— Саша, не надо торопится, давай просто жить, пока Машку не родим.
— Нет сначала Сашку. Александра Александровича.
— И у меня самое главное условие — никаких съемок, никаких интервью. Твои условия?
— Если разлюбишь, признайся сам. Глаза в глаза.
Прошло три месяца, совместная их жизнь постепенно налаживалась.
Виделись в основном по вечерам и утрам.
Он предпочитал утренний секс, не отличавшийся разнообразием. Иногда просил прощения за слишком быстрый. Но она совершенно искренне, говорила, что все искупает его нежность, и сожалела о том, что сама ничего не умеет.
— Может учителя пригласить по камасутре, — смеялся он смущенно. — Я сам то не очень-то новое люблю.
Но когда она попробовала себя в роли «наездницы», он так уверенно управлял ритмом ее ягодиц, своими сильными руками, что Варя поняла, он ждал, чтобы она сама, захотела, созрела для этого.
Животик, за который она иногда подтрунивала над ним, вдруг оказался таким необходимым. Его касания, вызвали сладостные судороги обеих.
Она отдыхала после душа, Александр принес шампанское.
— За мою женщину! — прошептал он ей на ушко.
— Больше никогда так не будет.
— Тебе было больно?
— Нет, это была не я. Это было какое-то животное внутри меня.
— Это в тебе зажглась женщина. И это сделал я. И за это мы выпьем!
Сегодня у нее была поездка в Центр планирования семьи. Саша все откладывал визит к врачу, и она решила провериться пока сама. Вдруг, что-то у нее не в порядке.
Врач, был доброжелателен, медсестра выдала женщине пачку направлений на сдачу анализов.
Врач в глаза не смотрел, медсестра напротив, откровенно рассматривала кинодиву и любовницу Президента.
В машине она сделал то, что Саша запрещал ей категорически — загрузила интернет. Варя живущая последние полгода в тепличных условиях добра и восхищения, ощутила всю силу «народной любви».
Она открывала новые и новые страницы, ничего достоверного, но все грязно и пошло.
Вернувшись в Ново-Огарево она огорошила начальника охраны вопросом: «Как я могу уехать отсюда, в аэропорт?»
— Только с разрешения Александра Александровича.
Президент вернулся далеко за полночь, кровать была пуста. Он нашел любимую в ванной, она сидела укутавшись в махровый огромный халат, прямо на полу. Опухшие от слез глаза, розовый нос, подбородок. Видно долго все это продолжалось. Он наклонился, и, взяв на руки, отнес в спальню.
Покрыл мелкими поцелуями эти опухшие губы, сердце сжималось от сострадания и жалости.
Субботу уехал рано, вернулся поздно, Варя спала или делала вид, что спала. Он сдерживая свои желания, завернулся в одеяло и заставил себя уснуть.
С поликлиники ему первому сообщили результаты анализов, десять недель беременности.
В воскресное утро началось с того что Александр Александрович пригласил в гости самых близких друзей.
Он почти не волновался. От них уже ничего не зависело, но сказать надо было.
— Друзья, сегодня особенный день, и его я хочу провести с вами. С теми с кем начинал, в ком уверен до конца. Я хочу познакомить вас, с самым дорогим мне человеком. Конечно мне бы хотелось бы чтобы вы приняли его сердцем. Но если нет, то хотя бы не мешали.
Он встал и вышел из овального зала.
Варя читал книгу, любимые светлые брюки, кашемировый свитер. Он взял ее руку и перецеловал все пальчики.
— Пойдем, родная.
Все мужчины встали при их появлении.
— Прошу знакомиться, Варвара Николаевна Малышева. Образование высшее, киноактриса. К сожалению, мы оба потеряли родителей. Поэтому благословения просить не у кого. А теперь давайте знакомиться.
— Валентина Сергеевна, Сергей, и еще Сергей, с Дмитрием ты знакома, Варя улыбнулась прессекретарю.
— Вот еще Дмитрий, наш тандем, самый длительный.
— Варя, это самые близкие мне люди. И в их присутствии я прошу тебя, оказать мне честь, и стать моей женой.
И кольцо он купил, очень красивое, с крупным бриллиантом.
Потом конечно она упрекнет его, что не предупредил, вытащил на люди в «домашнем».
Он улыбнется и ответит: «Во всех нарядах, ты душечка, хороша!»
Все выпили стоя.
— Варе нельзя, а мне уже можно, — полуштливо намекнул Президент.
— За это не грех и повторить, — произнес кто-то из мужчин.
Варя была совершенно растеряна. Дрожали руки, ноги. Она села и весь обед хранила молчание. Просто улыбалась всем гостям откровенно счастливой улыбкой любимой женщины и будущей матери.
Машка, так она просила себя называть, вошла в жизнь Вари случайно.
Их пригласили на юбилей известной в прошлом актрисы — Горловой, Маша, была ее дочерью.
Вся резко-ехидная, соблазнительно-роковая, она уже семь лет после развода жила одна. Вернее пребывала в краткосрочных романах.
Варю она в первый же вечер пыталась напоить, «посмотреть, что ты за фрукт».
Выручил, Варю конечно, муж. Пригрозив пальцем, вроде бы в шутку, новой Вариной знакомой, он вручил жене высокий бокал с соком. Варя вспомнила наставления его перед любым «выходом в свет» — «ничего не пей, делай просто вид».
Стареющая актриса, попросила президента о туре вальса. Варе доставляло несказанное удовольствие видеть, мужа смущенным. Вел он юбиляршу уверенно, но за музыкой явно не поспевал.
Новая подруга, была уже пьяна и подмигнув Варе, ехидно спросила: «А ведь они друг другу подходят? Что ответишь?»
Варя ответила танго, танец был отрепетирован, к годовщине свадьбы. И потому, смотрелся эффектно и произвел фурор.
Глаза в глаза они смотрели с Сашей, зажигаясь друг от друга.
Правда Варя думала только о танце, а у мужа она заметила вздрагивающие от возбуждения крылья носа. Он явно думал, о более фривольных вещах.
Он пытался тут же увезти ее с банкета, сжимая горячей ладонью ее руку, он призывно то сжимал, то разжимал пальцы, давая знак — любимая, я хочу.
Но тут Машка, увела ее показывать семейные реликвии.
— Была не права, еще есть огонь, сама знаешь где. — И засмеялась.
Потом они обменялись телефонами. Вернее подруга дала свой номер.
— Звони, я всегда рада погреться у чужого огня любви, чтобы, совсем уж не окоченеть в этом бездушном мире.
Встречи их были редки. Машка всегда цитировала Колю, своего бывшего. Шутила его шутками, жила его новостями.
— А Коля, новую машину собирает, и назвал «Маня», представляешь, в мою честь!
Варе до слез было жалко, эту хрупкую, брошенную женщину. Даже двое детей, от Коли, семь лет одиночества, не притупили в ней боли расставания.
