- Я всего лишь взял то, что и так принадлежит мне, - хладнокровно возразил тот. - Это фамильные драгоценности князей Ворожеевых. Их носила моя матушка. Кстати, здесь далеко не все, и я намерен потребовать остальные.
- Эти драгоценности подарил мне твой отец, - с вызовом произнесла Елизавета. - Они по праву принадлежат мне. И я не намерена ничего тебе отдавать. Мой долг сохранить их и передать по наследству своим детям.
- Своим детям? - переспросил Ворожеев. - Вы сказали во множественном числе? Однако позвольте заметить, моя дорогая Эльза, у вас, как, впрочем, и у меня, только один сын. Не означают ли ваши слова, что вы желаете объединить наше супружеское ложе и завести ещё детей? Я был бы очень рад новым наследникам! Хотя я совсем забыл, что вы более не способны иметь детей. Природа оказалась не очень благосклонна к вашей материнской функции.
- Упрекать в бесплодии, причиной коего стали сложные роды, отвратительно и недостойно любого мужчины, если в нем есть хоть крупица порядочности, чести и благородства. Однако к тебе это не относится. И посему, твои упреки и постоянные напоминания о моем бесплодии мне безразличны.
- Какие слова! Но мне они тоже безразличны. Чего я не могу сказать о фамильных драгоценностях. Если рассудить по справедливости, то они должны находиться у меня. Думаю, Алексису они без надобности. А вы, моя дражайшая супруга, собираетесь со мной разводиться. И с вашей стороны просто непорядочно претендовать на них.
- А с твоей стороны порядочно обвешивать этими драгоценностями, которые носила твоя матушка, невесть кого; или сдавать их в ломбард затем, чтобы выручить за них убогую сумму и сразу же её прокутить?
- Ну, зачем же так приземленно! - брезгливо фыркнул Ворожеев. - Я собираюсь подарить их той, которая займет место княгини Ворожеевой, когда вы его оставите. Не смотрите на меня таким недоброжелательным взглядом, моя дражайшая супруга! Если вы со мной разведетесь, я попытаюсь найти счастье с другой женщиной. Быть может, не столь благородной и умной, как вы, но зато более горячей, страстной и пышущей здоровьем. А самое главное - она подарит мне бурные ночи и много наследников - то на что вы, моя дражайшая супруга, уже давно неспособны.
- Неужели я наконец-то от тебя освобожусь? - холодно произнесла Елизавета, пряча под своей холодностью обиду. - А я-то думала, мне предстоит тяжелая битва!
Ворожеев панибратски похлопал её по плечу.
- Eh bien, que tu!20 - ухмыльнулся он. - Разве я могу тебя разочаровать? Я предоставлю тебе такую битву, какой даже не видел сам Бонапарт. Я пущу в ход все средства.
- Зачем? Зачем тебе все это нужно?
- Затем, что тебе это не нужно, - просто объяснил он.
- Глупо было задавать этот вопрос, - с горечью произнесла Елизавета. Ты всегда все делал вопреки моим желаниям. Все твои поступки и действия сводились в конечном счете к тому, чтобы досадить мне. Тебе доставляло неописуемое удовольствие все то, что было неприятно мне.
- Не могу сказать, чтобы наш брак доставлял мне хоть какое-либо удовольствие, - пренебрежительно произнес он. - Ты разочаровала меня как жена и как мать. Но для меня брак - священен. Мы повенчаны в церкви. Нас соединил Господь. Отречься от этого брака - все равно, что совершить святотатство.
Он произносил эти высокопарные фразы с иронией, смешанной с откровенной издевкой. Он знал, что его утонченные и подковыристые издевательства действовали на неё гораздо больнее, нежели грубые оскорбления. И он не упускал случая, чтобы их применить.
- Шут! Насмешник! Ничтожный и подлый человек! - сквозь зубы прошипела Елизавета, стараясь сдерживать свой порыв ярости. - Как я тебя ненавижу!
- Возможно ли это? - с наигранным возмущением спросил Ворожеев. Возможно ли ненавидеть отца своего сына? Сына, которого обожаешь! Оскорбляя меня подобными словами, ты оскорбляешь своего сына. Нашего дорогого Алексиса. Ведь он - плоть от плоти моей. Не правда ли, забавно? Твой единственный сын - твоя гордость, твоя радость и смысл твоей жизни, - плоть от плоти моей. Тот, кого ты больше всего любишь, является продолжением и частью того, кого ты больше всего ненавидишь.
- Ты в этом уверен? - непроизвольно вырвалось у Елизаветы.
- В чем именно? В том, что ты любишь Алексиса или в том, что ненавидишь меня? Или, может быть, в том, что Алексис - плоть от плоти моей?
От его последних слов Елизавету передернуло. Ее охватило волнение.
- Так какая же из моих уверенностей должна вызвать у меня сомнение? настаивал он.
- Вряд ли Алексиса можно назвать твоим продолжением, - несмотря на свое волнение, твердым, спокойным голосом заявила она. - Слава богу, ему не передались от тебя твои отрицательные черты и повадки. Он куда более мое продолжение, нежели твое.
- И тем не менее он мой сын, - с гордостью произнес Ворожеев. - В нем течет моя кровь. Он Ворожеев! Он единственный наследник древнего княжеского рода Ворожеевых!
Елизавета закрыла глаза и поднесла руки к вискам, словно сказанное причиняло ей огромную боль. Ворожеев окинул её злорадным взглядом.
- Ручаюсь, ты бы все на свете отдала, чтобы это было не так! ухмыльнулся он. - Ты бы хотела, чтобы его отцом был кто-нибудь другой. Неважно - кто! Лишь бы не я!
- Это верно, - холодно ответила она.
- Но увы! - развел руками он. - Увы, для тебя и, к радости, для меня, я - отец Алексиса.
- Как знать!
- Право, если бы я не был так уверен в твоей высоконравственности и добродетели, подобное восклицание заронило бы в моей душе сомнения.
В этот момент на пороге кабинета показался Алексис. В руке он держал канделябр. Мерцающее пламя свечей освещало его прекрасное, благородное лицо, на котором едва заметны были следы тревоги.
- Матушка, что здесь происходит? - обеспокоенно спросил он. - Я услышал голоса и... Le pere21? Вы здесь? В такой час?
- Mais que tu es etonne, le fils?22 - развязным тоном произнес Ворожеев. - Как-никак я нахожусь в спальне своей супруги.
- Перестань насмешничать! - воскликнула Елизавета.
- К моему великому сожалению, эти двери для меня уже давно закрыты, с напыщенным вздохом произнес Ворожеев. - И мне остается только одно: подобно влюбленному рыцарю, рискуя своей жизнью, пробираться в заветную комнату, дабы лицезреть даму своего сердца. Ты не представляешь, мой дорогой Алексис, как я истосковался по своей супруге и по тебе - своему сыну!
- Однако вам не нужно было приходить сюда ночью, да ещё тайно, - с нотками упрека произнес Алексис. - Вы очень напугали матушку. И меня, признаться, тоже. А если бы вас приняли за грабителя? С вами ненароком могли сделать что-нибудь недоброе. Мне страшно об этом подумать!
- Страшно подумать? - жалостливым голосом переспросил Ворожеев. Какое чуткое сердце у моего сына! Тебе небезразлична моя судьба?
- Конечно. Вы же мой отец.
- Как ты меня растрогал, мой дорогой Алексис! Позволь мне обнять тебя! - Он протянул руки к сыну, однако тот не двинулся с места. - Ну что же ты? Приди в мои объятия, мой дорогой Алексис!
- Простите меня, папа, - с сыновним почтением произнес тот, - но я не могу этого сделать. Я бы с удовольствием вас обнял... если бы ваши проявления чувств ко мне были искренними и не отдавали притворством.
- Стало быть, так! Ну что ж! Поскольку моя супруга и мой сын не оценили по достоинству мои высокие порывы и все жертвы, на которые я пошел, дабы иметь удовольствие видеть их и говорить с ними, то мне ничего не остается сделать, как... - Он гордо выпрямился. - Покинуть этот негостеприимный и суровый дом. Приношу свои извинения за доставленные неудобства: вам, моя дражайшая супруга, и тебе, сын.
Он принялся с притворной вежливостью перед ними раскланиваться.
- Убирайся, шут! - раздраженно воскликнула Елизавета.
- Однако, моя дражайшая супруга, между нами остался один неулаженный вопрос, - напомнил Ворожеев. - Алексис, ты не оставишь нас наедине?
Алексис вопрошающим взглядом посмотрел на мать. Она слегка улыбнулась и моргнула глазами, как бы давая ему понять, что он может не беспокоиться за нее. Алексис молча вышел.
- Что тебе нужно? - грубо спросила Елизавета.
- Я насчет драгоценностей, которые принадлежат мне по праву, - нагло заявил Ворожеев.
- Можешь забирать то, что тебе удалось стащить, - надменно произнесла Елизавета.
- Стащить, - поморщился он. - Повторяю: эти драгоценности мои по праву. Однако здесь далеко не все. И я хотел бы получить их в полном объеме.
- Ничего ты не получишь! А коли будешь настаивать, я предам тебя в руки полиции, как вора.
Он рассмеялся.
- Своего собственного мужа? - с ехидством произнес он. - Ты выставишь себя на посмешище.
- Мне нет до этого дела!
- Ну, хорошо! Будем считать, что мы договорились.
- Кстати, наряду с другими драгоценностями, - заявила Елизавета, - ты прихватил одну диадему с аквамарином: мою по праву. Ее подарил мне мой батюшка, когда я была ещё ребенком.
- Неужели? - выразил недоумение он и запустил руку в свой карман. Ах, и в самом деле! Вот она - эта диадема. С удовольствием, её возвращаю.
