40
***
Верещагин явился к Мишину в среду. Причём не в приёмные часы. Но Сергей даже не стал спрашивать, каким образом тот миновал охрану и договорился с врачами — деньги в этом смысле всегда творили чудеса.
— Ну что, как здоровье? — спросил Юрий Алексеевич насмешливо, садясь на табуретку возле койки Мишина. Другие больные им не мешали — Сергей лежал в отдельной палате. И да, это чудо тоже сотворили деньги.
— Живой, и на том спасибо, — хмыкнул Мишин, приподнимаясь на постели. — Говорят, скоро выпишут. Без осложнений обошлись.
— Ну как заказывали, — ехидно улыбнулся Верещагин, и Сергея от такой наглости едва не перекосило. — Ты как, ничего умного не надумал?
— Где уж мне, — осклабился Мишин. — Особенно после ударов тупыми предметами. Я и раньше-то был туговат на ум, а теперь уж вообще… туп.
— Значит, надо стимулировать. Вот, держи. — И Юрий Алексеевич кинул на кровать какую-то бумагу.
— Что это?
— Ну смотри сам. Или ты вместе с умом и зрение растерял?
Мишину очень не хотелось глядеть ни на какие бумажки. Но откровенно посылать Верещагина тоже было нельзя — Сергей всё ещё надеялся решить дело миром. Поэтому он взял в руки брошенный Юрием Алексеевичем документ и убедился, что это действительно документ.
А конкретно договор на дарение. Семейной фирмы Мишина. Оформленный, заверенный… ему оставалось только подпись свою поставить.
— Я решил, что это как-то неправильно — мы ведь с тобой только на словах договорились. Надо бы делом подкреплять свои обещания, да? Вот я и подкрепляю. Как женишься на Крис — поставишь подпись, и всё будет твоё целиком и полностью. Ты этого разве не хочешь?
Змей-искуситель.
Нельзя сказать, что Сергей совсем уж не хотел вернуть фирму. Где-то глубоко внутри тлело это старое желание — совсем маленький уголёк, но он был. Однако это желание не шло ни в какое сравнение с желанием сделать счастливой одну рыженькую Ромашку.
— Юрий Алексеевич, я хотел вас спросить… Почему вы так и не женились?
Верещагин посмотрел на Сергея с изумлением.
— При чём тут это?
— Вы ответьте на вопрос, пожалуйста.
Отвечать отцу Кристины явно не хотелось. Изумление сменилось недовольством, но Мишин продолжал упрямо молчать, глядя на собеседника, и в конце концов Юрий Алексеевич сдался.
— Мы с женой прожили вместе двенадцать лет прежде, чем родилась Крис. Марина лечилась, никак не могла забеременеть. А когда всё же смогла, заработала себе кучу осложнений и десять лет назад умерла. Я просто не вижу рядом с собой другую женщину.
Сергей кивнул — он слышал эту историю от самой Кристины, только в более эмоциональном варианте. «Папа так любил маму, так любил!» — восклицала она.
О любви Верещагин, конечно, не сказал, но Мишину это было ясно и так.
— Тогда почему вы не хотите понять меня, Юрий Алексеевич? По голове стучите, контракты приносите. Я признаю — я дурак, что вообще затеял эту нашу с вами сделку. Полный придурок. Но на тот момент я ещё не знал, что в моей жизни вновь появится Рита. И что бы вы ни говорили — я не хочу обманывать Крис. Она хорошая девочка, я желаю ей счастья.
Верещагин скрестил руки на груди и нахмурился.
— Думаешь, кто-то сделает её более счастливой, чем ты?
— Уверен.
— Послушай, Сергей… Я же не запрещаю тебе любить другую женщину. Риту, Олю, Наташу… Кого хочешь люби. Чем плохо? И фирму вернёшь заодно.
— Я так не смогу. И Рита не сможет.
Верещагин отвёл глаза и пробормотал:
— Идеалисты грёбаные…
Только в этот момент Мишин смог наконец расслабиться — понял, что вроде бы получилось…
— А сами-то вы кто, Юрий Алексеевич? — рассмеялся он, возвращая бывшему будущему тестю договор на дарение. — Не идеалист разве? Жену ведь до сих пор любите, хоть и десять лет прошло. А Крис почему-то решили выдать замуж за человека, который её так любить не сможет. Думаете, она менее достойна любви, чем ваша Марина?
Верещагин покачал головой.
— Упустил я её. Поначалу, пока Марина болела, мы с ней Крис избаловали, потом я горевал и тоже баловал… Так что теперь Крис милая, но звёзд с неба не хватает. Да и вообще ей слишком легко всё доставалось, не понимает она ценности некоторых вещей. Ты первая «вещь», которая вдруг взбунтовалась и не хочет сама плыть к ней в руки, поэтому дочка сейчас в большой растерянности.
— Может, это и к лучшему, Юрий Алексеевич? Кристине ведь не всегда будет девятнадцать. И вы тоже… не вечны.
— Поэтому я и хотел её замуж выдать. Именно за тебя. Знал, что не обидишь, и сможешь обеспечить ей спокойную и счастливую жизнь. А то, что изменять будешь — ну так она о том и не узнала бы. Точно не передумаешь?
— Точно.
Они немного посидели молча. Сергей не знал, о чём думает Верещагин, а сам он думал о том, что Юрий Алексеевич чем-то напоминает ему маму Ромашки.
