4
***
Минут двадцать Илья сидел, задумчиво рассматривая оставленные купюры. Шлюха, оставившая гонорар у клиента, — это нечто. И он не младенец, чтобы поверить в возможность подобного. Никто в здравом уме и трезвой памяти от своей зарплаты не откажется.
Дальше. Её удивление, возмущение, испуг… Невозможно так играть. Да и зачем играть до конца? Можно ведь было прекратить сопротивляться, как только он с неё трусы спустил. Но нет: девчонка дёргалась даже тогда, когда Берестов уже её имел.
Что ещё? Она не возбуждалась. То, чего он добился в результате нехитрых ласк, возбуждением назвать сложно. Влаги оказалось не так уж много. Подобного с девочками Адама никогда не случалось.
И то, как она всхлипывала во время секса… Теперь Илье казалось, что это были очень жалобные всхлипы. Как… преддверие плача.
Ну и… наверное, последнее.
Берестов покосился на лежавшие перед ним трусы. Хлопковые, беленькие, с зайчиком.
«Господи, пожалуйста. Пусть я ошибаюсь. Пусть всё будет не так, как я думаю».
Существовал только один способ проверить сложившуюся теорию. И Илья решил не оттягивать «удовольствие» — позвонил Адаму.
— Привет, — поставщик Ев трубку снял сразу, — я уже собирался тебе звонить. Заболела твоя девочка, не придёт. Есть того же типа, но брюнетка. Хочешь?
Вот же… б**…
Мысли у Ильи были исключительно нецензурными.
— Не придёт, значит.
— Да. Извини, брат, но сам понимаешь: человек, не робот, плохо себя чувствует сегодня. Так что насчёт брюнетки? Есть и блондинки, но не твоего любимого размера.
— Спасибо, — Берестов нашёл в себе силы ухмыльнуться. — Обойдусь тогда. Бывай.
— Угу.
Впервые в жизни Илье захотелось закурить. Но вместо этого он пошёл на кухню, плеснул в стакан дорогущего вискаря и залпом осушил.
Полный пи**ец. Ну ты и… придурок. Дебил. Имбецил. Даун. Чмо пустоголовое. Бестолочь. Осёл. Дубина. Баран озабоченный!!
Надо было остановиться и подумать хотя бы тогда, когда ты увидел эти грёбаные трусы с зайчиком. Да б**, где Адам — и где зайчики?! Хлопковые, беленькие… Кто в таких трусах к клиенту приходит?!
Илья плеснул себе ещё вискаря, вспоминая круглые, как две монеты, глаза девушки. И её сопротивление — настоящее, не наигранное. И…
Берестов с грохотом поставил стакан обратно на стол. Не рассчитал сил — и стекло треснуло, раскололось, оставив на ладони глубокий порез. Илья зашипел, затряс рукой, схватил кухонное полотенце и прижал к ране. Ткань быстро пропитывалась кровью, но Берестову сейчас было не до этого…
Получается, теперь он насильник. Он, к которому противоположный пол цеплялся словно репьи, грубо изнасиловал девчонку. И эта реакция после секса — дрожь, бледность, искренний испуг — от шока.
Найти бы её. Но как? К кому она тут вообще шла-то? К Берестову наверняка случайно позвонила, может, квартирой ошиблась. Мда… не повезло ей…
А ему? Заявит она в полицию или нет? Почему-то Илье казалось, нет.
А ещё… несмотря на досаду за своё поведение, где-то глубоко внутри Берестова росло удовлетворение, что незнакомая девушка не была шлюхой.
Глупая и бесполезная мысль — повёл-то он себя с ней как с шлюхой. И даже если ему удастся её найти… Вряд ли она вообще станет с ним разговаривать. Ещё и между ног наверняка вдарит, чтобы неповадно было.
Впрочем, надо быть реалистом. Найти в Москве девушку, о которой ты знаешь только то, что она блондинка с голубыми глазами и большой грудью, — весьма сомнительное занятие.
Тут поможет только чудо. А в чудеса Берестов, как и все разумные люди, совершенно не верил.
