Скоро, ― говорю я, тряся книгой в воздухе, словно он требовательный ребенок.
Он фыркает, отворачивается и бормочет:
Твоя жестокость не знает предела.
Я снова поворачиваюсь лицом к Райану.
― Угроза, о которой ты говоришь, возможно, существует, но как мне убедиться, что ты хочешь защитить Астаньон, а не просто занять трон?
В ухмылке Райана есть что-то теплое, как будто он ценит то, как легко я догадываюсь о его мотивах.
― Я не буду притворяться, что не хочу быть королем. Короля Йорууна никто не видел уже несколько недель, и мои шпионы говорят, что он не покидал своих покоев. В Старом Коросе творится что-то странное. Его смерть неминуема; когда это случится, Астаньону понадобится сильный приемник, чтобы встретить Третье возвращение фей.
Судя по тому, что я слышала, лорд Берольт уже попытался устроить так, чтобы Райан стал следующим в очереди на трон. Согласно Праву родства, трон должен перейти к ближайшему кровному родственнику короля Йорууна, которым является лорд Берольт, а затем к его старшим братьям ― Кендану и Лору.
Но лорд Берольт предпочитает действовать за кулисами. Кендан отказался от своего права, когда присоединился к королевской армии в Старом Коросе. А о Лоре никто не слышал уже почти десять лет ― с тех пор, как жестокие издевательства лорда Берольта заставили его покинуть дом.
Единственным вариантом остается Райан. Однако никакие подкупы не гарантируют желаемого результата. На корону претендуют десятки других людей, делая дикие заявления о кровных узах, хотя им придется доказать это, сдав пробу своей крови поцелованному богом мастеру крови. Однако даже у самого сильного соперника нет никаких кровных уз. Если верить слухам, Великий клирик Красной церкви начал кампанию среди элиты Старого Короса, чтобы превратить Астаньон из монархии в теократию с собой во главе.
То есть он хочет стать королем под другим титулом.
Однако такое смертоносное оружие, как единорог, может гарантировать, что корона достанется Райану.
Я вскакиваю на ноги и бросаю книгу на стул.
― Я согласилась помочь приручить единорога, потому что он может защитить Астаньон, а не ради удовлетворения твоих амбиций.
Его темные глаза вспыхивают.
― Дорогая, это просто разные стороны одной медали.
Когда я отступаю назад, разочарование бурлит во мне, а над моим правым плечом нависает тень.
Обжигающее дыхание заставляет волосы на моей шее встать дыбом.
В нос ударяет запах серы.
Я не могу отойти достаточно быстро…
Райан бросается на меня. Он хватает меня за руку и толкает в сторону за секунду до того, как зубы единорога клацают там, где только что была моя шея.
Мы падаем на усыпанный соломой пол, и Райан укрывает меня всей тяжестью своего тела.
― Черт возьми, певчая птичка, ― бормочет Райан. ― Будь осторожна.
Он держит руки по обе стороны от моей головы, окидывая взглядом каждую черточку моего лица, чтобы убедиться, что я не пострадала. Его грудь быстро поднимается и опускается. Я никогда не была так близко к нему ― наши тела вровень, бедра прижаты друг к другу.
Его большой палец проводит по нежному месту на моем виске, где по моим ощущениям расцветает синяк.
Это что-то новенькое ― Райан заботится обо мне, и я не знаю, как к этому относиться.
― Слезь с меня, ― я отпихиваю его руку, а затем переворачиваюсь, чтобы посмотреть на единорога.
Это была моя вина.
Я поступила глупо, отвлеклась. Я подошла достаточно близко к его стойлу, чтобы он мог меня укусить. Если бы Райан не оттолкнул меня, половины моего плеча могло бы не быть.
Это унизительное напоминание о том, что единорог ― не лошадь, как Мист. Я могу говорить с ним, но это не делает нас друзьями. Мне предстоит пройти долгий путь, прежде чем я сяду на него верхом и стану управлять огнем его рога, как бессмертная Солена.
Единорог фыркает:
Убирайся.
В кои-то веки это замечание адресовано мне.
Глава 4
Вульф
Кровь.
Моча.
Рвота.
Я вздыхаю, когда Макс разражается надсадным кашлем, от которого на мою рубашку летят капли крови. Черт. Опять? Мне уже надоело каждый вечер возвращаться домой и тратить целый час на то, чтобы отстирать телесные жидкости Макса. С моими обостренными чувствами каждая капля воняет в десять раз сильнее, и у меня сводит живот до тех пор, пока я не начинаю думать, что не могу больше терпеть.
Фольк ухмыляется из дверного проема камеры подземелья.
― Лучше попроси у кухарки побольше хозяйственного мыла.
― А может, твоя бесполезная задница постирает мою одежду, вместо того чтобы стоять и насмехаться надо мной, ― бормочу я, стягивая через голову грязную рубашку и бросая ее в угол.
Я разминаю шею. В любом случае мне не помешает выпить воды. После пяти дней избиений Макс выглядит хуже некуда. Мне приходится останавливаться через каждые три удара, чтобы дать ему прийти в себя. Калейдоскоп ножевых ранений, синяков и ссадин по всему телу делает его похожим скорее на мешок с кухонными отбросами, чем на человека.
― Этот ублюдок едва жив, ― замечает Фольк, неторопливо попыхивая трубкой.
― Вот и хорошо, ― ворчу я.
Фольк не спеша делает еще одну затяжку.
― Не очень. Он не рассказал нам ничего полезного.
Это не совсем так. После того как я сломал Максу все пальцы, он признался, что является охотником за головами короля Рашийона, а также работал со шпионом, поцелованным богом, который напал на меня в Блэкуотере. Но этого недостаточно, чтобы удовлетворить Райана. Он не успокоится, пока не узнает, почему налетчики нацелились на Сабину и планируют ли они вернуться за ней.
Пока я пью воду из фляги, Фольк разглядывает меня.
― Ну и как твоя личная жизнь в последнее время?
Я фыркаю.
― А как твоя?
Только Фольк может вести светскую беседу, пока на пол капает чья-то кровь. Однажды я видел, как он достал свой член, чтобы поссать в разгар драки в баре.
Он спокойно говорит:
― Исключительно, спасибо, что спросил. Оказывается, продление моего пребывания в Дюрене означает больше возможностей для знакомства с самыми соблазнительными женщинами.
― Шлюхами, ты имеешь в виду, ― возражаю я. ― Я еще не видел, чтобы высокородная дама соизволила ублажить твой член.
Он пожимает плечами, делая еще одну затяжку из своей трубки.
― Мне нравится вызов. Но не меняй тему, ты, болван.
Его тон нехарактерно серьезен. Я вытираю рот, и он многозначительно поднимает брови. Когда я продолжаю безучастно смотреть на него, он делает жест, изображающий взмахи крыльев ― символ Крылатой Леди, который взяли на вооружение горожане.
Мое лицо становится хмурым. Я бросаю флягу в ведро с водой и поворачиваюсь к Максу, разминая пальцы, прежде чем снова сжать их в кулаки.
― Я же говорил тебе, что между мной и невестой Райана ничего нет.
― Говорил, говорил. Но потом, в ночь полнолуния, я видел, как ты взбирался по восточной башне в спальню леди Сабины.
Волна негодования прокатывается по мне.
― Ты шпионил за мной?
― И это тебя шокирует? Я ― шпион, Вульф. Я шпионю за всеми. Ты просто оказался в поле моего зрения той ночью. ― Он небрежно роется в кармане, а затем набивает в трубку свежую траву. ― Рискованный, блядь, ход, между прочим.
Он поджигает траву спичкой, отчего на его покрытом оспинами лице появляются тени от дыма.
Не знаю, имеет ли Фольк в виду то, что это было опасно с точки зрения физического преодоления вертикальной стены или то, что я забрался в спальню невесты моего хозяина. Это неважно. В любом случае он прав.
Закашлявшись от дыма, я бормочу:
― Впредь не суй свой нос в дела, которые тебя не касаются.
Он хихикает.
― Это все, что ты можешь сказать?
Я молчу.
Теперь, когда я возвращаю свое внимание к пленнику, подвешенному за связанные запястья, меня накрывает с новой силой. Раздражение наполняет вены и покалывает в мышцах. Проклятый Фольк. Я старался не допускать никаких мыслей о Сабине в этой вонючей камере, но теперь все, о чем я могу думать, ― это о том, как давно я не чувствовал тепла ее улыбки. Как сильно я тоскую по ней.
