— Мы постараемся, — говорю, поднимаясь на ноги. — Ладно, Крис, мы поедем, потому что время не ждёт — вдруг ещё сбежит. А ты сиди здесь и не вздумай куда-то уходить. Всё равно догоню, а в гневе я страшен.
— Ты хочешь сделать меня рабыней в своей собственной квартире? — нервный смешок срывается с её губ.
Роджер выходит из комнаты, а я медленно подхожу к Кристине. Она сидит на стуле, оперевшись спиной на барную стойку. Она такая красивая с раскиданными по плечам льняными волосами, в которых будто серебряные нити вплетены. В дымчато-серых глазах застыло удивлённое непонимание и вызов. Я подхожу совсем близко, ставлю руки по обе стороны от неё, упираюсь ладонями. Теперь она в плену моих рук и никуда точно не денется. Крис поднимает взгляд вверх и непроизвольно облизывает нижнюю губу.
Это простое движение мигом лишает мои лёгкие воздуха: сейчас я в шаге от того, чтобы наброситься на неё. И чем дольше Крис так смотрит на меня, тем меньше остаётся сил сопротивляться её сокрушительной силе и невыносимой сексуальности — такой невинной, почти что непорочной.
Я не знаю, сколько у неё в жизни было мужчин, мне неинтересно, кто они, и делали ли её счастливой. В одном только уверен: когда всё наладится, и она перестанет вздрагивать от каждого вздоха, я покажу ей, на что способен. Где только найти силы вытерпеть?
— Крис, верь мне, — говорю, наклоняясь всё ниже. Ответом мне служит прерывистое дыхание, которое со свистом вылетает из лёгких. Она зажмуривается и кивает.
— Я верю... но... не уезжай. Это опасно. Я боюсь, как ты понять не можешь? Давай в полицию позвоним или ещё куда-нибудь. Или просто останемся тут и постараемся обо всём забыть. Или я уеду сейчас. Но не рискуй, пожалуйста.
— Посмотри на меня, — прошу, почти требую. — Умница, — добавляю, после того, как она распахивает свои глазищи.
Я не хочу сейчас уходить. Не потому, что боюсь. Нет, мне хочется остаться навсегда в этом моменте, чтобы сохранить его в себе, себя в вечности, что обещает дымчатая серость глаз.
— Не бойся за меня, за себя не бойся. Мы не собираемся рисковать, просто посмотрим, что он из себя представляет. Поговорим. Нас больше, он ничего нам не сделает.
Я всегда жалел, что не остановил тогда Наташу, не отговорил, не настоял. Почему-то этот момент так напоминает мне мой сон своим смутным предчувствием надвигающейся катастрофы, что становится немного не по себе.
— Я, конечно, не против обжиманцев, — слышу голос Роджера, о присутствии, в моей квартире которого уже успел забыть, — но только ехать нужно. Сам же торопил.
— Хорошо, сейчас, — говорю, стиснув зубы, чтобы унять зарождающуюся внутри дрожащую и вибрирующую злость. — Всё будет хорошо, не грусти.
Крис кивает, а я, нехотя отталкиваюсь ладонями от столешницы и, кинув короткий взгляд на девушку, иду обуваться.
Роджер, будто что-то вспомнив, направляется в кухню. Интересно, что он там забыл? Слышу приглушённые голоса, но смысла слов разобрать не могу.
— О чём ты с ней говорил? — спрашиваю, когда Роджер возвращается.
— Дал ей на всякий случай телефон Карла. Он, конечно, не самый лучший человек в мире, но он мой близкий друг, и если что-то с нами случится, он сможет помочь.
Даже оптимист Роджер не преисполнен надежды, и это нравится мне всё меньше.
* * *
В августе дни уже заметно короче, а воздух наполнен пьянящей горьковатой свежестью, что пробирается под кожу, наполняет собой лёгкие и изрядно прочищает мозги.
Четыре мотоцикла едут навстречу, чёрт знает чему, сквозь августовскую ночь, рассекая воздух и оглашая округу рёвом моторов. Мы проезжаем вдоль центрального шоссе, ведущего на окраину города, где никогда не горят фонари, а в спину несётся возмущённый лай потревоженных собак. Шоссе постепенно сужается, мы строимся в линию и, свернув вправо, оказываемся на, покрытой гравием, извилистой дороге. Там, буквально через пару километров находится гаражный кооператив, где по слухам можно найти Никиту.
— Где этот мужик? — спрашивает Филин, когда мы глушим моторы. — Вроде мы вовремя приехали. Опаздывает, что ли?
Мы стоим на пригорке, с которого видны практически все гаражи, как на ладони — их здесь не больше пятидесяти. Если нужно, конечно, я каждый лично обойду, но, боюсь, только время потеряю. Роджер обещал, что на этом месте нас будет ждать давешний знакомец из «Бразерса», который должен будет показать "тот самый" гараж.
Мне непонятны все эти схемы, но я верю Роджеру, потому приходится скрипеть зубами и терпеливо ждать.
— Откуда я знаю? — возмущается Роджер, передёргивая нервно широкими плечами, обтянутыми майкой защитного цвета. — Скоро приедет, наверное.
Брэйн слезает с мотоцикла, достаёт сигарету из мягкой пачки. В темноте вспыхивает огонёк, выпущенный на свободу из серебристой зажигалки, и аромат табака распространяется вокруг. Он ложится на спину — прямо на траву — и, закинув руки за голову, смотрит в звёздное небо, выпуская молочно-серые густые табачные облачка. Они разлетаются, растворяются, превращаются просто в клочки атмосферы, угольно-чёрные, как августовская ночь.
Чувствую, что мне и самому не мешает сделать пару затяжек, пока нервозность не взяла верх над здравым рассудком, и я не пошёл крушить всё и вся. Закуриваю, и едкий дым проникает в гортань, проходит по трахее и наполняет лёгкие. Выпускаю ядовитые струйки на волю, потом снова лихорадочно затягиваюсь и так раз за разом, по кругу, пока в горле не начинает першить. Потом, недолго думая, ложусь радом с татуировщиком, и вот мы лежим вдвоём — оба лысые, пропитые и прокуренные, обиженные на жизнь и жизнью, но ещё не утратившие веру в себя, и в тех, кто нам дорог.
Неожиданный звук, пришедшего на чей-то мобильный, сообщения пугает до чёртиков. Я настолько глубоко ушёл в свои мысли, что на секунду даже забыл, где нахожусь.
— Чёрт, — шипит Роджер и тянется к заднему карману, чтобы достать требующий внимания аппарат. — Кому там спокойно не живётся?
Когда он смотрит на экран, выражение лица его стремительно меняется. Не знаю, что ему решили сообщить, но это, по всей видимости, весьма важная информация.
— Так, парни, — произносит он, наконец, пряча аппарат снова в карман. — Товарищ приехать не смог, но прислал номер гаража, в котором околачивает этот Никита.
Брэйн поворачивает ко мне лицо, и я вижу, как блестят его глаза.
— Тебе не кажется, что мы сейчас запросто можем вляпаться в какое-то дерьмо? — спрашивает он шёпотом, а я пожимаю плечами. — Это всё попахивает каким-то гнилым разводом.
Я не знаю, что ему ответить, потому что, по сути, они не должны ничем рисковать ради Кристины и моего желания защитить её от призраков прошлого. Она им никто, они для неё — чужие люди.
— Так, ребята, — произношу, легко поднимаясь на ноги. — Мне кажется, что вы зря тут толпитесь.
— В каком это, мать твою, смысле? — удивлённо вскидывает бровь Филин.
— В том смысле, что я не должен был вас заставлять ехать с собой. Вы не обязаны подставлять свои задницы из-за меня.
— Так, началось, — устало произносит Роджер, и сжимает двумя пальцами переносицу.
— Да, началось, — киваю. — Потому что Кристина права — это может быть опасно. Но ладно я — обещал её защитить, но вы-то никому ничем не обещали. Нам прошлого раза с Птичкиным маньяком-ухажёром проблем хватило, чуть не подохли все. Не надо сейчас рисковать.
— То есть ты предлагаешь нам взять и всем дружненько свалить на хер в закат? — спрашивает Брэйн. Он не поворачивается ко мне, а всё так же лежит, закинув руки за голову и, кажется, наслаждается ночным небом.
— Я просто не хочу, чтобы вам бошки поотрывали, если вдруг что. Я хочу, чтобы вы подумали, нужно ли вам это всё.
— Ага, значит то, что тебе голову открутят — нормально, а нам нельзя? — усмехается Роджер. — Нет уж. Тем более что я вас сюда приволок, поэтому назад не буду поворачивать.
Все замолкают, а Фил подходит ко мне, и, наклонив голову, шепчет в самое ухо:
