Мы с Летти жили среди лесов и озер, и она чувствовала, любила природу, по-своему общалась с ней. Ей казалось, она слышит смех воды, слышит, как переговариваются и хихикают листья, словно маленькие девочки, а осина колышет листвой, точь-в-точь кокетка своими одеждами, и голоса лесных голубей, до глупости сентиментальные.
Она все видела, все подмечала; испуганный горестный крик ежа, попавшегося в западню, капканы среди елок, поставленные на свирепых маленьких убийц, с приманкой — кишками убитого кролика.
Как-то днем, спустя некоторое время после нашего визита в Коссетей, Летти сидела у окна. Солнце играло в ее волосах, нежно целуя волнистые пряди. Солнце любило Летти и неохотно оставляло ее. Она смотрела через озеро Неттермер на дом Хайклоуз, затянутый пеленой сентябрьского тумана. Если бы не яркий румянец на ее щеках, я бы подумал, что она сегодня грустна и серьезна. Она угнездилась на подоконнике, прислонив головку к деревянной раме, и задремала. И сразу снова превратилась в прелестное дитя эта спящая семнадцатилетняя девушка со слегка приоткрытыми пухлыми губками и легким дыханием. Меня пронзило щемящее чувство ответственности; я понимал, что должен оберегать, заботиться о ней.
Послышался скрип гравия. Это пришел Лесли. Он снял шляпу перед ней, думая, что сестра смотрит на него. Его великолепное телосложение, гибкость прежде всего напоминали о животной силе; ладная, ловкая фигура впечатляла, приятно было наблюдать, как он двигается.
Зато лицо не такое симпатичное. Он не был красив. Брови слишком светлые, нос велик и уродлив. Лоб, высокий, красивый, почему-то не выглядел благородным. Тем не менее его лицо излучало искренность и добродушие, а смех был на редкость заразителен.
Он удивился, почему она неподвижна. Но, подойдя ближе, понял. Тихо, на носочках, он пересек комнату и приблизился к ней. Милое, беззаботное, девчоночье выражение ее лица тронуло его отзывчивое сердце. Он наклонился и поцеловал ее в щечку, которую уже целовало солнышко.
Она наполовину пробудилась от сна с легким вздохом «Ох!», как разбуженное дитя. Он сел рядом и нежно притянул ее головку к себе, растроганно глядя на нее с ласковой улыбкой. Я подумал, сейчас она опять уснет. Но ее веки задрожали, глаза открылись.
— Лесли!.. Ой!.. Пусти! — воскликнула она, отталкивая его. Он отпустил ее и встал, глядя на девушку с откровенной симпатией. Она поправила платьице и быстро направилась к зеркалу, чтобы привести в порядок прическу.
— Это нечестно! — воскликнула она, вся вспыхнув, раздраженная и взлохмаченная.
Он засмеялся и сказал примирительным тоном:
— Тебе не следовало спать и выглядеть такой миленькой. Что я мог поделать с собой?
— Это некрасиво! — сказала она, дрожа от гнева.
— А зачем нам вести себя «красиво»? Думаю, нужно гордиться тем, что мы чужды условностям. Почему я не должен поцеловать тебя?
— Потому что это касается меня тоже, а не только тебя.
— Дорогая моя…
— Мама идет.
Мама просто обожала Лесли.
— Ну, сэр, — сказала она. — Почему вы хмуритесь?
Он рассмеялся.
— Летти бранит меня за то, что я поцеловал ее, когда она играла роль спящей красавицы.
— Какая самонадеянность, тщеславный мальчик решил сыграть принца! — сказала мама.
— Но, к глубокому сожалению, я не справился с этой ролью, — заметил он печально.
Летти рассмеялась и простила его.
— Ну, — сказал он, глядя на нее с улыбкой. — Я зашел, чтобы пригласить тебя на прогулку.
— Действительно, прекрасный день, — поддержала его мама.
— Но мне ужасно неохота.
— Ничего, — ответил он. — Ты взбодришься. Иди, надень шляпку.
В его словах прозвучало нетерпение. Она взглянула на него. Его улыбка казалась странной. Она опустила взор и вышла из комнаты.
— Она пойдет со мной. Все отлично, — сказал он себе и мне. — Просто ей нравится дразнить.
Должно быть, она услышала его слова. Когда Летти вошла, натягивая перчатки, она мягко сказала:
— Пойдем с нами, Пэт.
Он резко повернулся и посмотрел на нее с гневным изумлением.
— Я предпочел бы остаться и закончить рисунок, — сказал я, чувствуя себя неудобно.
— Не надо. Лучше пойдем с нами. — Она взяла кисточку из моих рук и потянула меня из кресла.
Кровь прихлынула к щекам Лесли. Он направился в прихожую и принес мою кепку.
— Хорошо! — сказал он сердито. — Женщины любят строить из себя наполеонов.
— Да, дорогой Железный Герцог[5], да, — продолжала она насмешничать.
— По крайней мере, в каждой истории свой Ватерлоо, — сказал он, поскольку она сама подсказала ему эту мысль.
— Сказали бы лучше «Питерлоо», мой генерал! Давайте произнесите «Питерлоо».
— Ага, Питерлоо, — откликнулся он, красиво изогнув губы. — Легкие завоевания!
— Ну, конечно, он пришел, он увидел, он победил[6], — процитировала Летти.
— Так ты идешь? — спросил он, начиная все больше сердиться.
— Раз вы приглашаете, — ответила она, взяв меня под руку.
Мы шли рощей, потом брели взъерошенной опушкой вдоль шоссе, миновали какое-то подобие парка с косматой, растущей повсюду свободно травой, двинулись по желтым холмам, покрытым дроком и ежевикой, а также редкими колючими деревьями и странными шотландскими елями, напоминающими каких-то чудаков.
Листья падали на шоссе и весело шуршали под ногами. Вода была вязкой и голубой, а пшеница сонной и вялой в копнах.
Мы взобрались на холм позади Хайклоуза и пошли по нему, вглядываясь вдаль, в сторону засушливого Дербишира, и не видя его, потому что стояла все-таки осень. Мы подошли к краю холма, откуда хорошо были видны Селсби и уродливая деревушка, проступавшая белым голым пятном на склоне.
Летти была в прекрасном настроении. Все время смеялась и шутила, то и дело срывала гроздья ягод и прикалывала их к платью. Занозив пальчик веткой куманики, она обратилась за помощью к Лесли, чтобы тот вытащил занозу.
Нам было весело, когда мы свернули с шоссе и направились по тропе. Справа — роща, впереди — высокие холмы Стрели. Поля же и прочие угодья — по левую сторону. Пройдя половину пути, мы услышали, как отбивали косу о точильный камень. Летти подошла к изгороди, чтобы посмотреть. Это Джордж работал в овсах на склоне холма, где нельзя было воспользоваться машиной. Его папаша сноровисто вязал снопы.
Мистер Сакстон увидел нас и, выпрямив спину, пригласил помочь. Мы перелезли через пролом в изгороди и торопливо зашагали к нему.
— А теперь, — велел он мне, — снимай-ка пиджак. — И обратился к Летти: — Ты не принесла нам выпить? Нет… Ну, это нехорошо! Гуляете, как полагаю? Видите, все созрело. — И, состроив гримасу, он наклонился, чтобы дальше вязать скошенные злаки в снопы. Славный человек. Такой дородный, румяный, полный жизни.
— Покажите мне, как это делается, я тоже хочу попробовать, — заявила Летти.
— Не-а, — сказал он нежно, — это может повредить твои ручки и испортить осанку. Посмотри на мои руки, — он потер ладонями друг о дружку. — Как наждак!
Джордж работал спиной к нам и не заметил гостей. Он продолжал косить. Лесли смотрел на него.
— Какая сноровка! — воскликнул он.
— Да, — ответил отец. Его лицо от усталости стало красным. — Наш Джордж получает удовольствие от такой работы. Вы тоже себя прекрасно почувствуете, когда преодолеете первые трудности.
Мы подошли к еще не скошенной полосе. Солнце уже достаточно нагрело воздух, и Джордж сбросил шляпу. Его черные волосы были мокрыми, все в смешных завитушках. Стоя твердо на ногах, он ловко взмахивал косой. На боку, у пояса его брюк был привязан точильный камень. Мышцы на спине играли совсем как блики солнца на белом песчаном дне ручья. Было что-то завораживающее в плавных, равномерных движениях его тела.
Я заговорил с ним, и он обернулся, посмотрел на Летти, вспыхнув, улыбнулся. Он был очень красив в этот момент. Попытался сказать какие-то слова приветствия, потом наклонился и, собрав колосья в большую охапку, стал вязать сноп.
Летти тоже не нашлась, что сказать. Лесли, однако, не преминул заметить:
— Такая работа — прекрасное физическое упражнение.
— О да, — откликнулся тот, продолжая свое занятие, в то время как Лесли уже подобрал с земли косу. — Правда, от такой работы тело становится потным, а руки покрываются волдырями.
Лесли слегка встряхнул головой, сбросил пиджак и сказал коротко:
— Как вы это делаете? — И, не дожидаясь ответа, начал сам косить. Джордж ничего не сказал и повернулся к Летти.
— Ты выглядишь весьма живописно, — сказала она несколько смущенно. — Вполне в духе картины «Идиллия».
— А ты? — спросил он.
Она пожала плечами, засмеялась и наклонилась, чтобы сорвать полевой цветок.
