— Блять! Смотри на меня! Ну же, Карл! Джеймс, надо что-то придумать!
Фостер стиснул зубы. Взгляд заметался по неподвижному телу и остановился на руке младшего Донована — неестественно выгнутой, перебитой в нескольких местах. Кисть будто побывала под заржавелой пилой старого станка лесопилки: среди валяющихся рядом ошметков кожи и порванных мышц виднелись мелкие кусочки раздробленной кости.
— Карл? Не закрывай глаза! Давай, дружище… Слышишь? Блять, не отключайся! — Данко судорожно перехватил Карла за подбородок, пытаясь вновь поймать его взгляд, хлопая по щеке.
— Надо… Черт, надо быстрее остановить кровь.
Сглотнув и сунув пистолет в кобуру, Фостер принялся рывком стягивать со своих брюк ремень. Руки дрожали. Каждая секунда была на вес золота.
— Я держу, а ты продевай под руку. Выше! Сильнее затяни и…
Вздрогнув от неожиданного выстрела, Джеймс машинально пригнулся и это в очередной раз спасло ему жизнь. Пуля, просвистевшая над головой, ударилась в деревянный столб. Откуда-то из-за спины послышался подтрунивающий окрик Говарда, оборвавшийся под выстрелом в следующее мгновение. Краем глаза Фостер заметил Артура, присевшего на одно колено за грудой нагруженных углем ящиков.
Но этого было мало. Втроем они оказались практически на ладони для окрыленных случившемся бандитов.
— Данко! Прикрой!
Не дожидаясь словесного ответа, Джеймс схватился за воротник заляпанного плаща Карла и под звуки зачастивших выстрелов Кабрера и Моргана оттащил его за перевернутую повозку. Здесь они были в относительной безопасности.
В следующие тридцать секунд Фостер боролся с накатывающей тошнотой, головокружением и страхом не успеть остановить кровотечение до того, как станет слишком поздно. Карл уже не открывал глаза, не реагировал на оклики. Казалось, что ещё чуть-чуть и он посинеет.
Перехватив ремнем руку друга у плеча, шериф затянул импровизированную петлю. Повторный узел вышел крепче, и Фостер, как мог, бегло осмотрел Донована: нащупал слабый пульс, проверил на наличие других открытых ран. Что будет с Карлом дальше шериф старался не думать. Он сделал все, что мог. Оставалось надеяться, что они успеют доставить его к старику Гамильтону, чтобы тот вытащил младшего Донована с того света.
А это уже снова зависело от него.
Сглотнув тяжелый ком в горле, Джеймс резко повернул голову на звуки выстрелов. Мелькнувший у стены Говард стал последним, что он четко видел и понимал. Злость кипятком ошпарила внутренности. Мир сузился, потерял краски.
Одно единственное лицо двигалось перед ним, спеша укрыться в черноте открытой двери дома. И позволить ему сделать это Фостер не мог.
***
— С-сука! — яростно процедив, шериф ускорил шаг.
Казалось, истаявшие несколько мгновений назад силы, когда он был на пределе в драке с Говардом в доме и вот-вот должен был отключиться, свалиться с ног, вернулись в троекратном размере.
Бой вышел коротким. Узкий проход комнаты и подвижность сыграли шерифу на руку: Говард спотыкался, промахивался; отклонить его руку с револьвером и ударить лбом в лицо не составило труда. В запале Джеймс не чувствовал сыплющихся на него ударов, а лишь наступал. Два выстрела решили исход, и Орлсон оказался вышвырнут на улицу с пробитым пулей коленом и боком.
Носок сапога отшвырнул в сторону револьвер, к которому тянулся валяющийся на земле главарь банды. Обойдя Говарда справа, Джеймс со всей силы ударил его в бок, вынуждая перекатиться на спину.
— Вставай, блять!
— Ахм-м-н….
— Вставай! — рявкнув, Фостер ощутил, как мелкая дрожь охватывает руки.
Орлсон трепыхался перед ним, как перевернутый на спину таракан, вызывая лишь омерзение и желание раздавить его. Светлый плащ потемнел от пыли и крови, сочащейся из огнестрельных ран. Свинец глубоко засел в теле: пуля в боку не прошла навылет, увязнув в мышце, а колено, и так поврежденное в молодости, казалось раздроблено на осколки.
Жадно хватая ртом воздух, Говард облизнул пересохшие губы.
— Я мн… Черт… Сукин сын…
— Встал. Немедленно.
Жесткий приказ, раздавшийся со стороны, вынудил Орлсона вынырнуть из красного марева и приподнять голову.
— Уб….убери… Пушку…. Сука…
Задохнувшись от нового удара в бок, Говард сжал пальцы в кулак и бездумно постарался ударить Фостера в ногу.
— Н-надо было тебя пришить… гребаный шерифик, ссаного города… И весь город спалить к чертям… Всех в жопу… Повесить… И тебя, ебаный законник…
Шипя ругательства, Орлсон перевернулся на живот и оперся одной рукой на землю, стараясь не переносить вес на раненую ногу. Вокруг раздавались чьи-то крики и ругань. Но ему было плевать. Мысли лихорадочно бегали в голове. Он надеялся подгадать момент, выбить оружие из рук Фостера и взять того на прицел, а там удастся и до лошади добраться, угрожая пристрелить законника. Забраться в седло, отъехать в сторону, и спустить курок перед тем, как ударить шпорами в бока четвероногой твари.
Приподняв голову в поисках лошади, Говард бросил взгляд на противоположный конец улицы и замер.
Харви Лейн выскочил из крайнего здания, перехватил седельную сумку с плеча напарника и, выстрелив тому в грудь, вскочил в седло. Орлсон сразу понял, что за добыча в ней была. Банк. Вот куда под шумок делся этот кентуккский ублюдок…
Несмотря на разделявшее их расстояние, взгляды все равно пересеклись. Лейн без колебаний развернул лошадь и пришпорил ее, мгновенно скрываясь за поворотом, даже не думая о помощи Орлсону.
Неблагодарная тварь!
Осознание проигрыша ударило под дых. Все смешалось в одно уничтожающе-пожирающее целое: гребаный Харви Лейн, чертов Кейптаун с его жителями, треклятый шериф, который никак не хотел сдохнуть, никчемность доверенных людей.
— Чтоб вы передохли все… — пробормотав себе под нос, Говард сжал кулаки.
— Встал!
— А то… Кхах… что? Пристрелишь меня? — выплюнув слова вместе с розовой от крови слюной, Орлсон постарался выпрямиться. — Ни хера ты… не сделаешь, Фостер. Ни хера.
— Да? Уверен?!
За резким рывком за воротник плаща, дуло уперлось Орлсону в лоб. В зрачках Фостера мелькнула неумолимая решимость.
Говард этого… не ожидал.
— Мнх… Ты, кажется, забыл о законах, сынок, — нервно усмехнувшись, он сощурил глаза.
Но демонстративно медленное давление пальца завершилось щелчком.
Джеймс взвел курок.
Улица Кейптауна исчезла с периферии зрения. Перед глазами промелькнуло все дерьмо, что успел сделать Говард Орлсон и лично ему, и городу. Боль, убийства, насилие, угрозы…
Фостер не видел света солнца. Не слышал ржания перепуганных лошадей. Не слышал окриков и стонов. Не слышал, как трещат стены горящих домов, как кто-то пытается откашляться, забив легкие дымом. Не чувствовал запах гари и вони развороченного желудка с лопнувшем мочевым пузырем лошади, подорвавшейся на динамите.
Револьвер в руке становился легче с каждой секундой, в то время как пальцы смыкались на рукояти сильнее и сильнее.
Указательный палец вожделенно дрогнул у спускового крючка.
— Ты не пристрелишь меня! Не имеешь права, времена изменились! Меня должны судить по закону!
— … Ты прав.
Подбросив револьвер и поймав его за дуло, Фостер наотмашь ударил Орлсона по лицу рукоятью. Голова Говарда мотнулась в сторону, сам он едва не завалился на землю.
— Но в каком состоянии ты доберешься до виселицы все еще решать мне. Так что завали ебало, тварь, или я найду повод переломать тебе все кости.
Вновь схватив Орлсона за ворот рубашки и плаща, Джеймс потащил его за собой.
Чужие пальцы, пытавшиеся вцепиться ему в запястья, мешали.
Мешало сопротивление.
Говард спотыкался и падал, раздробленное колено то и дело ударялось о землю, и он орал и орал…
Но Джеймс не обращал внимания. В груди глухо билось и стучало, челюсти сводило от напряжения, кулаки чесались, в горле клокотало, как у взбесившейся собаки. Отказаться от мысли о самосуде было невыносимо сложно. Говард заслуживал смерти. Казни. Здесь и сейчас. Но времена и правда изменились, линчевать без судебного приговора теперь не разрешалось. А приступать закон Фостер не хотел. Даже ради личной мести.
