Роксана Гедеон - Хозяйка розового замка

Вечер нашего отплытия из Марселя был по-весеннему теплый. Золотистые тени угасающего дня ложились на волны, зыбко таяли в лиловых вечерних сумерках очертания башни Сен-Жан. К борту судна еще причаливали шлюпки, хотя, как мне казалось, уже все пассажиры были на корабле.

Я стояла у поручней, глядя на Марсель. Нас разделяла узкая полоска моря, вернее Лионского залива, но еще можно было видеть и порт, и суда, стоящие на рейде, и даже фигурки матросов и грузчиков в гавани. Когда-то, уезжая на Мартинику, я видела, как трепещет под февральским ветром на башне Сен-Жан белое королевское знамя с золотистыми лилиями. Нынче все осталось как прежде — и Марсель, и башня, и февральский ветер, только знамя было трехцветное. Знамя революции.

«Роза Средиземноморья», корабль, готовящийся отправиться в очередной путь сегодня в полночь, был огромным сорокапушечным судном, одним из самых мощных, что бороздили волны между Францией и Италией. Именно на «Розе» мы купили себе каюту. Направлялись мы в Неаполь… Сейчас Александр выяснял последние детали маршрута у капитана. Уходя, мой муж обещал достать средство против морской болезни, ибо я, зная за собой эту слабость, слегка побаивалась восьмидневного морского путешествия.

Семнадцать дней прошло с тех пор, как мы выехали из Белых Лип, и для меня эти дни словно слились в одно целое. Никогда еще, пожалуй, я не проводила время так легкомысленно и безалаберно. У меня не было абсолютно никаких забот. День и ночь для меня смешались, я жила только близостью с Александром, была погружена в океан наркотическо-чувственной неги. Я почти не спала, ела когда придется, но не чувствовала ни усталости, ни голода. Мы проехали почти всю Францию, а я даже ничего не запомнила, кроме, пожалуй, гостиницы в Ренне, где прошла наша брачная ночь. Порой я сама себе удивлялась, но не жалела ни о чем. Жаль было только того, что такая жизнь не может продолжаться вечно.

Хотя, в сущности, эту мысль можно было пока выбросить из головы. Наш медовый месяц только начинался. У нас не было строго определенных планов, кроме намерения посетить Неаполь, но мы знали, что можем путешествовать как угодно долго — хоть до середины лета.

А сейчас было лишь первое число марта… На «Розе» матросы зажигали огни, и я увидела громадную черную тень, мчащуюся по палубе ко мне. Это был Слугги, огромный могучий дог, любимец Александра. Раз он здесь, значит, герцог скоро появится. Слугги от избытка радостных чувств так преданно ткнулся мне в колени, что чуть не свалил меня с ног. Мне удалось устоять, и я потрепала это громадное животное между ушами. Подчинялся он только Александру, но меня тоже любил — настолько, что глухо рычал на каждого незнакомца, приближающегося ко мне.

Он лег у моих ног, растянулся огромной массой поджарых мускулов, и я тоже опустилась на колени, трепля его по загривку.

— Ну что, Слугги? Что ты думаешь о море?

Я замолчала, увидев очередную шлюпку, подошедшую к кораблю. Она везла какого-то богатого пассажира; я даже подумала, что лишь чудо помогло ей не затонуть под таким количеством багажа. Совсем рядом со мной матрос зажег фонарь, и его яркий свет целым снопом полился через борт на воду, осветив шлюпку. От того, что я увидела, у меня перехватило дыхание.

На борт «Розы Средиземноморья» поднимался сильный, высокий мужчина лет тридцати семи в горностаевом плаще, с тростью и шляпой в руках. Свет фонаря позолотил его густые волосы цвета спелой пшеницы — я узнала их… А еще я узнала это красивое, холеное, самоуверенное лицо — лицо Рене Клавьера, богатейшего банкира, владельца компании по военным поставкам «Клавьер и Ру», отца Вероники и Изабеллы.

Отвращение и страх не на шутку сдавили мне горло. Слугги, инстинктивно почувствовав что-то неладное, глухо зарычал. Я отступила в тень, чувствуя, что мне становится страшно до тошноты. Самые отчаянные мысли приходили в голову. Боже мой, ведь я только-только стала счастливой… Я лишь недавно достигла взаимопонимания со своим мужем, и снова появился это банкир! Он хочет навредить мне, без сомнения… Именно для этого он сюда явился! Если Александр поймет, что я была близка с этим буржуа, что я родила от него близняшек… даже подумать страшно, что тогда будет!

Я была так неуверена в своем семейном счастье, в своем будущем, что готова была впасть в панику. Рычание дога заставило меня очнуться. Я снова взглянула на Клавьера, увидела, как он поднимается по лестнице, и поспешно приняла меру предосторожности: опустила на лицо густую вуаль. Нельзя же предположить, если рассуждать здраво, что он ради меня явился на «Розу». Он едет по своим делам, он не подозревает о том, что я тут, и его появление — только злосчастное совпадение… но все равно, все равно, следует как можно быстрее это исправить!

Клавьер поднялся, отдал какие-то распоряжения насчет багажа — я все равно ничего не разобрала от испуга. Он не узнал меня, но окинул мою фигуру заинтересованным взглядом. Как всегда, ищет, за кем бы приударить на короткое время плавания… Естественно, что изящно и со вкусом одетая дама, по всей видимости, молодая и стройная, привлекла его внимание. Я выдержала его взгляд, но когда он, явно заинтригованный, сделал шаг в мою сторону, будто собираясь что-то сказать, я в ужасе подалась назад и, повернувшись, быстро зашагала прочь.

— Мадам! — окликнул он меня. — Мадам, вы платок обронили!

Я не оглянулась, а разъяренный Слугги с грозным рычанием преградил Клавьеру дорогу, прикрывая мой уход.

Подобрав юбки, я, не помня себя, бросилась в первый же выход, какой увидела. Крутые ступеньки были под моими ногами. Я поспешно спускалась, думая, что вот-вот упаду, и у самого подножия винтовой лестницы столкнулась с Александром. Он поддержал меня.

— Что с вами, дорогая? На вас лица нет.

Он осторожно поднял мою вуаль. Я в отчаянии прижалась к нему, словно желала не дать ему ничего понять. Он отстранил меня.

— Что случилось? Вы вся дрожите.

Под его пристальным взглядом я снова ощутила страх. А вдруг он все узнает? Узнает о моем прошлом? Почти трусливая тошнота подступила к горлу.

— Мне… мне дурно… Дайте платок!

Он подал мне платок, и меня стошнило. Вытирая лицо, я тяжело вздохнула. Этот приступ рвоты неожиданно вернул мне спокойствие.

— Александр, мне очень жаль, но этот корабль мне не нравится.

— Не нравится? Совсем недавно вы говорили другое.

— Да, но… Какая первая остановка в нашем пути?

— Аяччо на Корсике.

— Когда мы туда приезжаем?

— Через два дня.

«Два дня! — подумала я в отчаянье. — Целых два дня мне придется плыть бок о бок с Клавьером!»

— Мой дорогой, я умоляю вас, давайте сойдем в Аяччо. Мы найдем другой корабль и… и… Корсика так хороша, мы с удовольствием ею полюбуемся!

Мои аргументы звучали слабо, это я и сама поняла. Александр окинул меня внимательным взглядом.

— Это все?

— Д-да, — ответила я запинаясь.

— Любовь моя, мы сделаем так, как ты захочешь.

Такой уступчивости я не ожидала — ведь со стороны мои желания выглядели явно нелепо. Я с искренней радостью сжала руку мужу.

— Мне жаль, что так получилось… Но я не могу ехать на этом корабле! Я была на палубе, и мне уже стало дурно.

— Я достал для вас настойку против морской болезни.

— Да, но… я все равно хочу сойти в Аяччо.

— Ну, об этом мы уже договорились.

Он обхватил меня за талию.

— Милая моя, вы, по-моему, слишком устали. Пойдемте, я отведу вас в каюту. Вам надо поспать.

— Только не через палубу! — воскликнула я, заметив, что он намеревается вести меня наверх.

— Почему?

— Именно там мне стало дурно.

Он не возражал и довел меня до каюты другим путем. С Клавьером я больше не встретилась, и это немного меня успокоило.

Александр помог мне лечь и заставил проглотить ложку добытой им настойки — она не имела запаха и вкуса, лишь какой-то слабый лимонный привкус. Герцог сел рядом со мной, ласково касаясь рукой моего лба, поднес к губам мои пальцы. Как мне хорошо и спокойно рядом с ним… Я свернулась калачиком, приникнув щекой к его руке, и сердце умерило стук.

— У вас все в порядке, правда, дорогая?

— Все, — прошептала я. — Я так люблю вас.

— Значит, этой ночью вам следует выспаться.

Он лег рядом, привлек мою голову себе на грудь. «Ну почему, — подумала я, — на „Розе“ появился Клавьер и все так нарушил? Все так хорошо начиналось. А он заставил меня вести себя странно и взбалмошно, заставил высказывать Александру какие-то нелепые капризы, к которым я по натуре вовсе не склонна». А еще… еще Клавьер заставил меня почувствовать, каким зыбким и неустойчивым я считаю свое счастье. Ему всего семнадцать дней… И я не доверяю Александру безгранично — есть вещи, которые я могу и хочу скрыть от него.