Свисающий с его шеи серебряный крестик раскачивался над ней и косвенно напоминал, что все это временно. А проклятая живучая любовь отчаянно билась в ребра, требуя выхода на бис. Истерзанная, глупая мученица!
"Когда же ты, в конце концов, подохнешь?"
Затаив дыхание, наблюдала за тем, как Град медленно наклоняется. Задрожала от разрывающих грудь эмоций, когда он с той же неторопливостью, словно намеренно, себя и ее мучая, прикоснулся губами к ее приоткрытому рту.
Поцелуи — сладкая, но верная смерть. Думала, получится без них. Но нет же, сломал Градский сопротивление. Всполошил всех мурашек и бабочек. Более того, пробудил что-то похуже — странное голодное существо, которое по каким-то причинам подчинялось исключительно ему.
Больше не смела противиться. Понимала, что не позволит: не отпустит, домучает, выжмет по максимуму.
Скользя языком по ее губам, проник в рот, захватывая власть с каким-то вкрадчивым и осторожным напором. Доводя своими ласками до безумия, дождался ее несдержанного отклика. Забилась под ним. Заметалась. Сама стала ластиться и с упоением тереться об него.
На первых толчках боль обожгла с повторной силой, но буквально через пару минут ее вытеснило зарождающееся удовольствие и абсолютно сумасшедшая смертоносная мысль:
"Боже, наконец-то, я принадлежу ему…"
Какой же сладкой была эта боль! Какой сладкой…
"Мамочки…"
Выстрадала это наслаждение. Пусть миг мимолетный, она готова была застрять в нем навечно, как одна из бабочек в лепидоптерологической коллекции[1].
— Долго не смогу, — хрипло прошептал ей на ухо Градский, прижимаясь всем телом.
А ей ведь так хотелось продлить этот момент, остановить время, умереть вот так, с ним внутри.
— Хорошо, — покорно кивнула.
— Ты сможешь кончить?
— Не знаю…
— Очень больно?
— Нет. Совсем нет, — лгала, конечно.
В груди болело нестерпимо сильно.
Град выскользнул и, немного приподнявшись, потянул ее к краю кровати. Подложив под ее ягодицы плоскую прямоугольную подушку, сам опустился коленями на пол. Раскрыл так, как ему было удобно. На долгое мгновение задержал взгляд. Щеки Ники отчаянно вспыхнули смущением, когда она представила, насколько уязвимо выглядит ее покрасневшая припухшая плоть с такого близкого ракурса.
Дернув ее еще ближе к самому краю, расположил член возле ее входа. Рывком двинулся внутрь.
— Прости… Не собирался так резко.
Пробежавшись взглядом по ее животу и груди, заглянул в глаза.
— Так хорошо?
Закусывая губы, покивала.
— Хочу, чтобы тебе было хорошо, маленькая.
— Не надо.
— Что не надо?
— Себе хорошо делай, — виски внезапно обожгло слезами.
Мазнув по лицу руками, постаралась относительно контролировать себя. Сосредоточилась на движениях Градского. Внутри нее он ощущался очень большим. Ничего удивительного в этом, конечно, не было. Сергей сам по себе был крупным мужчиной. Особенно сейчас, в двадцать семь.
Безусловно, у нее против него не было никаких шансов. Осознавала, что чувства ее к Градскому больные, но не могла не признать: ей очень нравилось ему подчиняться.
Глотая последние минуты их близости, кусала губы в кровь.
Наблюдать за тем, как именно действует его тело, как сокращаются и напрягаются внушительные мускулы, как удовольствие отражается на его лице — для нее уже являлось высшим наслаждением. Не отводя глаз, запоминала каждую черточку, каждое движение, каждую мимическую реакцию.
— Если хочешь, чтобы я тебе сегодня выпустил, кончай, моя ненаглядная Плюшка.
Это шутливое прозвище сорвало с нее очередной слой кожи.
— Я не…
— Плюшка, — продолжая двигаться, прошелся грубыми широкими ладонями по чувствительной груди. — Моя. Плюшка.
Потянул за соски, и Ника застонала, слегка откидывая голову назад. Почувствовала его руку уже на своей шее. Чуть сжав ее, Градский поднялся еще выше. Тронул пальцами распахнутые из-за затрудненного поверхностного дыхания губы, поддел большим мягкую нижнюю плоть. Скользнул в рот, и она тотчас с инстинктивной готовностью лизнула его языком. Тогда застонал уже Сергей. От этой хриплой протяжной звуковой вибрации у Ники по коже побежали мурашки.
— Ну же, Плюшка… С меня уже семь потов сошло… Может, тебе полизать?
Тронул тем же, мокрым от ее слюны, пальцем клитор. Мягко и энергично надавливая, круговыми движениями помассировал. Ника, конечно, и сама прибегала к этому нехитрому способу сексуального освобождения, но пальцы Градского ощущались совершенно иначе. От острой волны удовольствия ее буквально подбросило.
— Нет… — выдавила вместе со стоном. — Так нравится… Просто двигайся…. И продолжай трогать меня…
— Продолжать тр*хать, Плюшка?
— Да… да… да…
Чувствовала, что он старается не слишком резко в нее вколачиваться. Забываясь, срывался, конечно, но сразу же сам себя тормозил, и тогда толкался уже с размеренной и особенно приятной для нее силой.
Оргазм накрыл Нику как-то неожиданно. Знала же, какие ощущения предшествуют… Но с Градским в один момент ощутила, как внизу живота напряжение становится болезненным и горячим, а уже в следующий — ее тело пронзил острый и жгучий разряд.
Все еще дрожала в потрясающем удовольствии, когда Градский протолкнул ее выше по постели и полностью накрыл своим телом.
— Еще чуть-чуть потерпи, хорошо?
Поцеловал коротко, но с какой-то ощутимой жадностью.
— Хорошо.
— Куда ты хочешь, чтобы я кончил?
— Куда хочешь ты.
Хотел он внутрь нее.
По звериному примитивно, но, казалось, наполнив ее своим семенем, переступил крайнюю черту.
Еще толком не отдышавшись, ощущая, как сердце бешеными ударами разбивает ребра, приподнявшись, поймал пальцами Никин подбородок. Заставил посмотреть в глаза. Дождался, пока она поймает фокус, прежде чем оповестил жестким безапелляционным тоном:
— Все. Моя.
[1] Лепидоптерологическая коллекция — коллекция мертвых бабочек.
Глава 30
Он словно магнит, я так же, как обычно… Вновь делаю вид, что мне все безразлично.
© Artik & Asti "Под гипнозом"
Градский прижимал ее к постели, пресекая какие-либо попытки высвободиться, не меньше десяти минут. Удерживая вес на предплечье одной руки, вторую распластал под левой грудью Доминики, словно разговаривая с ее сердцем и убеждая его успокоиться. А ей казалось, что оно неудержимо бьется уже на выходе
— где-то в глотке. Гулко. Часто. Отчаянно. Благо хоть взглядом Сергей ее больше не терзал. Уткнувшись лбом в матрас рядом с головой Ники, возможно, и сам использовал время, чтобы прийти в себя.
Дыхание плавно успокаивалось. Только тело продолжало звенеть от напряжения, претерпевая необратимые глобальные изменения. Вместе с тем неизбежно менялась атмосфера в самой спальне.
А ведь изначально не планировала она с ним спать. Легенду с замужеством поддерживала, чтобы Град на старте отстал и даже не пытался налаживать какие- либо контакты. Вот только в том самом, памятном для них, парке он так смотрел на нее… Совсем как раньше. И позже, по дороге в университет, тоже. От одних лишь этих взглядов у Доминики внутри все расстроилось. Попав под воздействие силовой энергетики Градского, будто в один миг обезумела. Делала все, что можно… И все, что нельзя.
Сергей поднялся и, бесстыдно продефилировав к выходу на балкон, открыл настежь дверь. В спальню просочился суровый ночной воздух, тотчас стремительно пробираясь зябким холодом под кожу. Ника попыталась заблокировать физические реакции, подстроиться под новый температурный режим, но тело все же начало ощутимо потряхивать.
Подхватив пачку сигарет, Градский так же неторопливо вернулся к кровати. Присел на угол. Перекатывая между пальцами незажженную сигарету, направил в ее сторону взгляд. Сходу в упор. Яростно, пронзительно, нагло — пробирался в самую душу!
