Вспомнив намеченную вечеринку, подругу, работу, шефа, ипотеку, я будто окунулась в ледяную прорубь. Открыв глаза, помотала головой и спросила себя, какого черта я тут делаю? Сказки для девочек. А мне уже тридцать!
Находясь где-то между сном и явью, я вымылась и вышла из ванны. Ни полотенца, ни халата не обнаружилось, зато у самого порога меня обдуло теплым потоком воздуха. Тело и волосы моментально обсохли.
Я вернулась в комнату. Мои грязные вещи исчезли. Похоже, персонал постарался. Подумав, что я все равно больше это бы не надела, я подошла к зеркальной дверце шкафа.
Теперь отражение меня радовало. Даже очень! Чистое лицо, изящные, пусть и разноцветные локоны, вьющиеся за спиной. У меня были большие темно-зеленые глаза в окружении длинных пушистых ресниц, аккуратный нос, высокие скулы, в меру пухлые губы, часто называемые бантиком. Да и фигурой Вселенная меня не обделила. Длинная шея, прямая осанка, ровные ноги, тонкая талия при сочных бедрах и идеального для моей комплекции размера груди. Иногда я в шутку говорила, что если на мне никто не женится, то я женюсь на себе сама.
Хихикнув от этих мыслей, я потянулась к панели, чтобы выбрать одежду, но в этот момент в моих глазах потемнело от мощного хлопка, похожего на выстрел у самого уха. Острая боль пронзила голову, и, зажмурившись, я согнулась пополам. Заскулив от боли, перестала чувствовать опору под ногами и начала падать. Миг. Минута. Час. День. Год. Бесконечность. Время словно остановилось. Остановился даже воздух. Но в какой-то момент я оказалась в крепких объятиях.
— Тише-тише, — зашептал ласковый голос Луисцара откуда-то издалека. — Я здесь. С тобой.
Я открыла глаза, сфокусировала зрение на нависшем надо мной лице Луисцара и, хрипло кашлянув, огляделась. Он сидел на полу посреди моей комнаты и, прижимая меня к своей груди, гладил по голове.
Естественно, я была в чем мать родила. Сглотнув, пошарила ослабшей рукой возле себя, ища, чем бы прикрыться, потом плюнула на бесполезные поиски и хлопнула ресницами:
— Что случилось?
— Это все браслеты.
Луисцар с беспокойством заглянул в мои глаза, а потом дотянулся до запястья, нажал на черный камень, и браслет со щелчком раскрылся. Луисцар проделал тоже самое со вторым, и когда оба браслета оказались на полу, а я свободна, он подхватил меня на руки и переложил на кровать.
Я заметила, как он всеми силами старается не смотреть на мое обнаженное тело, но у него плохо получалось. Глаза то и дело блуждали по груди, животу и интимному треугольнику.
Заботливо накрыв меня тонким одеялом, Луисцар сел на край кровати и свесил голову. Он не был похож на неуверенного мальчишку. Я чувствовала его внутреннюю силу и решимость. Однако что-то во мне обезоруживало его.
— Это память расы, — заговорил Луисцар, вновь посмотрев на меня. — Сейчас, когда ты излечилась, твои чувства обострились. Браслеты стимулировали восстановление памяти, поэтому первая вспышка воспоминаний оказалась для тебя болезненной. Что ты вспомнила?
Я напряглась, подтянула одеяло к самой шее и произнесла:
— Ничего. Меня как будто по голове чем-то огрели.
— Нахлынуло много и сразу, поэтому ты не разобралась. Если хочешь, мы можем снова надеть браслеты. С ними твоя память восстановится быстрее.
— Но болезненнее. Ты сам сказал, — напомнила я. — Нет. Не надо. Мне кажется, в мою память врезалось что-то страшное — что-то, что я не хочу вспоминать.
— Возможно, гибель вашего мира. Ты, как единственная хранительница памяти расы, пропустишь через себя всю их боль.
Я приподнялась и, прижав подушку к изголовью кровати, села. Мне стало легче, и я уже могла трезво соображать.
— Мои родители погибли при пожаре. Отец сразу, а мама несколько суток мучилась в больнице, медленно умирая от ожогов. Мне об этом воспитательница детского дома рассказывала. — Я потупила взгляд на розовые следы от браслетов на своих запястьях. — При ней не было документов. Никто не знал, кто она и откуда. В бреду она повторяла одно имя. Мари. Вот меня и назвали Мари. Мария. Маша. В детстве меня мучили странные сны. Иногда красивые, иногда кошмары. Сейчас я их даже не помню. Осталось лишь послевкусие. Горькое и сладкое.
— Живя в окружении слабой расы, ты тоже ослабла. Поэтому утратила свою индивидуальность, за исключением волос.
— Меня коротко стригли. Как мальчишек. Заставляли ходить в платке. Удочерять меня не хотели. Люди боятся необъяснимого. После выпуска из детского дома я пошла работать и поступила учиться заочно. Я толком ничему не научилась. Работа отнимала все время. Надо было платить за жилье, учебу, питаться, одеваться... Но диплом я все же получила. А потом сумела устроиться в хорошую фирму. Шеф помог оформить мне ипотеку и не обижал зарплатой. Я даже получила второе высшее, — я грустно улыбнулась, подумав о том, как еще полдня назад успех, признание и деньги были для меня превыше всего. — Я не глупая. Знаю, что сказки для дурочек. Но иногда на меня накатывала такая ожесточенная тоска, что мне казалось, будто рядом со мной все не настоящее, не мое, чужое. Будто я живу не своей жизнью, а где-то вдали меня что-то или кто-то ждет.
— Импринтинг, — вдруг произнес Луисцар.
— Что?
— Это запечатление. Оно крайне редко и является символом особенной пары. Последняя запечатленная пара стала родителями первого изменника.
— Первого агла?
— Да. Но запечатление не всегда несет вред. Например, основатели Междумирья тоже были запечатленными. — Луисцар взглянул на меня с безмолвной мольбой приготовиться к новому откровению. — Ты хоть раз задавалась вопросом, почему до сих пор не нашла себе пару? Мы с тобой запечатлены. Твоя боль — моя боль. Почувствовав ее, я оказался здесь. Чем дальше мы друг от друга, тем слабее связь, но не чувства. Мы никогда не полюбим кого-то другого.
Для кого-то нечто подобное прозвучало бы как приговор. Я же восприняла это как вызов. Я признала, что я та самая Мариэль. Слишком много совпадений. Признала, что моя участь неизбежна. Но ни за что не признаю ущемления своих сердечных прав! Луисцар мне не просто нравился. Меня действительно неистово тянуло к нему. Он вмиг стал чуть ли не моим кислородом. Но мне хотелось узнать его получше. Да и потенциальная свекровь не особо симпатизировала.
