- С тех пор как овдовела - одна.
"И до того как овдоветь - тоже!" - злорадно шепчет Атали, скрытая изображением змия.
Жених, пользуясь своей привилегией, продолжает обследовать спальню невесты.
- Куда ведет эта дверь за кроватью?
- В переднюю. Когда приходят в гости дамы, они там оставляют пальто. Кстати, оттуда входили и вы, когда впервые явились ко мне с визитом.
- А другая дверь?
- Там ничего интересного: кабинка с умывальными принадлежностями.
- У нее есть другой выход?
- Нет. Вода по трубе стекает на первый этаж, а оттуда - через кухню - отводится наружу.
- А третья дверь?
- О, ведь это вам хорошо известно! Она ведет в мою гардеробную, а оттуда в гостиную, к парадному входу.
- Где спит прислуга?
- Женщины - в комнате возле кухни, остальные - на первом этаже. У моей постели два шнура к звонкам на ту и другую половину. В случае надобности я могу разбудить слуг.
- А в комнате рядом с вашей никто не спит?
- Ну, как же, там спит сестрица Атали с мамой Зофией.
- И госпожа Зофия тоже?
- Да, конечно. Вы желаете разом изучить весь наш распорядок? Но с завтрашнего дня здесь все будет устроено по-другому.
"С завтрашнего дня?" - беззвучным шепотом отзывается мозаичная картина.
- Вы запираете двери, когда отправляетесь на покой?
- Никогда! От кого мне запираться? Слуги любят меня и преданы мне. Со стороны улицы подъезд надежно заперт, так что я в полной безопасности.
- Нет ли в эту комнату потайного хода откуда-нибудь?
- Мой дом, должно быть, представляется вам неким таинственным венецианским дворцом! - рассмеялась Тимея.
"Мой дом!.. Ты, что ли, его строила?".
- Прошу вас ради меня, сегодня, прежде чем ложиться спать, заприте на ночь все двери.
Что это? Змий, попранный архангелом, словно бы смеется на картине! Да и как не смеяться: майор, похоже, догадывается, какие сны будут сниться сегодня ночью обитателям этого дома.
Тимея с улыбкой погладила хмурое лицо жениха.
- Хорошо, вам в угоду я согласна запереть сегодня на ночь все двери.
"Запирай, запирай крепче..." - злорадно шепчет змий.
Влюбленные обмениваются нежным объятием, и вновь журчат приглушенные голоса.
- Молитесь вы на сон грядущий, любимая?
- Нет, никогда.
- Но отчего же?
- Бог, в которого я верю, хранит меня денно и нощно....
"А вдруг он сегодня отступится от тебя?..".
- Простите, дорогая Тимея, но, по-моему, философские умствования женщину не украшают. Скептицизм оставьте мужчинам, а вам подобает испытывать религиозное благоговение. Проведите эту ночь в молитвах!
- Но теперь вы перешли в лоно христианской церкви, а христианские молитвы необычайно красивы. Приготовьте на ночь молитвенник.
- Хорошо. Ради вас я научусь молиться.
Майор отыскал в молитвеннике Тимеи, некогда подаренном ей Тимаром к новому году, "молитва женщины, готовящейся ко вступлению в брак".
- Вот и прекрасно! Я выучу эту молитву наизусть.
- Да, да, прошу вас!
Тимея прочла молитву вслух от начала до конца.
"...Да падут на дом сей все кары небесные и земные: козни диавола и адский огнь, землетрясение, пожар и яд, и удары кинжальные, чума, холера, нарывы, язвы телесные и падучая, и безумие, горе. Позор и злой дух, по ночам являющийся. Аминь!" - в такт словам молитвы шипел змий, пронзенный копьем архангела....
В душе Атали бушевала дьявольская злоба. Майор словно провидел тайну, скрытую за семью печатями. Подумать только: уговорил Тимею всю ночь провести в молитве!
Будьте вы оба прокляты, будь проклят злополучный молитвенник!
Когда майор вышел в прихожую, Атали уже дожидалась там. Из спальни послышался голос Тимеи, повелительным тоном отдававшей распоряжение:
- Посветите господину майору, пока он будет спускаться с галереи!
Тимея надеялась, что хоть кто-то из слуг окажется на месте, ведь они так преданы своей госпоже. Однако вся челядь снимала пробу с праздничный яств, приготовленных к свадебному пиру.
Атали взяла со стола подсвечник и пошла впереди, освещая майору путь.
Счастливому жениху теперь все женщины были на одно лицо: их заслонила Тимея. Вот и сейчас Атали, отворившую перед ним дверь и посветившую впотьмах, он принял за горничную и, решив проявить щедрость, сунул ей в руку серебряный талер.
Майор спохватился, лишь услышав в ответ знакомы шепот:
- Премного благодарна, ваша милость!..
- Ох, барышня, простите ради бога! Я не узнал вас в потемках.
- Ничего страшного, господин майор.
- Еще раз прошу прощения. Извольте вернуть мой оскорбительный дар.
Атали с насмешливым кокетством уклонилась, спрятав за спину зажатый в руке талер.
- Завтра верну, господин майор, а пока пусть у меня побудет. Я ведь его как-никак заслужила.
Господин Качука проклинал собственную неловкость, чувствуя, как невероятная тяжесть, давившая грудь, после этого талера стала и вовсе непомерной.
Майор вышел на улицу. Домой было идти невмочь, и он повернул к гауптвахте.
- Вот что, приятель, - сказал он старшему лейтенанту, который нес службы, - приглашаю тебя завтра ко мне на свадьбу. А сегодня уж позволь мне скоротать ночь с тобою и походить с дозором по городу.
В людской стоял дым коромыслом.
Когда майор вызвал звонком привратника, чтобы тот выпустил его, слуги поняли, что госпожа осталась одна; горничная наведалась узнать, не надобно ли чего хозяйке.
Тимея решила, что это горничная светила майору на галерее. Ей ничего не нужно, разденется она без сторонней помощи, а служанка может отправляться спать, распорядилась Тимея.
Горничная вернулась в людскую.
- Теперь мы сами себе господа! - залихватски вскричал лакей.
- кошки спят - мышам раздолье! - вторит ему привратник, пряча в карман ключ от входной двери.
- Теперь бы только по стаканчику пунша опрокинуть, оно было бы и в самый раз! - развязным тоном высказал пожелание кучер.
И словно в ответ распахнулась дверь, и вошла барышня Атали с подносом в руках, на котором набатным отзвуком звенели, соприкасаясь друг с другом бокалы горячего пунша. Обычная, повседневная услуга к сегодняшнему праздничному вечеру пришлась как нельзя кстати.
"Дай бог здоровья нашей дорогой барышне!" - взрывается криками людская.
Атали с улыбкой ставит поднос на стол. В фарфоровой вазочке грудой высится сахар, с чрезмерной предупредительностью натертый апельсиновой коркой, - оттого он стал желтый и пахучий.
Госпожа Зофия больше всего любит чай именно в таком виде: добавить побольше рома и сахара, пропитанного апельсиновой цедрой.
- А ты не откушаешь с нами? - спрашивает она у дочери.
- Спасибо, я уже пила чай с господами. Голова что-то разболелась, пойду лягу.
Она пожелала матери спокойной ночи, а слугам наказала не засиживаться: ведь завтра рано вставать.
Слуги с жадностью набросились на угощение и сочли восхитительный нектар достойным завершением пирушки.
Лишь госпоже Зофии он таким не показался.
После первой же ложечки она поморщилась.
"Ну и прикус у этого пунша, точно у отвара из маковых головок, каким нерадивые матери поят капризных детей".
Этот привкус и запах показался ей настолько противным, что она не в силах была поднести бокал ко рту и отдала его поваренку. Тот, не избалованный лакомствами, выпил пунш с причмокиванием.
А госпожа Зофия, сославшись на о, что утомлена хлопотами долгого дня, тоже наказала слугам не засиживаться допоздна да проверить, хорошо ли закрыта дверь кладовой, чтобы кошка не подобралась к дорогим угощеньям, и поспешила вслед за Атали.
Когда она вошла в их общую спальню, Атали уже лежала в постели. Полог был раздвинут, и она видела дочь: Атали, укрывшись до подбородка одеялом, отвернулась к стене.
Госпожа Зофия торопливо разделась. Однако запах пунша по-прежнему преследовал ее; глядишь, из-за малюсенькой ложечки этой отравы весь роскошный ужин насмарку пойдет.
Она задула свечу и опустилась на постель, не но легла, а, приподнявшись на локтях, долго смотрела на дочь. Смотрела до тех пор, пока глаза у нее не стали слипаться, и она уснула.
Стоило ей уснуть, как она снова увидела себя в людской. Все спят мертвецким сном. Кучер повалился навзничь на скамью. Лакей уткнулся головой в стол, привратник, развалившись на полу, голову положил на спинку опрокинутого стула, кухарка прикорнула на постели, горничная - на краю плиты, голова у нее свесилась вниз, а поваренок свалился под стол. И перед каждым валяется пустой бокал из-под пунша. Только она свой не выпила.
Сон продолжается. Атали босиком, в ночной сорочке подкралась сзади и шепчет ней на ухо: "А ты, милая мама, почему не пьешь пунш? Сахару тебе мало? На, вот тебе сахар!" И наваливает ей целый стакан до краев. А запах, отвратительный запах макового зелья не оставляет ее ни на минуту.
"Не надо, не хочу!" - отбивается во сне госпожа Зофия, но Атали прижимает к ее губам бокал с горячим напитком, от запаха которого ее мутит. Ни за что не проглотить эту дрянь! Она с силой отталкивает от себя бокал и... опрокидывает на себя со столика приготовленный на ночь стакан воды.
