— Да, я бы приехал раньше, но нужно было сделать все, чтобы дом стал пригодным для жизни. Ты знала, что в нем не было лифта? Кому, черт возьми, хочется каждую ночь подниматься на три лестничных пролета, чтобы лечь спать?
— О, черт, — кричу я, когда волна свежих слез беспомощно катится из моих глаз. Их невозможно остановить. Они падают без стеснения и совершенно неконтролируемо.
Хейс притягивает меня к себе.
— Пожалуйста, скажи мне, что это счастливые слезы. — Его голос мягкий и нежный. Когда плач не стихает, он подхватывает меня на руки и несет в гостиную.
Садится на диван и усаживает меня к себе на колени, целует мои волосы и лоб и прижимает меня к себе.
— Все хорошо. Я здесь. И больше никогда не дам тебе повода убегать от меня. Клянусь своей жизнью. Я люблю тебя. Теперь я здесь. Навсегда, если ты меня примешь.
— У тебя... нет... работы... — выдыхаю я, задыхаясь.
— Пока нет. Я тут подумал, что Маниту-Спрингс не помешал бы хоккейный каток.
— Ты бросил все — свой дом, свое семейное наследие, чтобы быть здесь, с нами?
Он берет меня двумя пальцами за подбородок и смотрит мне в глаза.
— Я отказался от всего восемнадцать лет назад. Я здесь и умоляю вернуть мне все обратно. Мое семейное наследие — это ты и Хейван. Я никогда ничего так не хотел за всю свою жизнь. Сколько себя помню, если я чего-то желал, то это было в моих руках. Но впервые в жизни, прямо здесь и сейчас, я чувствую, что у меня есть гораздо больше, чем я заслуживаю.
— Ты это серьезно? Ты действительно здесь? Со мной?
Он усмехается.
— Позволь мне прояснить... Я хочу жениться на тебе, Несс. Хочу готовить тебе утренний чай и выносить мусор. Хочу спорить с тобой о том, что у нас будет на ужин, и целовать тебя, когда ты сердишься. Хочу сидеть с тобой на крыльце и... и.., — хмурит брови он, — я не знаю, делать то, что люди делают на крыльце.
Я слегка смеюсь, и он крепче прижимает меня к себе.
— Я хочу услышать еще много такого смеха. Больше всего мне хочется просто жить с тобой. А если все это не подходит? Если ты хочешь просто быть другом? Я все еще здесь, в этом городе, с тобой.
— Наблюдать за закатами, пасущимися оленями, распускающимися цветами и надвигающимися штормами. Пить вино и ужинать, играть в игры или вообще не разговаривать. Слушать музыку, строить планы на будущее или смотреть на звездное небо.
— Что?
— Крыльцо. Вот чем бы мы занимались. И я хочу этого. Всего этого, с тобой.
ГЛАВА 34
Хейс
Я держу Ванессу на коленях, пока мои ноги не немеют, а буря не переходит в мелкий дождь. Электричество в ее доме все еще не работает, но свет свечей создает идеальную атмосферу. И я задаюсь вопросом, не переоценивают ли электричество.
Я боялся, что она откажет мне. Скажет, что боль, которую я ей причинил, слишком велика, чтобы простить. Но не шутил, когда сказал ей, что все равно останусь здесь. Чего не сказал ей, так это того, что если она отвергнет будущее со мной, то я не откажусь от попыток.
Я пробыл в Маниту-Спрингс всего день, но неделю назад сюда прилетели несколько сотрудников из Нью-Йорка, которые помогли мне обустроить новый — или, скорее, очень старый — дом.
Первоначальные владельцы, семья Уитни, иммигрировали из Англии после Гражданской войны и занялись развитием железных дорог. Они поселились в маленьком городке и построили многоуровневый дом во французском провинциальном стиле. Построенный из камня и кирпича, дом имеет три этажа с крутыми скатными крышами и большим количеством каминов, чем ванных комнат. Восемь спален и девять ванных комнат, это больше, чем мне нужно, но сад просто идеален. Окруженный богато украшенными железными воротами, он выглядит как картинка из одного из журналов, которые Александр ненавидит читать.
Я попросил дизайнера обставить это место, мой персонал убрал его, а бригада привела в порядок ландшафтный дизайн. Правда не стал устанавливать лифт, хотя и подумывал об этом. У меня никогда не было дома и никогда не было двора. Я не признаюсь в этом вслух, но мне очень хочется научиться стричь газон и подравнивать всякое дерьмо.
Пока я представляю себе жизнь в доме с Ванессой, мой взгляд блуждает по ее крошечной гостиной. По площади она лишь немногим больше моего шкафа в Нью-Йорке. Несмотря на то, что она маленькая и немного тесная, секционный диван, журнальный столик и кружевные занавески создают уютную атмосферу. От фотографий в рамках на полке до вазы, полной сосновых шишек, которые, без сомнения, были собраны где-то поблизости, а не куплены в магазине декора по завышенным ценам, — все в этом пространстве имеет личный оттенок.
Что, если Ванесса не захочет покидать свой дом? Что, если хочет остаться здесь? Я позволяю этим вопросам поселиться в моей груди и жду, когда начнется паника. Вместо этого появляется глубокое умиротворение. Мне все равно, даже если мы будем жить в норе, пока у меня есть она.
— Хейс? — Ее голос тихий, грубый от слез и измученный.
— Хм?
— Мы можем пойти спать?
Я прижимаюсь щекой к ее голове и улыбаюсь в темноту. Она сказала «мы».
— Конечно. — Я легко встаю с ней на руках. — Куда?
Она берет зажженную свечу и направляет меня по короткому коридору, а я, прищурившись, рассматриваю все фотографии в рамках, которые украшают стены. В темноте трудно разглядеть каждую деталь, но я вижу, что это все фотографии Хейван разных лет.
Забавно, но мои родители никогда не вешали на стены ни одной нашей фотографии. Даже на холодильнике не было ни одного снимка. Мама всегда говорила, что это выглядит некрасиво. Но нет ничего ужасного в том, чтобы вывешивать фотографии своего ребенка. Я мысленно помечаю, что надо еще раз взглянуть, когда станет светло.
Насколько я могу судить, комната Ванессы такая же, как и весь ее дом — маленькая, уютная и наполненная личными вещами. Я усаживаю ее на кровать. Она ставит свечу на приставной столик, а затем тянется к поясу моих джинсов.
Я кладу руку поверх ее пальцев, которые работают с верхней пуговицей.
— Несс, нам необязательно заниматься сексом. Спать с тобой в объятиях — это больше, чем я надеялся, придя сюда сегодня вечером.
Свет свечей мерцает в ее зеленых глазах, и даже покрасневшая и опухшая от слез, она никогда не выглядела так прекрасно, как сейчас, когда смотрит на меня.
— Я хочу. Я так по тебе скучала. — Она возвращается к расстегиванию пуговиц на моих джинсах.
Я стягиваю с себя свитер и тянусь к ней, чтобы освободить ее от одежды. Ее бюстгальтер присоединяется к ее топу, как раз в тот момент, когда она стягивает мои джинсы с бедер. Выпуклость, скрытая под моими боксерами, смущающе очевидна, гордо возвышаясь между нами. Моя кровь бьется в жилах, а живот сводит от предвкушения, когда Ванесса обхватывает меня за бедра и притягивает к себе, чтобы я встал между ее открытыми бедрами. Пока я смотрю на нее, ее взгляд устремлен прямо вперед. Она облизывает губы, и я стону от жестокой дразнилки.
— Ты не должна... — Я прикусываю нижнюю губу, когда она сжимает меня в крепкий кулак.
Я тянусь к ней, скольжу рукой в волосы на ее затылке, притягивая ее ближе.
Ванесса подается вперед, ее колени раздвигаются шире, сиськи почти касаются моих бедер, и мне, черт возьми, хочется плакать от этой красоты. Первое касание ее языка посылает волну удовольствия вверх по моему позвоночнику. Я чувствую ее улыбку на своей сверхчувствительной плоти, прежде чем она полностью берет меня в рот.
Моя челюсть отвисает в беззвучном реве, когда она берет меня в горло.
— Подожди, подожди, подожди... — Я вырываюсь из ее рта и чуть не падаю на задницу. — Я слишком близко. Я не могу. Позволь мне... успокоиться.
Ну же, Хейс! Возьми себя в руки.
Я веду себя как мужчина, к которому раньше никто не прикасался. Этот раз с Ванессой кажется первым. Это важно. Как начало вечности. И из-за этого я не могу кончить ей в рот за две минуты.
