Деннис Робинс
Невеста рока
Книга вторая
Наступило Рождество.
Огромные снежные заносы, покрытые голубой коркой льда, простираясь по холмистой долине, отрезали Кадлингтон от всего мира. Никто из соседей не заглядывал к несчастной баронессе, несмотря на то, что все женщины в округе знали о ее беременности. Наиболее благожелательные из них могли бы пару раз навестить Флер, чтобы выпить с ней по стаканчику наливки, однако свирепая погода предоставила прекрасную возможность не делать этого.
Так что Флер все время оставалась в совершенном одиночестве. Но это отнюдь не волновало ее. Особенно же радовало то, что Сен-Шевиот долгое время пребывал в Лондоне. Если он изредка наведывался в замок, Флер не подвергалась, как раньше, его жестоким домогательствам. Ибо сейчас, когда она была беременна, он так сильно беспокоился о том, чтобы она родила здорового ребенка, что сдерживал себя и выполнял любые ее желания.
Он дошел даже до того, что утихомирил миссис Динглефут. Ибо один только вид этой омерзительной женщины приводил Флер в неимоверное расстройство. И она сообщила об этом мужу. Он рассмеялся и попытался отшутиться, назвав ее чрезмерно впечатлительной, однако она настояла на том, чтобы не иметь никаких дел с домоправительницей. Одетта тоже весьма не нравилась Флер, но француженка, которая была искусной портнихой и вышивальщицей, начала вместе с Флер готовить изысканную крохотную одежду для будущего малыша.
Когда миссис Динглефут получила от хозяина приказ больше не появляться на глаза ее светлости, а получать распоряжения относительно домашнего хозяйства через других слуг, ее злобное сердце переполнилось ненавистью к молодой госпоже. Если бы она могла совершить какую-нибудь подлость по отношению к Флер, то обязательно сделала бы это. Теперь ей оставалось только ждать удобного случая.
На Рождество Флер получила поздравление от семьи де Вир. Она знала, что Долли очень хотелось приехать в Кадлингтон. Но Флер так ненавидела ее за предательство, что разорвала ее письмо в мелкие клочки и не ответила на него. Ей не хотелось иметь никакого отношения к ненавистной родственнице. Недавно Долли овдовела. Ее муж Арчибальд скончался несколько месяцев назад, заразившись в Индии холерой. Одна из близняшек — Имогена — прислала Флер письмо, в котором сообщила, что, скорее всего, мама приведет им отчима этой весной — джентльмена с некоторыми средствами, и какая жалость, что кузина Флер hors de combat[1] и не сможет присутствовать на свадьбе.
Флер не стала поздравлять Долли. Даже если бы она была в состоянии приехать, ничто не смогло бы заставить ее присутствовать на этой свадьбе. Долли была ей отвратительна. Наверное, даже хорошо, что бедняга Арчибальд де Вир скончался, так и не узнав всей правды о том, как несчастную и беззащитную дочь Гарри Роддни силой вынудили сочетаться браком с Сен-Шевиотом.
Лишь одно письмо, пришедшее на Рождество, внесло немного тепла в измученное сердце Флер. Это было неожиданное послание от самой близкой подруги ее детства. Кэтрин Фостер. Та писала, что месяц тому назад вышла замуж за их общего эссекского друга, Тома Куинли.
Кэтрин писала:
Я часто думаю о тебе, дорогая моя Флер, и о тех счастливых днях, которые мы проводили вместе в имении Пилларз, когда были живы твои незабвенные родители. Мы с мамой пришли в чрезвычайное расстройство, узнав о постигшем тебя несчастье, и я бы, конечно, связалась с тобой намного раньше, но ты ведь не ответила на мое письмо перед твоим замужеством. И я решила, что, возможно, у тебя нет больше времени на нашу дружбу. Но теперь я стала миссис Томас Куинли, а милый Том стал моим дорогим мужем. Мы поселились в очень красивом и элегантном доме совсем неподалеку от Бишопс-Сторфорда[2].
Я испытываю непреодолимое желание снова увидеться с тобой и узнать твои новости. Подумать только, наконец ты стала баронессой Кадлингтонской! А помнишь, с какой неуверенностью ты говорила о своих чувствах, когда впервые появился Сен-Шевиот, чтобы засвидетельствовать тебе свое почтение? Правда, ходят всякие слухи, но я уверена, что это неправда. Мне хотелось бы верить, что ты счастлива и не стала теперь такой недоступной знатной дамой, чтобы забыть о мистере и миссис Томас Куинли…
Читая эти строки — на следующий день после Рождества, — Флер сидела возле камина в своем будуаре. В последнее время она много читала, стараясь убить время. В эти зимние дни очень рано темнело, а ночи казались долгими и мрачными. Слуга уже погасил свечи и поставил на ее столик лампу.
Флер уселась за секретер, чтобы ответить на письмо Кэтрин. «Увы, — подумала она, — если бы милая Кэт узнала правду!»
И поскольку эта правда была отвратительной, она не писала раньше своей лучшей подруге. Ей не хотелось, чтобы Фостеры узнали о ее злополучной судьбе и случившемся несчастье. И еще она боялась, что при встрече с Кэт или с кем-нибудь, кто знал ее прежде, она не сумеет скрыть ужасной душевной опустошенности, с такой силой постигшей ее.
Она писала Кэт ответное письмо, как вдруг услышала стук в дверь. Не поворачивая головы, она сказала: «Войдите», — думая, что явился кто-нибудь из слуг, наверное, Одетта, чтобы помочь ей надеть свободное бархатное платье перед ужином. Она всегда мерзла, несмотря на многочисленные камины. В ту суровую зиму холод пронизывал ее до костей, ибо замок был слишком огромен и подвержен сильнейшим сквознякам. Флер постоянно чувствовала недомогание. Доктор Босс пообещал, что, как только родится дитя, ей сразу станет гораздо лучше, но пока она еще не чувствовала никакого движения под сердцем, там, где находился будущий ребенок.
— Миледи… я вам не помешал? — раздался тихий юношеский голос.
Она выронила перо и быстро обернулась. Ее сердце подпрыгнуло от радости, когда она увидела Певерила Марша, который стоял в дверях, улыбаясь. Он был одет в скромный бархатный камзол с широким галстуком. Под мышкой Марш держал сверток. «А он изменился, — подумала она, — вид у него усталый, и он выглядит намного старше своих лет». Во всем его облике чувствовалась зрелость, хотя причины этого она не понимала. Ведь она не виделась с ним полтора месяца.
— Я пришел поздравить вас с Рождеством и вручить свой скромный подарок, — с почтительным поклоном произнес Певерил, приблизившись к ней. С этими словами он коснулся рукой свертка. — Я не мог явиться к вам вчера, миледи. Когда миссис Динглефут увидела меня около ваших покоев, она сообщила мне, что бесполезно предпринимать какие-либо попытки встретиться с вами, поскольку вы настолько плохо себя чувствуете, что не сможете принять меня.
Флер поднялась. Ее щеки заалели от гнева.
— Так. Значит, миссис Динглефут не подчиняется моим приказаниям, — раздраженно проговорила она.
— А сегодня я осмелился незаметно пробраться через весь замок к вашей двери, — признался Певерил. — Меня очень обеспокоили постоянные разговоры о вашем недомогании, миледи.
— Мое недомогание совершенно естественно в моем положении. И опасности никакой нет, но тем не менее я весьма признательна за ваше беспокойство, — тихо проговорила она.
— Вот теперь я наконец успокоился, — сказал он.
Они стояли молча, разглядывая друг друга. Кровь пульсировала в венах этих двух юных созданий, которым так долго отказывали в единственной отраде — находиться в обществе друг друга, обретая подлинное утешение. Юноша отметил признаки ее приближающегося материнства. Им овладело неприязненное чувство при мысли, что она скоро подарит барону наследника.
Ему страшно не хватало ее дружбы, и он всячески старался хоть украдкой увидеть ее. Он жадно выслушивал каждую новость о ней в помещении для слуг, несмотря даже на то, что не хотел слышать таких новостей. С превеликой неохотой он внес дополнения в портрет, написав все драгоценности, которые послал ему барон, украсив ими шею и запястья Флер. Однако для него как для художника его собственное произведение утратило при этом весь свой смысл. Просто появился еще один портрет, который должен занять свое место в галерее среди бывших хозяек Кадлингтона. Печальная мадонна теперь была украшена бриллиантами и выглядела крайне трагически. Певерил больше не мог видеть эту картину.
Словно прочитав его мысли, Флер проговорила:
— Я слышала, мой портрет уже в раме.
— Да, — произнес он, опустив взгляд, и признался: — Мне перестал нравиться ваш портрет, после того как я написал все эти драгоценности.
— Возможно, когда-нибудь я снова буду позировать вам, Певерил, — проговорила она.
— Хотелось бы так думать, миледи, — громко произнес он, с трудом сдерживая страстный порыв. Еле скрывая смущение, он протянул сверток. — Это мой скромный подарок вам на Рождество, — снова сказал он.
