Роберт выходит из ванной комнаты. Лицо его осунулось. У него помятый вид.
— Я мешаю тебе, — говорит Анук. — Тебе лучше побыть одному…
— Меня тревожит мое горло, — говорит он. — Я же не гулять сюда приехал. Мне надо ходить на совещания. А я не чувствую себя в форме.
— На какую кровать мне ложиться? Правую или левую?
— Решай сама… Взгляни-ка сюда…
Он подводит ее к окну.
— Ты хочешь показать мне город?
— Нет. Как включить кондиционер.
Он включает его.
— Смотри. Это — крайняя позиция. Если хочешь выключить, поверни рычаг в обратном направлении.
Индейцы уже исчезли с экрана. Теперь женщина нахваливает какой-то стиральный порошок.
Анук не может оторваться от окна. Внизу под ними ослепительными огнями сверкает и переливается город. Если Роберт уляжется спать, она тут же спустится в холл…
— Я хочу принять ванну, — объявляет Анук.
Надо же что-то делать, чтобы разрядить напряженную обстановку.
«Прощай спокойный вечер, — думает Роберт. — Анук превращает даже такое банальное событие, как принятие ванны, в настоящую китайскую церемонию. Кошмар!»
— А ты не хочешь спать?
— Я хочу немного размять ноги.
«Ничего у меня не выйдет, — думает Анук. — Придется сидеть в номере. Тем хуже».
— Я спрошу в регистратуре, можно ли заказать массаж… — произносит она вкрадчивым голосом.
Ее привычка к роскоши раздражает Роберта.
— Массаж в Соединенных Штатах обойдется недешево…
— Один раз не в счет… У меня есть деньги…
Анук усаживается у телефона. Она внимательно изучает проспект с перечнем услуг, которые предоставляются постояльцам. «Едва успела поселиться в отеле, а уже заказывает все, что только ей в голову взбредет», — думает Роберт.
Анук долго говорит по телефону. Она пытается обворожить своего невидимого собеседника. «После восьми часов, проведенных в самолете, я чувствую себя так, словно по мне проехался каток по укладке асфальта. Будьте так любезны, пришлите мне массажиста или массажистку, все равно… Номер комнаты…» Немного погодя она заказывает в номер минеральную воду и фрукты. «Я поем их перед телевизором» — говорит она.
Она умеет устраиваться в этой жизни. Роберт чувствует себя так, будто его обокрали: этот вечер должен был по праву принадлежать ему. Он невольно завидует безукоризненному произношению Анук… Он слишком поздно начал изучать английский язык. И конечно, потратил впустую немало времени и денег. Наконец, его фирма оплатила ему курсы с «погружением». Анук же свободно владела английским всего лишь потому, что с раннего детства у нее были гувернантки.
— Ты хорошо говоришь по-английски, — говорит он.
В душе он считает, что его сильно обделила судьба.
— К семи годам я уже говорила на двух языках. Потом я еще год совершенствовала язык в спецшколе. Вполне нормально…
«Нормально! Кто бы говорил! — утешает он себя. — Ты получил то, что хотел… Девушку из высшего общества…»
«Девушка из высшего общества» окидывает взглядом гостиничный номер и остается довольна. Она переключает канал. На цветном экране появляется надпись с названием фильма.
— Боевик! Это — для тебя, — говорит Анук. — Ладно, так и быть, и я посмотрю его. Сегодня мне понравится все что угодно. Я скоро привыкну к американскому произношению. Мне было бы совсем легко, если бы здесь говорили, как в Бостоне. Бостонский акцент очень близок к оксфордскому произношению.
На экране возникает горный пейзаж. Появляется автомобиль, за ним другой. Из первой машины выглядывает мужчина. Тра-та-та — трещит его пулемет. Шины второй машины пробиты, она теряет равновесие, врезается в скалу и, охваченная пламенем, падает вниз.
— А что? — рассуждает Анук. — В самом деле, и такой вид развлечений имеет право на существование…
Неожиданно блондин с лицом проходимца прерывает действие фильма и расхваливает достоинства шин высокой прочности.
— Американская реклама — такая скучища!
— А мне нравится, — отвечает Анук. — Для меня все здесь в новинку.
— Я скоро вернусь, — обещает Роберт.
С огромной неохотой он выходит из номера в тот момент, когда на экране телевизора агенты ФБР осматривают останки сгоревшей машины.
Анук с блаженством вытягивается на кровати. Просторная уютная комната: две кровати, широкое окно, спрятанное за сдвинутыми шторами, вместительный зеркальный шкаф.
Анук готовит себе ванну. Позднее, уже в воде, она разглядывает свое тело. Ей грех жаловаться. Что и говорить, она прекрасно сложена. Не всякая девушка может похвастаться такой гладкой и нежной кожей. Анук отгоняет нахлынувшие вдруг тяжелые воспоминания. Она не хочет возвращаться к прошлому. «Никогда. Да будет благословенна короткая память. Пусть сердце навсегда останется холодным, а тело свободным. Ее цель? Стать такой, каким был ее дед. Считать свои шаги и деньги до самой смерти. Ее дед был живым воплощением эгоизма и успеха».
Она обманывает себя. В душе она борется с угрызениями совести. «О, нет, все кончено. Никаких привязанностей и переживаний. Жить, чтобы жить!»
Анук вышла замуж так, как входила в шикарный магазин. Высоко подняв голову и слегка раздувая ноздри от гордости, что может позволить себе сделать такой выбор за свои деньги. Брак для нее был лишь сделкой, скрепленной людьми и церковью. Подвенечное платье, заказанное у знаменитого кутюрье, было ослепительно белого цвета, что вызвало у нее искренний смех. Во время свадебной церемонии Анук еле сдерживалась, чтобы не расхохотаться. Еще немного, и она бросила бы венок флердоранжа в лицо удивленного кюре. «Довольно воспоминаний. Я в Вашингтоне», — уговаривает она себя.
Выйдя из ванной комнаты, Анук усаживается перед телевизором.
Экранный бандит измывается над своей жертвой, испуганной молодой девушкой. «Что вы знаете о своем отце?» — кричит он. «Ничего, — отвечает девушка. — Ничего. Отец как отец».
— Счастливая! — восклицает Анук. — А мой предок может быть лишь героем фильма Фрица Ланга.
Гангстер закатывает девушке звонкую пощечину.
— Как это здорово! — замечает Анук, — когда бьют других…
И еще… Это совсем другая оплеуха.
Анук надеется, что вызванный ею массажист окажется молчаливым чернокожим.
В дверь стучат. Она отвечает:
— Да.
И идет открывать.
Стоящий за дверью высокий белобрысый мужчина с учтивым поклоном произносит:
— Здравствуйте, мадам. Я — массажист.
— Входите, — говорит Анук. Она явно разочарована.
Она прикрывает дверь, а массажист направляется в ванную комнату.
— Мадам, никогда не забывайте опустить цепочку. Порой она может спасти вам жизнь… Ведь она так и называется — цепочка безопасности.
И уже из ванной комнаты:
— Если кто-то будет ломиться в дверь, вы успеете благодаря опущенной цепочке позвонить по телефону и позвать на помощь…
Он выходит из ванной.
— Я вынужден переодеваться перед каждым массажем. Во время работы с меня пот льет градом. Вы хотите получить полный массаж или же я должен размять только спину?
— Спину и ноги.
Она ложится на постель. Она прикрывает лицо маленькой подушкой. Где же прекрасный чернокожий? Вот не повезло.
— Ай, — восклицает она, — не надо так усердствовать…
— Мадам, у вас тело спортсменки, — говорит массажист. — Никаких жировых отложений, одни лишь мускулы. Я делаю вам глубокий массаж. Я — литовец. Вот уже тридцать пять лет как я живу в Соединенных Штатах Америки. Так хорошо, мадам? Вам не больно?
— Все в порядке. Мои лодыжки словно свинцом налились.
— Сейчас все пройдет… Француженка?
— Что? Заметно?
— Почти не заметно. Вы говорите по-английски с меньшим акцентом, чем я. Туристка?
— Мой муж прилетел сюда по делам. Я составила ему компанию.
— Надеюсь, вас предупредили о том, что по вечерам опасно выходить на улицу… Перемещаться по городу можно только на такси, от двери до двери. Вашингтон не для вечерних прогулок. Здесь часто нападают на прохожих…
Она почти не слушает его.
— Красивый город, — произносит она немного погодя. — Широкие улицы, много деревьев… Вечером он мне особенно понравился.
— Вашингтон — самый зеленый город в Соединенных Штатах Америки, — отвечает массажист. — Город и в самом деле хорош… Днем… Однако стоит только сгуститься сумеркам, как здесь убивают на каждом шагу…
— И кто же тут убийцы и кто жертвы? — спрашивает она.
— Черные убивают белых, белые убивают черных, наркоманы могут убить вас за то, что вы не дали им денег на наркотики, оказавшиеся на мели люди нападают на тех, кто при деньгах.
— И всегда виноваты чернокожие, — произносит, зевая, она. — Здесь одни расисты кругом… Несчастные черные, как нелегко приходится им в Америке…
