Я поднимаюсь на цыпочки, чтобы прижаться губами к его губам. Мои руки опускаются к его нагрудной пластине, пальцы настойчиво теребят пряжку. Он обхватывает меня одной рукой за талию, почти приподнимая над землей, его язык захватывает мой, а другой рукой помогает мне с застежкой. Вместе мы срываем с него нагрудник.
― Скажи мне еще раз, что это правда, Бастен, ― умоляю я, касаясь его щеки, желая почувствовать его тепло под собой.
Часть меня все еще не может в это поверить. Так долго моя жизнь не принадлежала мне. А любовь? Фантазия. Такие высокородные дамы, как я, не выходят замуж по любви. Лучшее, на что мы можем надеяться, ― это муж, который нас игнорирует.
А в худшем? Это может быть невыносимо. Всю свою жизнь я хотела восстать против этой печальной судьбы. Выпустить на волю своего внутреннего зверя, который бы царапался, как дикая кошка, кусал, как тигр, жалил, как паук, любого, кто попытается встать на моем пути.
― Это правда. ― Бастен приникает губами к моей шее, поклоняясь длинному изгибу моего горла, пока он расстегивает пояс. Он тоже падает на мох, где его исследует змея.
Все годы ярости, кипевшей под моей кожей, превращаются в нечто совершенно иное.
Животное во мне берет верх. Задыхаясь от потребности, я тяну за рубашку Бастена, пока не стягиваю ее через голову, а затем прижимаюсь лицом к его обнаженной груди. Вдыхаю его запах, который ощущается как удар в живот. Земной. Мужественный. Запах, который говорит с какой-то первобытной частью меня, отчаянно желающей кусать, целовать и ласкать каждый его твердый дюйм.
Из него вырывается рык, низкий и опасный. Он сжимает мою челюсть, возвращая меня на уровень глаз. Его голос хриплый, наполненный едва сдерживаемой похотью, когда он говорит:
― На колени. Я хочу видеть тебя.
Мое сердце вздрагивает от внезапного прилива тепла.
Пульс подскакивает, я снимаю обувь и отбрасываю ее в сторону. Мох щекочет мои босые ноги. Я опускаюсь на колени и греховно смотрю на него сквозь ресницы.
Его глаза темные, наполовину прикрытые. Он мурлычет:
― Какая хорошая девочка. А теперь сядь поудобнее. Раздвинь для меня свои красивые ножки.
Глубокая, первобытная боль в моем лоне требует внимания.
Не разрывая зрительного контакта, я опускаюсь на задницу и раздвигаю ноги. Сантиметр за сантиметром я задираю юбку, пока она не собирается на моей талии. Ветер обдувает мои голые бедра, вызывая мурашки. Мох щекочет мои стопы, пока пальцы не поджимаются.
Я негромко говорю:
― Ты мне нужен, Бастен.
Он шагает вперед, не торопясь, устремив взгляд между моими ногами. Я провожу ладонью по передней части его брюк, и его эрекция напрягается.
― Черт, маленькая фиалка, даже твои пытки сладкие.
Он снимает с себя остатки одежды и опускается на колени на мох передо мной.
Нас только двое. Мужчина и женщина. Обнаженные, какими нас создала природа. Задним умом я понимаю, что это и есть истинный смысл увековеченной поездки бессмертной Солены. Быть открытыми. Естественными. Бесхитростными. Здесь, под древним дубом, возле журчащего ручья, овеваемая нежным ветром, я чувствую отзвук этой магии. Не ту извращенную версию, которую придумал Райан, чтобы устроить из меня зрелище. Настоящую, истинную магию.
Я прижимаю руку Бастена к своей щеке и бормочу:
― Я хочу тебя каждую ночь. Неважно, где мы находимся. В лесу. В трактире. Нашей собственной кровати. Я не думаю, что смогу прожить хотя бы день без твоих прикосновений, теперь когда я знаю, что это возможно.
Я поворачиваю лицо, чтобы впиться поцелуем в его ладонь.
Отведя мой подбородок назад, он говорит с лукавым блеском:
― Только ночи?
― Бастен!
― А как насчет утра?
Я тихонько смеюсь, а он погружается лицом в мою шею, вдыхая мой запах и издавая стон удовольствия.
― Послеобеденный чай? ― говорю я, откидывая голову назад, чтобы предоставить ему лучший доступ.
― И вечерняя молитва. ― Он обхватывает меня одной рукой за спину и опускает на мох. Когда я ложусь, его взгляд на мое тело становится ощутимым, и моя кожа покрывается мурашками в ожидании того, что он сменит взгляд на прикосновение.
― Не забудь про полдень. ― Мой голос едва слышен, весь кислород уходит на то, чтобы мое тело не сгорело в этом адском костре желания.
Веселье исчезает из его глаз, превращаясь в решимость, когда он проводит взглядом по моим губам, груди и талии. Его горло с трудом сглатывает.
― Я буду заниматься с тобой любовью, когда ты попросишь, ― клянется он, волосы распущены и взъерошены, глаза такие же дикие. ― В любое время дня и ночи. Быть внутри тебя, чувствовать биение твоего сердца, слышать твои тихие стоны ― вот моя причина жить. Единственная, черт возьми, которая у меня когда-либо была.
Сквозь листву над головой пробиваются солнечные лучи, ослепляя меня золотистым светом, от которого все вокруг сверкает.
― Откройся мне. ― Бастен с ястребиным вниманием следит за тем, как я раздвигаю ноги. ― Да, хорошо. Ты готова принять то, что я должен тебе дать.
Мои щеки вспыхивают, но уже не от застенчивости. Это была прежняя я. Новая я пожираю взглядом его лицо, когда он изучает мою киску, большим пальцем лениво обводя чувствительные внешние складочки. Он сглатывает, как будто уже чувствует мой вкус.
Мои бедра подрагивают, неукротимые. Я рычу:
― Ты мне нужен.
― Ты получишь меня, маленькая фиалка, как только захочешь. Но сначала мне нужно попробовать тебя на вкус. Это все, о чем я думал, пока был заперт в подземелье, ― это то, что помогло мне пережить проклятый Турнир.
Он опускает лицо к моему лону, глубоко вдыхает, носом дразня чувствительный бутон. Мои бедра вздрагивают, колени еще больше раскрываются перед ним. Камешек вонзается мне в спину, но укус боли только сильнее возбуждает меня. Я впиваюсь ногтями в его мускулистую спину.
― Ты мучаешь меня.
Темный смех вырывается из его горла, когда он приподнимается на локтях и встречает мой взгляд с греховной ухмылкой.
― Теперь ты моя, я могу это делать.
Язык Бастена двигается вверх-вниз, высекая искры из моей кожи. Из моего горла вырывается первобытный крик.
Я снова выгибаюсь, мох щекочет мне спину, словно перья, пока Бастен не хватает меня за бедра, чтобы удержать на месте. Он начинает поглощать меня. Он не жалеет времени, исследуя каждый дюйм, каждую складочку, каждую чувствительную точку. Пока он ласкает меня языком, его рука проникает между моих ног, большой палец приближается, чтобы нажать на чувствительный клитор, который сводит меня с ума.
― Бастен! ― Мои ногти скребут по его плечам, и я прижимаюсь к нему, испытывая сверхъестественную потребность.
Он ускоряет движения языком, отправляя меня за грань разумного. Мои бедра поднимаются навстречу ласкам его рта в поисках последнего движения, которое заставит меня сорваться.
В последнюю секунду он отстраняется, вытирая рот тыльной стороной ладони, и говорит с прерывистым дыханием:
― Еще нет, дорогая. Когда ты кончишь, ты кончишь на мой член, чтобы я мог наблюдать, как удовольствие разрывает тебя на части.
Моя киска пульсирует, так близко к разрядке, что я едва могу дышать. Я чувствую себя такой пустой. Я так готова к тому, чтобы Бастен заполнил меня, что я ерзаю бедрами по мху, разрывая его пальцами.
Сенокосная змея скользит по моей голой икре, заставляя меня задыхаться.
Паук вползает на мочку моего уха, привлеченный какой-то первобытной силой.
Бастен обхватывает рукой свой член, прижимая его к моему набухшему жару. Я издаю прерывистый стон, слишком объятая желанием, чтобы найти слова. Голоса Бастена не слышно, только его тяжелое дыхание.
В любом случае, слова не нужны. У нас есть танец ветра. Трель цикад. Есть что-то святое в том, как мы соединяемся под поздними летними листьями, свидетелями чего являются пчелы и выпрыгивающая из ручья форель.
Он вдавливается в меня на дюйм, ни на секунду не отрывая взгляда от моего лица. С моими короткими волосами, разметавшимися по мху, я чувствую себя лесной красавицей из легенды. Змея обвивается вокруг одной из моих лодыжек, словно смертельный браслет. Один укус означает смерть, но опасность, похоже, только раззадоривает Бастена. Змея и паук украшают мое тело, и я чувствую себя более роскошно одетой, чем когда-либо с драгоценностями Райана.
