больше и будто объемным. Казалось, Веталь сам себя в этот раз превзошел, хотя пленка мешала все полностью рассмотреть, конечно.
Теперь всю правую часть грудной клетки Дана и верхнюю часть плеча покрывал сплошной узор… Ну, или планировалось так в будущем. Еще не законченный, это понятно, такие масштабы за один день не набить: и долго, и боль накапливается, терпеть сложно и самым выносливым. Фон пока Юля не могла точно разобрать, то есть видно было, что изображено что-то в перспективе… М-м-м, типа комнаты? Зала? Нет, из-за пленки не понять. А в центре этого тонкая фигурка, женская (наверное, она клетку и перекрывала). И сразу как-то ясно, что девушка танцует. И нет вопросов, кто это? Юля узнала и себя, и этот кадр: Дан снял на видео, как она на первой тренировке в новом зале от радости танцевала, и себе фото сделал еще… Снимок у него на столе стоял в офисе. А теперь… Вот.
Возможно, конечно, она узнала так хорошо момент потому, что именно этот участок узора Веталь проработал до конца. Очень тщательно, с той самой живостью и объемом, что всегда ее поражала в работах этого мастера. Будто бы не татуировка, а живое фото пред ней, то самое 3D…
— Дан!.. — она ошеломленно смотрела на это тату, почему-то потеряв дар речи.
Протянула руку, непроизвольно, как-то инстинктивно, что ли. Но так же подсознательно пальцы замерли в нескольких сантиметрах от груди Дана. Хватало опыта и понимания, что сейчас лучше не прикасаться, даже через пленку.
— Ты ничего не говорил, что собираешься… — все еще пребывая в состоянии шока, покачала головой.
— Хотел тебе сюрприз сделать, — хрипло и тоже тихо ответил Дан, перехватил ее ладонь и снова прижал ее к губам, как там, в зале. Если честно, только тот его поцелуй и позволил Юле сдержаться, не начав препирательства. — Я люблю тебя, малая! И вообще не хочу как-то мучить или урезать… — он замолчал, словно подбирая слова.
Сжал ее руку крепче, положил ее ладонь на другую половину своей грудной клетки, так, что Юля ощутила его сердцебиение и очень четко поняла, насколько для мужа важно то, что он сейчас говорил, как сильно Дан нервничал!
— Не хочу больше клеток в любом смысле! И без какого-либо принуждения, без боли этой долбанной в груди. Ты для меня — все! Просто невероятно тебя люблю, и хочу сделать счастливой! Потому и ходить готов, в мозгах копаться, — Дан немного кривовато усмехнулся, явно не особо охотно допуская эту необходимость. — Думал, совладал, сам справился. Но сегодня… Что ж, я научился признавать свои ошибки, мой феникс. И ради того, чтобы мы были вместе, я исправлю это, слово даю! — тихо, сипло, но так уверенно и решительно произнес Дан. И его слова звучали как-то очень веско в полной тишине машины.
У нее мурашки по коже пошли, волоски дыбом поднялись от всего того смысла, что Дан в свои слова вкладывал, от его взгляда, пробирающего ее до костей, затрагивающего и будоражащего каждый нерв в теле! А Юля и сейчас чувствовала жар его кожи, стук сердца любимого.
— Д-а-а-н! — простонала, наклонившись и прижавшись своим лбом ко лбу мужа. Пришлось, конечно, для этого забраться на сиденье с ногами, но ей так захотелось в этот момент оказаться к нему как можно ближе! Каждой клеточкой прочувствовать!
Обнять бы, да как, учитывая тату свежее?
А слов нет! Горло перехватили эмоции, сжали, как тисками. Едва хватает сил, чтобы воздух губами хватать. И вдохи эти выходят жадными, рванными, словно всхлипы, но не несчастные, нет… И губы уже пересохли. В голове каша, не может ответить толком. И так сильно его любит!
— Дан! — вновь повторила, так и не найдя слов после его признания, после этого сюрприза.
И, не придумав ничего лучшего, теснее подалась к нему, потянулась, прижимаясь пересохшими губами к его рту, уже и так рванувшему ей навстречу!
И, господи! Как он ее поцеловал! Между ними всегда, все эти годы полыхало страстью, но в этот момент… Рот Дана просто смял, набросился на ее губы с такой потребностью, будто она была глотком воды, а он от жажды несколько месяцев умирал. И теперь Дан пил и пил, не мог остановиться. А ведь, если подумать, у них только вчера очень даже шикарный и страстный секс был… Но в данную секунду казалось, что несколько месяцев накануне не виделись! Смесь обиды, напряжения; его бурлящей, хоть и подавляемой ревности, которой стыдился сейчас; ее восхищение от сделанного им, от этого нового узора и готовности признавать Юлины желания, права и эмоции; плюс вечная тяга, которую никогда не умели и не могли преодолеть, даже ссорясь, — все это каким-то невероятным катализатором к их гормонам и страсти сработало, видимо!
