Леона КАРР
ИЛЛЮЗИИ
Анонс
Рассудком юная Шарлотта понимает, что Адам Деморест негодяй каких мало. Ведь этот красивый и беспринципный человек заманил ее в пустой дом и угрозами вынудил выйти за него замуж, чтобы осуществить свой дьявольский план. Но сердцем она любит его и даже посреди разбушевавшейся стихии, на краю гибели продолжает шептать его имя.
Как чудесно, что истина порой торжествует рассудку вопреки.
Глава 1
Стояла весна 1893 года. Багаж мой был послан вперед, так что его, вероятно, уже погрузили на "Лучанию", отплытие которой было назначено на завтра. А сегодня моя кузина Делла должна была встретить поезд, мчавший меня сейчас из Филадельфии. На следующий день мы планировали ступить на борт океанского лайнера. Построенный с учетом самых последних достижений, он являлся недавним приобретением пароходной компании Кунарда. Нам предстояло изумительное плавание, а затем - месячное путешествие по Британским островам.
Я глубоко вздохнула - наконец-то поезд подошел к вокзалу. Нервным жестом разгладив складки коричневого дорожного платья, я яростно подоткнула под капор выбившиеся пряди волос, потом надела бежевый плащ - день был довольно-таки промозглым. Небо затянула плотная пелена облаков, моросил противный мелкий дождик.
Но непогода меня не обескуражила. Я чувствовала, что лицо мое горит от волнения. Раньше я неоднократно совершала короткие путешествия из Филадельфии в Нью-Йорк, однако в одиночку - ни разу. Увидев, что я сажусь в поезд одна, пожилой носильщик удивленно посмотрел на меня. И сейчас, сидя в роскошном вагоне, я ловила на себе взгляды, в которых сквозило сомнение в том, что девушке моих лет, - а мне было девятнадцать, - вряд ли приличествует путешествовать без сопровождения.
Вообще-то в Нью-Йорк со мной собирался ехать отец. Но его попросили заменить неожиданно заболевшего коллегу.
Отец мой - профессор литературы, образование получил в Англии. Там же он встретил мою мать и впоследствии женился на ней. После окончания им университета они вернулись в США. Большую часть жизни отец преподавал в Пенсильванском университете, так что я родилась и выросла под сенью тамошних башен. Мама умерла, когда мне исполнилось три года, во время эпидемии гриппа, чуть было не унесшей и мою жизнь. Мы с отцом были чрезвычайно близки, и я никогда не расставалась с ним надолго.
Кузина Делла, и раньше обещавшая взять меня в одно из своих путешествий, по-настоящему пригласила меня впервые. Так что меня переполняли самые противоречивые чувства - я радовалась и боялась одновременно. Если бы отец мог проводить нас, мне было бы намного спокойнее. Ну да ничего не поделаешь. Я понимала, что отец не мог отказать декану в его просьбе провести важный семинар несмотря на то, что дата моего отъезда была намечена несколько месяцев назад.
Я убедила его в том, что сумею совершить это короткое путешествие без происшествий. В конце концов кто, как не он сам, воспитал во мне способность не только принимать решения, но и выполнять их. И хотя я и была раздосадована тем, что до Нью-Йорка мне придется добираться в одиночку, и тем, что в порту не услышу от него пожеланий доброго пути, я не выказывала перед ним своего огорчения.
Крепко обняв и расцеловав любимого старика, я заверила его в том, что со мной все будет в полном порядке.
Кузина Делла, моя любимая родственница, всегда внушала мне благоговение. В то время как другие женщины затягивались в корсеты и не позволяли себе даже малейшей вольности в одежде, она носила цветастые кимоно и сари. Отец мой сомневался, годится ли она на роль дуэньи. Но по мне было невозможно придумать более приятной компаньонки для путешествия. Делла была вдовой, лишь на десять лет старше меня. Со своим мужем, умершим два года назад, она успела объездить весь мир. И когда предложила сопровождать ее в Англию, я была без ума от радости...
Я вышла из вагона, оглядываясь в поисках темноволосой головки кузины. По какому-то капризу природы дождь на мгновение прекратился, но на платформе образовались многочисленные лужи. Заходящее солнце отчаялось пробиться сквозь дождевые облака, и на город опустились сумерки. Я подняла воротник плаща и надела капюшон.
Пассажиры, сошедшие с поезда, устремились в здание вокзала негостеприимная погода не оставляла им иного выхода. Я почти сразу же оказалась на платформе в полном одиночестве.
- Вам помочь, мисс? - спросил седовласый кондуктор, видя мое замешательство. Я заставила себя улыбнуться.
- Нет, благодарю вас. Моя кузина, видимо, задержалась... Уверена, что она сейчас придет.
Я колебалась, не зная, идти к вокзалу или же оставаться на платформе. Без предварительной договоренности о месте встречи шансы найти кого-либо в переполненном вокзале были равны нулю. Нет, буду ждать на платформе, решила я. И стала шагать вдоль вагона вперед-назад, говоря себе, что с минуты на минуту увижу свою круглолицую, рассыпающуюся в извинениях кузину.
Оглядываясь назад, я вспоминаю, что в тот момент у меня, несомненно, появилось нехорошее предчувствие. Однако я отнесла его на счет нервозности, вызванной опозданием Деллы. И все же где-то в глубине души я чувствовала, что ее задержка таит в себе нечто зловещее. Но постаралась взять себя в руки и решить, что делать дальше. Я навещала кузину множество раз: сначала с мамой, после ее смерти - с отцом. Ну конечно же нанять извозчика - самое разумное. Вместо того чтобы, стоя на платформе, привлекать к себе нежелательное внимание, мне следует взять экипаж. А если мы с кузиной и разминемся, то очень скоро найдем друг друга в ее фешенебельном особняке.
Неожиданно по моей спине пробежал холодок. И ощущение это было вызвано совсем не пронизывающим ветром. Не знаю почему, но у меня возникло чувство, что за каждым моим шагом следят. Когда я вошла в здание вокзала и стала пробираться сквозь толпу, то даже поймала на себе несколько пристальных взглядов. Я выругала себя за мнительность, но ощущение тревоги не покинуло меня. Ускорив шаг, я наконец вышла из здания на улицу.
Тут было полным-полно транспорта - и фургоны, и дроги, и претенциозные экипажи, и разукрашенные кареты, из-под колес которых летели брызги воды. В воздухе висел густой туман, в котором упряжные лошади казались еще более утонченными, а ломовики - еще более усталыми. И те и другие, однако же, выражали свое недовольство погодой - фыркали и отчаянно трясли головами. Люди, оказавшиеся на улице по необходимости, поднимали воротники пальто, прятали руки в карманы и, сгорбившись, шли не глядя по сторонам. Не проходило и минуты, как сумерки поглощали их.
Иногда из здания вокзала или же из экипажей выходили модно одетые женщины. Пронизывающий ветер тотчас проникал под тонкую ткань их плащей, и они, вероятно, тут же понимали, что совершили ошибку, отдав предпочтение моде, а не комфорту и теплу. Дамы были в шляпах, которые хотя и были приколоты к прическам длинными шпильками, в любой момент могли слететь под порывами ветра.
Меня тут же окружила настоящая какофония звуков. К стенам домов жались нищие, бормотавшие "да благослови вас Бог" всякий раз, когда какая-нибудь добрая душа бросала в их протянутые руки одну-две монетки. Парень, продававший газеты, выкрикивал их заголовки. И с губ его, синих от холода, слетали облачка пара. В стоптанных ботинках и залатанной одежде он совсем замерз. Но только несколько прохожих остановились, чтобы купить сегодняшнюю газету, в которой говорилось об озабоченности президента Кливленда союзом России с Францией.
Обычно меня волновали резкие запахи, яркие цвета и шум города. Но никогда раньше, не была я одна среди чужих мне людей и теперь чувствовала себя страшно уязвимой и подверженной злу, которое, как и крысы, кишмя кишевшие в канализации, несомненно являлось неотъемлемой частью Нью-Йорка. Здания особняков, так радовавшие меня раньше, утратили свою приветливость и, казалось, нависли надо мной, чтобы поймать в капкан. Свет заходящего солнца явно проигрывал битву с ночной мглой. Газовые фонари и витрины ближайшего магазина казались унылыми и тусклыми.
Я встала на тротуар перед зданием вокзала. Порыв ветра приподнял полы моего плаща и заставил склонить голову. Мне захотелось убежать, но отчего, этого я, пожалуй, сказать не могла. Я сомневалась, что мне удастся быстро найти экипаж, но неожиданно он возник передо мной.
Кучер, имевший чрезвычайно изможденный вид, оглядел меня глубоко посаженными глазами с головы до пят. В другой раз и при других обстоятельствах я бы, наверное, не рискнула связываться с ним, но сейчас мне больше всего на свете хотелось добраться до дома Деллы.
Не задумываясь, я села в экипаж и с огромным облегчением откинулась на спинку сиденья. Только тут я поняла, что до этого судорожно дышала. Опять во мне поднялось беспокойство, и я высунулась из окна, стараясь разглядеть возницу Почему же чувство тревоги все никак не могло улечься? Даже сейчас, сидя в экипаже, я не могла избавиться от ощущения, что кто-то наблюдает за мной.
