— Вы не знаете, где он хранил свои бумаги? — спросила мама.
— Да, я спросила отца Бернса об этом; он сказал, что нам нужно молиться за него. Я купила свечи на собственные деньги. Он был хорошим парнем, очень хорошим! — И она опять скорбно тряхнула седой головой. Мама шагнула вперед.
— Хотите его видеть? — спросила старая женщина испуганно.
— Да, — ответила мама, выразительно кивнув. Она уже поняла, что старуха просто-напросто глуха.
Мы прошли вслед за женщиной на кухню, затем в длинную низкую комнату, темную, с опущенными шторами.
— Садитесь, — пригласила старая леди все тем же тихим голосом, как будто говорила сама с собой. — Вы случайно не его сестра?
— О… жена его брата! — высказала догадку старая леди.
Мы покачали головами.
— Кузина? — снова попыталась догадаться она и посмотрела на нас внимательно. Я утвердительно кивнул.
— Посидите тут минутку, — сказала она и вышла. Она толкнула дверь и, выходя, задела кресло. Вернувшись, она принесла бутылку и пару стаканов и уселась, расставив все это на столе. Глядя на ее тонкие, сморщенные запястья, с трудом верилось, что она способна удержать бутылку.
— Он ее только начал… выпейте немного для поднятия духа… давайте, — сказала она, подвигая бутылку к маме, и заспешила из комнаты, вернувшись уже с чайником и сахаром. Мы стали отказываться.
— Ему больше не понадобится, бедняге… А это — хорошая выпивка, миссис, он всегда употреблял хорошие напитки. Ах, за последние три дня он не выпил ни капли, представляете, ни капли. Ну, давайте, раз осталось, давайте.
Мы опять отказались.
— Он там, — прошептала она, указывая на закрытую дверь в темном углу мрачной кухни.
Войдя туда, я споткнулся о маленький порожек и тут же налетел на столик, где стоял высокий бронзовый подсвечник. Он с грохотом упал на пол.
— Ах!.. Ах!.. О Господи! Боже мой! Боже мой! — запричитала старая женщина. Вся дрожа, она обошла вокруг кровати и снова зажгла очень большую свечу. Свет упал на ее старое, морщинистое лицо и осветил большую темную кровать из красного дерева, капли воска упали на пол. В мерцающем свете свечей мы могли видеть очертания человеческого тела под покрывалом. Она приоткрыла покрывало и снова начала причитать. У меня сильно забилось сердце. Я был потрясен. Я не хотел смотреть на лицо покойного, но должен был это сделать.
На кровати лежал тот самый мужчина, который повстречался мне в лесу, только теперь его лицо было безжизненным. Я ощутил в душе сильную горечь, чувство ужаса и страха переполняло меня, я снова был очень маленьким и очень одиноким в огромном пустынном мире. Точь-в-точь крохотная песчинка, которая бессознательно несется куда-то в темноте. Потом я почувствовал, как мама положила мне руку на плечо и горько воскликнула:
— Ох, сынок, сынок!
Я вздрогнул и пришел в себя. На мамином лице не было слез. Оно выражало лишь великую скорбь.
— Ничего, мама… Ничего, — утешил я.
Она встала и закрыла лицо руками. Потом подошла к старой леди и взяла ее за руку, видно, хотела, чтобы та успокоилась и прекратила свои причитания. Женщина вытерла со щек старческие слезы и аккуратно убрала свои седые волосы под бархатный чепец.
— А где его вещи? — спросила мама.
— А? — переспросила старая леди, подставив ухо.
— Здесь все его вещи? — повторила свой вопрос мама громким голосом.
— Здесь. — Женщина обвела рукой комнату.
Обстановка состояла из большой кровати красного дерева (ковров на стенах не было), письменного стола, дубового шкафа, двух-трех стульев, тоже красного дерева.
— Я не могла поднять его наверх: здесь он пробыл всего около трех недель.
— А где ключ от письменного стола? — прокричала мама громко прямо на ухо женщине.
— Да, — ответила та. — Это — его письменный стол. — Она посмотрела на нас с каким-то сомнением, с боязнью, что она не понимает нас. Это было ужасно.
— Ключ! — крикнул я. — Где ключ?
Ее лицо выражало беспокойство, когда она качала головой. Я понял, что про ключ она не знает.
— А где его одежда? ОДЕЖДА, — повторил я, указывая на свое пальто.
Она поняла и пробормотала:
— Я отдам вам все.
Мы уже собирались пойти с ней, когда она заспешила наверх по лестнице, начинавшейся за дверью почти у изголовья кровати, как вдруг услышали чьи-то тяжелые шаги на кухне, затем незнакомый голос произнес:
— Что, старая леди опять пила вместе с чертом? Эй, миссис Мей, идите сюда и выпейте со мной!
Мы услышали бульканье жидкости, которую наливали в стакан, и почти тут же свет из приоткрывшейся двери упал на край стола.
— Пойду, посмотрю, может, бабка пошла наверх, — сказал он вслух и тяжелой походкой двинулся к нам. Как и я, он сделал слишком маленький шаг, однако избежал неприятности со столом.
— Проклятый дурацкий порог, — сказал он в сердцах.
Я решил, что это доктор, поскольку он оставался в шляпе и, нисколько не смущаясь, смело расхаживал по дому. Большой, дородный, краснолицый мужчина.
— Прошу прощения, — сказал он, увидев маму. Мама поклонилась.
— Миссис Бердсолл? — спросил он, снимая шляпу.
Мама опять поклонилась.
— Я послал вам письмо. Вы его родственница… бедного старого Карлина? — он кивнул в сторону кровати.
— Ближайшая, — сказала мама.
— Бедняга… несладко ему пришлось. Вот что значит быть холостяком, мадам.
— Я очень удивилась весточке от него, — сказала мама.
— Да. Полагаю, он не относился к числу любителей писать письма друзьям. Туго пришлось ему. Ведь за все приходится платить. За все приходится отвечать… этим проклятым чертям… Прошу прощения.
На некоторое время воцарилась тишина. Доктор вздыхал, потом начал тихо насвистывать.
— Ну. Было бы гораздо удобней, если бы мы подняли шторы, — сказал он, открывая путь дневному свету. — Во всяком случае, — продолжал он, — у вас не будет никаких проблем, ни долгов, ничего подобного. Полагаю даже, вам кое-что останется. Поэтому не так все и плохо. Бедный чертушка, ему пришлось худо в конце концов. Но ведь нам так или иначе все равно приходится за все платить. Что там делает бабка? — спросил он, взглянув на потолок, сверху доносился шум: резко выдвигались ящики, хлопали дверцы шкафов.
— Мы попросили ключ от его письменного стола, — пояснила мама.
— О, я помогу вам найти его… Да и завещание тоже. Он сказал мне, где все находится, и просил передать вам, как только придете. Похоже, он много думал о вас. Возможно, хотел этим облегчить свою участь…
Мы услышали, как с шумом спускалась вниз старая леди. Доктор подошел к лестнице.
— Приветствую вас… и осторожней, пожалуйста! — крикнул он.
Однако с бедной старой женщиной произошло как раз то, чего он боялся. Она споткнулась, и куча брюк, которую она несла, посыпалась прямо в руки доктору. Он поддержал ее, помог спуститься с лестницы, приговаривая:
— Не ушиблись?.. Нет? — Он улыбнулся ей и тряхнул волосами.
— А, доктор… доктор… Благослови вас Господь. Как я благодарна, что вы пришли. Ах!
— Ну, что вы… — Он покачал головой и поспешил на кухню. Там он плеснул ей стаканчик виски, не забыв и про себя.
— Выпейте, — сказал он, обращаясь к ней, — вам надо взбодриться.
Бедная старая женщина опустилась в кресло у открытой двери на лестницу. Груда одежды валялась на полу у ее ног.
С жалобным выражением на лице она осмотрелась. Дневной свет, сражавшийся со светом свечей, придавал призрачные очертания кровати с лежавшей на ней неподвижной фигурой. Рука старой женщины дрожала так, что ей трудно было удержать свой стакан.
Доктор дал нам ключи. Мы открыли письменный стол и стали выдвигать ящики, вытаскивая и перебирая бумаги. Доктор сел рядом, потягивая виски из стаканчика и беседуя с нами.
— Да, — сказал он. — Он и жил тут всего два года. Как будто чувствовал, что скоро конец, так я полагаю. Он долго жил за рубежом. Поэтому его здесь и прозвали Французом. — Доктор сделал глоток, задумался и еще глотнул. — Да, настал и его день… сущий кошмар. Намучился же он! Хорошо, что старая леди глуха. Ужасно, когда мужчина просыпается от боли, кричит, мучается. — Глоток, глоток, глоток… Он снова задумался… потом налил себе еще стаканчик.
— Отличный парень… искренний, прямодушный. Люди не очень-то любили его, потому что не могли подняться до его уровня. А люди избегают тех, кто выше, ум… — Доктор заглянул в свой стаканчик и вздохнул.
— Как бы там ни было, нам будет его не хватать… не правда ли, миссис Мей? — вдруг громко произнес он, посмотрев на нас и бросив взгляд в сторону кровати.
Он закурил трубку и задумался. А мы в это время изучали бумаги. Писем среди них было очень мало, одно или два с парижским адресом. Много счетов, рецептов, записей… Бизнес, один сплошной бизнес…
