Удивительно, но Фил принял мое приглашение на свидание-ланч. В течение того часа мы узнали друг друга получше, и я пришла к выводу, что Фил достоин встречаться с моим другом. И сказала ему об этом прямо. Он рассмеялся на мою дерзость и весьма высокомерно спросил:
— Дорогая, а с чего ты решила, что твой друг достаточно хорош для меня?
После этих слов я заулыбалась, как безумная, захлопала в ладоши и закричала прямо посреди кафе:
— Ты идеален!
Фил и Дэйв встретились за ужином на следующий день. И Фил... ну... он, в общем, так и остался у Дэйва. Он был, словно щенок, которого приютили.
Они были супер-милой парочкой. Оба милые и по-своему эмоциональные, они подпитывали друг друга, цвели и пахли и я, честно говоря, всегда верила, что их отношения – это надолго.
Я застываю с руками в моих намыленных волосах, и тихо произношу со стоном:
— О, нет. Бедный крошка Дэйв! Что произошло?
Я слышу знакомый скрип оттого, что Никки села на мою корзину для белья. Разговоры в ванной не были чем-то непривычным для меня и Никки. Мы жили вместе, пока учились, и скромность вскоре осталась частью прошлого. Он вздыхает:
— Они поругались. Очень серьезно. Не так, как обычно, знаешь ли. Это был грандиозный скандал. Короче говоря, Фил обвинил Дэйва в измене.
Открыв рот от удивления во второй раз, я едва не выкрикиваю: «охренеть!»
Голос Никки звучит не совсем уверенно:
— Ну, нет. Не совсем так, — сказала Никки. — Но Дэйв воспринял это именно так.
Н-да! Дэйв бывает таким вспыльчивым иногда. Никки вздохнула:
— Он сказал Филу собирать свое барахло и убираться. Фил так и сделал. А Дэйв сидел в стороне и наблюдал. Теперь Дэйву очень плохо.
Её короткое и милое разъяснение событий расставляет все по своим местам. Дэйв иногда ведет себя, как примадонна. Я высказываю свои догадки:
— Дэйв хотел бы все вернуть, но не предпринимает никаких попыток, так? Его драгоценная мужская гордость была задета, но теперь он сожалеет о содеянном, превратившись в плаксивую, эмоционально подавленную королеву драмы в мужском обличии, которая, вероятно, будет в стельку пьяна к тому времени, когда я выйду из душа, да?
В голосе Никки слышится веселье, когда она отвечает:
— Бинго-бонго, детка. Не в бровь, а в глаз. Ты отлично умеешь читать между строк! — в ее голосе слышится неприкрытое восхищение.
Я закашлялась сквозь смех:
— Никки, ты знаешь, чем я зарабатываю на жизнь? Ежедневно выслушиваю тонны лжи! Эти детки... они хитрые, как черти. Они знают, что ты хочешь от них услышать и прилагают все усилия, чтобы направить мое охренительное чутье собаки-ищейки на ложный след. Еще и так, чтобы они могли избежать контроля и принудительной учебы в школе и смогли просто продолжить праздно шататься по улицам. Поверь, я бы очень хотела, чтобы мне не нужно было уметь читать между строк.
Но у меня нет другого выбора.
Скрип корзины для белья, подсказал мне, что Никки встала.
— Я знаю, крошка. У тебя это отлично выходит. И эти дети сейчас может быть даже и не подозревают, но им крупно повезло, что у них есть ты. И я горжусь тобой.
Мое сердце переполняется от нахлынувших чувств, и я улыбаюсь. Я просто обожаю эту девчонку.
— Ну все, давай, шевели своей задницей, а то в гостиной наш собственный беспризорник ждет, чтобы о нем позаботились.
Она оставляет меня в покое, чтобы я могла спокойно прополоскать волосы. Мои мысли плавно возвращаются к событиям прошлой ночи. Прежде, чем допустить это, я начинаю петь, чтобы отвлечь себя. Ну, и чтобы мои друзья не догадались, что я чувствую себя подавленной.
В паршивом настроении, я чувствую себя настоящей дешевкой за два доллара, и меня все еще потряхивает от нападения прошлой ночью.
Мое уникальное исполнение «Ginuwine’s Pony» как раз годится для подобного момента. Когда я говорю: «уникальное», имею в виду, что не могу не фальшивить, даже если бы от этого зависела вся моя жизнь. Но мне нравится петь. Так что к черту все, что не делает нас счастливыми. Я собираюсь усердно петь мою фальшивую песенку.
Надеваю халат и заворачиваю волосы в полотенце-тюрбан, пересекаю коридор и захожу в гостиную-кухню. Нахожу там Дэйва, который развалился на диване и уставился в пустоту, в то время, как Никки ведет с ним беседу из кухни, не получая в ответ ни слова. Он не брился, по крайней мере, дня два, глаза красные и воспаленные – доказательство того, как сильно на него повлиял разрыв. Он делает большой глоток игристого вина из бокала, что держит в своей руке.
Бедный малыш.
Не говоря ни слова, я подхожу к нему, беру вино из его руки, ставлю его на кофейный столик и залезаю к нему колени. Сидя таким образом, я обнимаю его, и притягиваю его голову в изгиб моей шеи.
Никто не понимает Дэйва так, как я. Я знаю это потому, что он сам сказал мне об этом. Я также знала это потому, что он всегда мне все рассказывал. Он делился со мной вещами, о которых никто не знал. Я его «жилетка», в которую он может поплакаться. А он мой психотерапевт.
У нас странные, но полностью взаимовыгодные отношения.
Я люблю его, как брата. Я хотела бы, чтобы он был моим братом. Таким, какого мне дал Бог, и которого я оставила в своей прошлой жизни. Он был хорошим братом. Таким братом, которым сестра могла бы гордиться.
Помнится, будучи ребенком, я всегда была для него на первом месте. Он всегда отдавал мне большую половину поделенной пополам шоколадки. Он никогда не позволял кому-либо дразнить меня. Он рассказывал мне самые хорошие и самые страшные истории. Он всегда находил для меня время. И я скучаю по нему.
Я знаю, Дэйв нуждается в заботе. Он нуждается в заботе так же, как и я. Мы были очень привязаны друг к другу. Но мы бы никогда и никому не признались в этом. Наша твёрдая скорлупа защищала наш нежный внутренний мир.
Дэйв всхлипывает. Я чувствую влагу на своей шее. Я позволяю ему молча излить свою печаль. Через несколько минут, когда слезы прекратились, я шепчу ему на ухо:
— Хочешь какао а-ля Лекси?
Дэйв кивает мне в шею. Я чувствую его улыбку на своей ключице и тоже расплываюсь в улыбке. Он расстроен, но не сломлен. Мы приведем его в норму.
Какао а-ля Лекси — это необычный способ приготовления какао с добавлением крепких напитков. Это мой фирменный напиток. И я знаю, что Дэйв его просто обожает.
Много шоколада. Много корицы. Много алкоголя.
Встаю, иду к Никки на кухню и вытаскиваю кастрюлю, чтобы нагреть молоко. Пищит кухонный таймер и она, улыбаясь, открывает дверцу духовки. В нос ударяет сильный запах. Поворачиваясь к ней, я удивленно открываю рот и затем шепчу с выпученными глазами:
