— Хватит об этом, — перебил Марат.
Голос у него жесткий, рычащий. Он напряжен, и я тоже напряглась. Сжалась. Испугалась.
Странно, я не такая рохля ведь. На место могу поставить, осадить, а перед Маратом теряюсь, будто и правда «девочка».
— Добавку налить?
— Налей, — ответил Марат, но руки с моей талии не убрал. Наоборот, крепче сжал их.
— Тогда, может, отпустишь?
Марат отпустил не сразу. Повел ладонью от талии к попе, сжал мои ягодицы крепко, и я спрыгнула с его колен, ахнув. А он хрипло рассмеялся. Нервно, немного зло.
Наверное, на работе постоянные проблемы, вот и состояние у Марата такое. Папа еще хуже был — срывался на нас с мамой, Марат хоть не орет. А то, что злится… да и пусть злится, хотя от этого немного страшно.
— Я тебе рассказала про свое имя, а тебя почему Маратом назвали? — поставила перед ним тарелку, забрала мясо, и отправила его в микроволновку. — Марат Соколовский… это немного странно звучит. Имя не самое славянское.
— Дед воевал, командира взвода Маратом звали. Тот его из-под обстрела вытащил. Меня в честь дедова командира и назвали. И для всех моих братьев отец не просто красивые имена выбрал, а по дедовым рассказам — с кем служил, с кем воевал, с кем дружил. В честь них и назвали.
— У тебя много братьев?
— Пять. Старший — Егор, затем я, а остальные младшие: Игорь, Максим, Олег и Руслан.
Я завистливо вздохнула. Я-то одна у родителей. Может, в детстве это и хорошо — единственной и неповторимой быть, но, когда все уходят, даже обняться не с кем. А был бы у меня брат, или сестра, может, я бы легче все, что произошло, перенесла.
— Ты, я так понимаю, одна у родителей?
— Одна, — кивнула мрачно, и отставила тарелку с нетронутым, остывшим борщом.
Не хочу есть.
Мы сидели в молчании. Марат ел, я думала. С этим человеком мы из разных миров, я абсолютно Марата не понимаю. И не думаю, что хочу понимать. Мы даже пересечься не должны были.
Разные мы с ним. Во всем. Тот же секс — он его любит, а я… я бы хотела быть нелюбимой женой в гареме шейха. Чтобы меня кормили, одевали, и чтобы меня не трогали.
— Идем, — Марат отставил тарелку, и первым вышел из кухни.
Мою комнату он нашел безошибочно. Хотя есть и маленькая спаленка бабушки, но Марат, почему-то, прошел ее, и направился ко мне, будто бывал здесь неоднократно.
Включил свет, огляделся, и усмехнулся.
— Что смешного? Небогато, но нормально здесь. Уютно.
— Не спорю, не злись. Просто ожидал увидеть… хм, ворох шмотья, пакетов с сумками, с бельем, — бросил Марат.
— Почему?
— Потому что ты взяла деньги. Но квартиру менять не собираешься. Тряпок не купила. Деньги нужны только для того, чтобы отца искать?
Я смутилась. Кивнула.
А что, если Марат найдет моего папу? Тогда мой поступок будет вдвойне некрасивым — забеременеть обманом, и уйти от него. Такая жуткая неблагодарность, но… но я так и поступлю.
— Купи платья, украшения, туфли. Не дешевку. Иногда будешь сопровождать меня. И деньги продолжишь получать.
— Ладно.
Взгляд Марата потемнел. Я вздрогнула, живот прострелило от неприкрытой мужской похоти.
Он снова меня хочет.
Марат снял с меня халат, шелк упал к ногам, скользнув по бедрам.
— Может, выключишь свет? — я не узнала свой хриплый шепот.
Марат встал еще ближе, завел ладони мне за спину, и избавил от стягивавшего грудь бюстгальтера. Отбросил его, и лифчик упал на ноутбук.
— Хочу видеть тебя. Садись, — он надавил мне на плечи.
Я села на край кровати. Может, нужно лечь?
Марат быстро расправился со своей одеждой, я впервые увидела его обнаженным.
Он красив. Пожалуй, слишком мускулистый и крепкий. В фигуре нет изящества — чистая сила. Широкие плечи, мощная грудь, крепкий торс, и сильные ноги. И возбужденный член.
Напротив моего лица.
— Алика, — позвал Марат.
Я подняла на него глаза. Мужчина обхватил мое лицо ладонями, на удивление нежно провел пальцами по щекам, по приоткрывшимся губам, и притянул меня к своему паху.
Он не стал говорить, что делать. Это понятно без слов.
Я положила ладонь на обжигающе-горячий плоский живот Марата, набралась смелости, и второй рукой обхватила его член.
А затем и губами.
Глава 9
Сжала ствол ладонью, но полностью обхватить не смогла. Языком прикоснулась к головке.
Приласкала ее, как мороженое. Попробовала на вкус.
Отказать Марату не смогла, не в том я положении, но думала… думала, что это будет отвратительно. Миша однажды, напившись, принудил меня к минету, и чувствовала я себя так, будто об меня ноги вытерли.
Сейчас отвращения нет.
Есть смущение от взгляда Марата — он внимательно, жадно следит за моими действиями. И я становлюсь смелее. Жестче двигаю рукой, и по-настоящему пробую его. На вкус, на ощупь, и глубже насаживаюсь головой.
Очень большой он для моего рта. Твердый, но бархатистый, увитый венами, и я боюсь сделать больно. Мягко обсасываю головку, давлю на ствол ртом, но не сильно. Рот наполняет мужской вкус — не могу описать его, очень специфический, но не плохой.
— Привыкла? — хрипло спросил Марат.
Черт, понял, что я неумеха.
Покачала головой, и мужчина вздрогнул. Вздохнул глубоко, и зарылся в мои волосы руками, убрал их к затылку, открывая доступ к своему взгляду. Велел:
— Сильнее сжимай. Жестче.
Я усилила напор. Выпустила член изо рта, и провела от головки к основанию ладонью. Раз, второй, третий. Сжимая крепко, на грани, смачивая мужской орган.
И снова насадилась на него ртом, стараясь принять глубже. Он едва вмещается в меня, боюсь задеть зубами, и шире раскрываю рот. Марат не двигается, стоит.
И смотрит.
Почему он так смотрит на то, что я делаю, Боже?
— Алика, если станет больно, останови меня. Ударь, оцарапай, поняла?
Я замычала, не особо понимая, о чем он.
Не понимала. Пока Марат не обхватил мою голову, и не двинулся сам. Медленно, но неотвратимо. Я испуганно застонала, сжалась… он же не собирается? Или…?
Сделал. Толкнулся мягко, но глубоко. До самого основания члена.
Я чувствую его горлом. Чувство непривычное, дикое. Мешает, и я сглатываю, пытаясь вытолкнуть его член, а Марат стонет, как от изысканной ласки. И выходит из моего рта, оставляя в нем лишь головку, чтобы снова медленно войти до самого конца.
Чертовски глубоко.
Горло дерет, оно горит. Я не могу перестать сглатывать, сокращаться, и этим, кажется, доставляю дикий кайф Марату. Свет яркий, он все также держит мою голову, и двигается — сам подается бедрами, и меня притягивает своему паху навстречу.
Уже чуть быстрее, острее, больнее.
Горлу неприятно, и челюсть уже сводит. Но я не вырываюсь.
Я… это странно. Должно унижать, но не унижает. Женщина не может получить удовольствие от минета? Но я, какой-то своей самой низменной частью — той, о которой не принято ни говорить, ни думать, начинаю загораться. От запретности того, что происходит. От эгоизма Марата. От того, как напряжены его руки, как на них выступают вены.
От его жесткого лица, состоящего из острых линий.
От его темного взгляда, которого он не отрывает от моих губ.
От его члена в моем рту.
От вкуса.
От слюны, что начала стекать по подбородку на шею.
От того, что задыхаюсь. И позволяю с собой делать подобное, и кому — незнакомцу.
Я сижу перед Маратом голая, ноги разведены, и между ними стоит мужчина. Жар несмелыми волнами омывает мое тело, мне правда жарко, а еще… еще мне пусто. Дискомфортно там, внизу. И я чувствую, как увлажняюсь.
И от этого начинаю двигаться сама навстречу мужской похоти. Помогаю ему насаживать голову на его эрекцию, сглатываю сильнее, поддаваясь рефлексу. Марат уже не сдерживается, двигается хоть и аккуратно, но быстро. Сжимает мои волосы сильнее — слезы на глазах выступают.
Я сейчас задохнусь.
Не могу дышать.
И мне нужно… мне нужно что-то еще. А Марат словно обезумел. Аккуратность и толика нежности исчезла, сейчас передо мной эгоист, вдалбливающийся в мой рот.
